Любовь Воронкова - В глуби веков

— Именно так! — выкрикнул и юный Арбупал, сын Дария.

Это была его первая война. Он ждал сражения с веселым нетерпением. Он уже видел, как скачет на коне навстречу Александру, а потом гонится за ним, а потом настигает и убивает дерзкого пришельца!..

— Пусть идет!

Мемнон с досадой покачал головой. Они ничего не понимают. Они, как слепые, не видят, что бессчетная персидская армия давно уже не так сплочена и не так воинственна, как была когда-то при царе Кире и даже еще при Ксерксе; что завоеванные персами государства совсем не стремятся защищать власть персидского царя, а, наоборот, стремятся эту власть сбросить…

Персидские правители не сумели объединить покоренные ими народы ни общим языком, ни общей культурой, ни общими интересами. Они знают только одно — облагать их налогами и всевозможными повинностями. Этим тупым правителям безразлично то, что народ их ненавидит, что народ изнемогает под тяжестью их жестокой власти. Они не понимают, что этот народ предаст их при первой же возможности. Что эллинские города, расположенные на азиатском берегу, будут с радостью встречать Македонянина, чтобы освободиться от персидской зависимости, как от тяжкого ярма… Молодой Александр не так опрометчив, как это кажется. Пустившись завоевывать Азию, он все учел: и разрозненность народов Персидского государства, и медлительность полководцев, и бездеятельность царя…

Мемнон встал.

— Позвольте мне дать вам совет, — сказал он, — я знаю македонян…

— Еще бы! — ехидно усмехнулся Арсам. — Ты ведь когда-то гостил в Пелле у Филиппа!

— Я знаю их войско, — твердо продолжал Мемнон, кинув на Арсама холодный взгляд, — и не только в Пелле я видел македонские фаланги. Не так давно мне пришлось сразиться с авангардом македонян, с их полководцем Парменионом. Как вам известно, я оттеснил его к Геллеспонту, однако спихнуть македонян в Геллеспонт мне так и не удалось. Если бы вы тогда были поворотливей и пришли бы ко мне на помощь, мы бы овладели всем побережьем. Но вы медлительны, а македоняне действуют быстро. Битва с Александром будет трудной.

— Да он же мальчишка и глупец, — тупо повторил Нифат.

— Но с этим мальчишкой пришли старые полководцы Филиппа, — продолжал Мемнон, — а они умеют воевать, они не знают страха, а в битву их посылает жестокая необходимость — им не хватает свободных земель. И ради того, чтобы захватить эти земли, они будут биться, не щадя сил. Сражение с ними обойдется нам дорого, и еще неизвестно, достанется ли нам победа.

Презрительные усмешки, сердитые восклицания: «Достанется ли нам победа? А кому же она достанется?».

— Ты, кажется, хотел дать нам совет? — прищурясь, напомнил Мифридат.

— Да. И совет мой такой, — ответил Мемнон, — не вступать в сражение с Александром: нам тут нечего ждать победы. Если они проиграют — неудачное нападение, вот и вся их потеря. А если мы проиграем — мы потеряем страну.

— О! Что он говорит?!

— Так он же эллин!

— Пехота македонян сильнее персидской, — не смущаясь злых выкриков, продолжал Мемнон, — и они вдвое опасны, потому что идут в битву под начальством своего царя. А в персидском войске царь отсутствует.

— Еще что! Он хочет, чтобы сам великий царь Дарий беспокоился из-за какого-то жалкого отряда македонян!

— Мемнон не уважает великого царя Дария!

— Единственный выход — это избегать сражения, — холодно и твердо продолжал Мемнон. — Надо отходить в глубь страны и, уходя, оставлять за собой пустыню — вытаптывать конницей посевы, увозить хлеб, угонять скот, сжигать селения и города… Тогда Александр сам уйдет отсюда — ему нечем будет кормить войско.

Взрыв негодующих голосов заставил Мемнона замолчать.

— Уничтожать все? — в ярости набросился на него Арсит, правитель Фригии. — Вытаптывать посевы? Сжигать города? Да я первый не позволю, чтобы в моей сатрапии вытоптали хоть одну ниву, и никогда не допущу, чтобы у меня во Фригии сгорел хоть один дом!

Полководцы единодушно встали на сторону Арсита. Мемнон — эллин, можно ли ему доверять? Он просто хочет затянуть войну, чтобы как можно дольше получать от царя Дария почести и награды: он же наемник!

Нет, персидские военачальники достаточно проницательны. Они не примут совета Мемнона.

Они поступят так, как и пристало полководцам великой державы: дадут бой и сразу покончат с Александром. Именно так они и сделают!

Мемнон ушел рассерженный. Да, он лишь наемник. Он не имеет права приказывать, он только может выполнять приказы тех, кто платит ему деньги, — приказы военачальников великого персидского царя, который так же ничего не смыслит в военных делах, как и его стратеги.

«Пусть идет!» — саркастически усмехнулся Мемнон, покачивая головой. — Эх, тупые ваши мозги! Он-то идет, и придет прежде, чем вы соберетесь его встретить».

