— Вы имеете в виду лаббоков? — спросила Чармейн.
Она поставила все обратно на поднос и выпила последний глоток кофе, собираясь встать и уйти.
— На свете, — отчеканила Ведьма, — насколько мне известно, есть только один лаббок. Видимо, он убил всех своих соперников. Однако — да, тот обвал устроил именно лаббок. Я это видела.
— Тогда можете не тревожиться, — сказала Чармейн и встала. — Лаббок погиб. Его убил Кальцифер — позавчера.
Ведьма была потрясена.
— Расскажите! — взмолилась она.
Хотя Чармейн не терпелось отправиться в Королевскую резиденцию, она против своей воли была вынуждена сесть, налить себе еще чашку кофе и рассказать Ведьме все — не только о лаббоке и о лаббочьих яйцах, но и о Ролло и лаббоке. А пользоваться магией в таких целях вообще нечестно, думала она, против своей воли рассказывая Ведьме о том, что Кальцифер, похоже, пропал без вести.
— Что же вы тут сидите?! — возмутилась Ведьма. — Немедленно бегите в Королевскую резиденцию и рассказывайте все Софи! Бедняжка, наверное, места себе не находит от беспокойства! Скорей, скорей!
И никакого «Спасибо, что рассказали», подумала Чармейн. Нет, лучше моя мама, чем мама Питера. И гораздо лучше — завтрак в компании принцессы Хильды!
Она встала и вежливо попрощалась. И бросилась через гостиную и через сад на дорогу, а Потеряшка вилась у ее ног. Хорошо, что я не рассказала Ведьме про путь через конференц-зал, думала Чармейн на бегу, чувствуя, как очки прыгают на груди. А то бы она заставила меня пойти той дорогой и я не смогла бы поискать Кальцифера.
Она подбежала к тому месту, где Кальцифер взорвал лаббочьи яйца, — перед самым поворотом. От утеса отвалился огромный кусок, гора булыжников осыпалась почти до самой дороги. На эту гору карабкалось несколько человек, похожих на пастухов, — они искали засыпанных обвалом овец и чесали в затылке, недоумевая, отчего же приключилось такое бедствие. Чармейн растерялась. Если бы Кальцифера можно было найти, его уже нашли бы эти люди. Она перешла на шаг и внимательно оглядела гору булыжников. Нигде не было ни проблеска голубизны, ни язычка пламени.
Чармейн взяла себя в руки, решила как следует поискать Кальцифера на обратном пути и побежала дальше, едва замечая, что небо было голубое и ясное, а над горами повисла нежная голубая дымка. Начинался редкий для Верхней Норландии знойный день. Сама Чармейн этого даже не заметила, а вот Потеряшка мгновенно перегрелась, стала пыхтеть и переваливаться на бегу с боку на бок и высунула розовый язычок так далеко, что он едва не волочился по дороге.
— Эх, ты! Не надо было давать тебе блинчик, — вздохнула Чармейн, взяла Потеряшку на руки и затопала дальше. — Зря Ведьма рассказала мне, что ты колдовская собака, — призналась она на бегу. — Даже и не знаю, как к тебе теперь относиться.
Когда Чармейн добралась до окраины города, то перегрелась не меньше Потеряшки, — ей было так жарко, что она жалела, что у нее нет длинного языка и нечего высунуть. Чармейн пришлось перейти на быстрый шаг, и, хотя она выбрала самый короткий путь, все равно до Королевской площади шла целую вечность. Наконец она свернула на площадь — и обнаружила, что путь ей преградила толпа зевак. Добрая половина населения Верхней Норландии собралась поглазеть на новое здание, стоявшее в нескольких футах от Королевской резиденции. Здание было высотой почти с резиденцию, длинное, мрачное, как будто вымазанное в угольной пыли, и на каждом его углу красовалось по башне. Это был тот самый замок, который Чармейн видела, когда он печально и потерянно полз по горам. Чармейн уставилась на него в таком же изумлении, что и все собравшиеся на площади.
— Как оно сюда попало?! — спрашивали друг друга зеваки, пока Чармейн проталкивалась к замку. — Как оно пролезло?!
Чармейн посмотрела на четыре улочки, выходившие на Королевскую площадь, и задалась тем же вопросом. Все улочки были по меньшей мере вдвое уже замка. Однако вот же он — высокий и основательный, как будто выстроил сам себя на площади за ночь. Чармейн протолкалась к нему с растущим любопытством.
Когда она очутилась под самыми стенами, из одной башни вырвалось голубое пламя и метнулось к ней. Чармейн отпрянула. Потеряшка дернулась. Кто-то вскрикнул. Толпа разом подалась назад, и Чармейн осталась стоять одна — а перед ней вровень с лицом повисла голубая капелька. Обтрепанный хвостик Потеряшки замолотил по руке Чармейн в знак приветствия.