Ворча и бранясь себе в бороду, Мемнон угрюмо, тяжелым шагом прошел вдоль костров своего лагеря. Исподлобья кидал он взгляды на стрелков и гоплитов, нищих, лишенных родины людей, у которых нет ничего — ни земли, ни пристанища, ни крыши над головой. Даже семьи свои, жен и детей, они возят за собой в обозах. Все их богатство — меч, да копье, да неверная судьба воина, каждый день рискующего жизнью.

И не за родину рискуют жизнью, не за родную землю, а за плату наемника, жалкую плату. Дерутся, с кем прикажут, зачастую с людьми своего же племени… Впрочем, кто из них помнит свое племя? И разве он сам, Мемнон, не такой же наемник, как все они?

Мемнон резко поднял голову, синие глаза его блеснули. Нет, не такой же. Теперь-то не такой же, когда Македонянин захватил высшую власть в Элладе. Хотя Мемнон, начальник отряда наемников, уже давно скитается по разным странам со своим буйным и отважным войском, он все-таки — эллин.

Ах, если бы персы дали ему командовать персидским войском, он бы знал, как справиться с Македонянином! Но разве персидские правители — сатрапы — поступятся своей вельможной спесью и разве поверят, разве поймут, что ему, эллину, цари Македонии еще ненавистней, чем им, персам!

План Мемнона на военном совете не принят. Значит, надо готовиться к сражению, чтобы «сразу убить Александра и на этом закончить войну».

Вернувшись в свой шатер, он велел позвать сыновей. Юноши явились тотчас, один за другим, оба в длинных персидских одеждах, стройные, с широким разворотом плеч. И совсем юные, как птенцы, которые только что вылетели из гнезда, но которым кажется, что они совсем уже взрослые птицы, что они все могут и что весь мир создан именно для них. Они молча стояли перед отцом и ждали, что он им скажет.

Мемнон, задумавшись, глядел на них. Что принесет им завтрашний день? Это его дети, дети любимой жены, кроткой и прекрасной Барсины, которая сейчас ждала его в Зелее. Такие же темные, затененные длинными ресницами глаза, такие же продолговатые, с нежным овалом лица… Знает ли Барсина, что завтра он поведет ее детей в тяжелый, очень тяжелый бой? Знает. Она всегда все знает — такое чуткое у нее сердце.

Мемнон неслышно вздохнул.

— Завтра наденьте полное снаряжение, — сказал он. — Обязательно.

— Отец, — старший, ему не было и семнадцати, выступил вперед, — да нам и воевать-то не придется. Македоняне убегут, как только увидят нашу армию!

— В доспехах тяжело будет догонять их! — улыбнулся младший.

— Делайте, как я приказал, — сурово ответил отец. — Воевать нам придется. Уж об этом-то Александр позаботится. А догонять? До сих пор во всех сражениях в Элладе догонял только он.

Сыновья вспыхнули, схватились за мечи.

— Уж не думаешь ли ты, что мы способны бежать с поля битвы?

— Нет, не думаю. Но приказываю: наденьте доспехи и будьте готовы встретить опасного врага. Очень опасного. Идите!

Юноши переглянулись, поклонились отцу и вышли. Полы шатра закрылись за ними.

— Старею, — проворчал Мемнон, — предчувствия, тоска… — И, закрыв глаза, мысленно попросил Барсину: «Помолись за нас, Барсина! Молитвы жен и матерей доходят до всех богов!»

Река Граник, которой было суждено остаться навсегда в человеческой памяти, невелика. Зарождаясь в вершинах горы Иды, она с игрой, с шумом и блеском сбегает в узкую прибрежную долину. Здесь она становится спокойнее, глубже, не торопясь пересекает побережье и впадает в синие воды Пропонтиды[*].

За Граником начиналось ущелье, горный проход, ворота в царство Дария. К этим воротам и вел скорым маршем свое войско Александр.

Александр торопился, стремясь перейти Граник, пока персы не догадались закрыть проход. Он ехал во главе конного отряда этеров, своих телохранителей — знатных македонян, которые всегда дрались в бою рядом с ним. Конница этеров шла под командой Филоты, сына Пармениона.

Следом двигалось войско. Мчались отряды всадников — конницы македонская и фессалийская. Всадники были в шлемах, в панцирях, с копьями, с мечами при бедре. Ровным шагом шли пешие тяжеловооруженные войска — педзэтеры. Это почетное название царь Филипп дал своим македонским фалангам; лес длинных копий — сарисс — покачивался над их шлемами, под их тяжкой поступью гудела земля. Шли гипасписты — более легкая пехота и более подвижная, чем фаланги, связующее звено в бою между нападающей конницей и фалангой. Гипасписты шли под командой молодого Никанора, сына Пармениона, брата Филоты. Быстро двигалась легковооруженная пехота, которая в сражениях со стрелами и дротиками пробивается вперед, налетает с флангов, забегает в тыл врага. Стройно шагали пельтасты — «прикрывающие щитом» — в жестких холщовых панцирях, пропитанных солью. Такой панцирь не брал даже топор.