— Если вы идете в резиденцию, — протрещал им Кальцифер, — скажите им, чтобы поторопились. Не могу же я держать здесь замок до обеда.
Чармейн чуть не потеряла дар речи от восторга.
— Я думала, вы погибли! — выговорила она наконец. — Что произошло?!
Кальцифер запрыгал в воздухе, — похоже, ему стало немного неловко.
— Наверное, сам себя контузил, ничего не помню, — признался он. — Очутился под грудой камней. Пробирался наружу весь вчерашний день, что твой червяк. Когда удалось вылезти, пришлось искать замок. Он убрел на много миль. Я тут на самом деле совсем недавно. Скажи Софи. Она собиралась сегодня сделать вид, будто уезжает. И еще скажи, что у меня дрова на исходе и я вот-вот погасну. Тогда она наверняка примчится.
— Скажу, — пообещала Чармейн. — Вы точно целы?
— Только проголодался, — ответил Кальцифер. — Дрова. Не забудь.
— Дрова, — кивнула Чармейн и направилась по ступенькам к дверям резиденции, охваченная внезапным чувством, что жизнь стала куда лучше, свободнее и счастливее, чем только что казалось.
Сим открыл ей на удивление быстро. Он выглянул наружу, увидел замок и толпу зевак и покачал головой.
— Ах, мисс Шарман, — проговорил он. — Утро обещает быть довольно хлопотливым. Не уверен, что его величество уже готов приступить к работе в библиотеке. Но вы все равно входите, прошу вас.
— Спасибо, — сказала Чармейн и спустила Потеряшку на пол. — Ничего страшного, я подожду. Я все равно хотела сначала поговорить с Софи.
— Софи… гм… признаться, миссис Пендрагон отчасти и стала причиной наших утренних хлопот, — проговорил Сим, закрывая дверь. — Принцесса очень огорчена и… Впрочем, ступайте за мной, и вы сами все увидите.
Он зашаркал по сырому коридору, поманив Чармейн за собой. Не успели они свернуть за угол, к каменной лестнице, как до Чармейн донесся голос повара Джамала:
— Откуда человеку знать, что нужно готовить, я вас спрашиваю, если гости то уезжают, то не уезжают, то снова уезжают?! — За этим последовал сочный рык пса Джамала и изрядный хор прочих голосов.
Софи стояла у лестницы с Морганом на руках, Светик с видом напуганного ангела держался за ее юбку, а толстая нянька стояла рядом и, как всегда, ничего не могла поделать. Лицом к Софи высилась принцесса Хильда — Чармейн еще не видела, чтобы она была настолько царственной и учтивой. Король тоже был там — красный и, очевидно, преисполненный королевской ярости. Один взгляд на их лица — и Чармейн поняла, что о дровах здесь упоминать пока не следует. Принц Людовик с самодовольной усмешкой облокотился о перила. Его дама была рядом, все такая же высокомерная, в своем почти-что-бальном платье, — и, к ужасу Чармейн, бесцветный господин тоже был здесь — согнулся в почтительном полупоклоне рядом с принцем.
И ведь нипочем не скажешь, что это чудовище только что отняло у короля все деньги, подумала Чармейн.
— Это беспардонное злоупотребление гостеприимством моей дочери, вот что это такое! — негодовал король. — Вы не имеете права давать обещания, которые не намерены выполнять! Если бы вы были из наших подданных, мы бы запретили вам уезжать!
Софи ответила, стараясь держаться с достоинством:
— Я намерена выполнить свое обещание, сир, но нельзя же требовать, чтобы я оставалась здесь, если моему ребенку угрожают. Если вы позволите мне увезти его в безопасное место, у меня будут развязаны руки, и я сделаю все, что пожелает принцесса Хильда.
Чармейн поняла, в каком затруднении оказалась Софи. В присутствии принца Людовика и бесцветного господина она не могла сказать королю, что только делает вид, будто уезжает. И ей действительно нужно было как-то уберечь Моргана.
— Хватит давать нам лживые обещания, сударыня! — вскипел король.
Внезапно Потеряшка у ног Чармейн начала рычать. Принц Людовик за спиной у короля засмеялся и щелкнул пальцами. Того, что произошло дальше, никто не ожидал. Нянька и дама Людовика разом выскочили из платьев. Нянька превратилась в лилового силача с блестящими мускулами и когтистыми босыми ногами. Бальное платье дамы сползло на пол, оголив крепкий сизо-лиловый торс в черном трико, в спине которого были проделаны дырки для пары хилых на вид лиловых крылышек. Оба лаббокина двинулись на Софи, протягивая к ней большие лиловые руки.