Во-вторых, — размер листа. Слишком неосторожно использовать для секретной записки целый лист из тетради.
И, в-третьих, — сам текст. Он не был зашифрован. Прочитав его, Самсон выругался и потер ладонью могучий, обросший седой щетиной затылок. Вот что там было написано крупным ученическим почерком: «Донесение № 1. В эту среду из города повезут бомбы на поезде. Вагоны с красными крестами, будто идет санитарный состав. А во вторник с утра генерал Клюгер на машине будет делать объезд местных гарнизонов. Говорят, начнет со станции Бурино. Обязательно приходите 7 августа. Хотим, чтобы пришел сам товарищ Самсон, если он сможет. Кудинов».
Много секретных донесений читал Самсон, но такое впервые попало в его руки. Он еще раз перечитал записку и припомнил все, что знал о Кудинове.
Настоящая фамилия врача была Алтуфьев. Фашисты заставили его работать в концлагере. Несмотря на усиленную охрану и постоянную слежку, врач сумел наладить связь с ближайшим партизанским отрядом и организовал два побега из лагеря. Благодаря Алтуфьеву сорок пять пленных влились в партизанский отряд.
Гитлеровцы стали подозревать врача. Тогда партизаны снабдили Алтуфьева документами на имя Кудинова, шифром для связи и перебросили в другой город, сообщив при этом Самсону.
Кудинов устроился на работу в офицерском госпитале и вскоре был вызван на встречу с представителем нового партизанского отряда. Связной Самсона передал ему необходимые распоряжения. И вот на столе в землянке командира первое донесение, подписанное Кудиновым.
Эта подпись, вернее с усердием выведенная фамилия, совершенно сбивала Самсона с толку.
— Ведь надо же додуматься до такого!.. — гремел он, тяжело топая по землянке. — Идиот он, что ли?
Начальник штаба, уже читавший записку, категорически заявил:
— Провокация, Александр Гаврилович!
— Провокация? — переспросил Самсон. — Самый последний эсэсовец так грубо не работает! Пожалуйста — приглашает меня на встречу! И не приглашает, а приглашают! Заметь, как пишут: «Хотим, чтобы пришел сам товарищ Самсон». «Хотим», а не хочу! Сколько же их там? И кто это хочет?
После короткого раздумья Самсон спросил:
— Как думаешь, не болен ли Кудинов? В концлагере свихнуться недолго. После пережитых ужасов впал в ребячество, а мы голову ломаем!
Начальник штаба с сомнением покачал головой.
— Я лично считаю, что записка — чистая провокация. Надо дать задание в городе — проверить Кудинова, а пока всякую связь с ним прекратить.
— Все это так, — согласился Самсон. — Но, видишь, беда-то какая: завтра вторник. Проверить не успеем... А вдруг этот самый Клюгер действительно поедет на машине в Бурино? Шоссейка там по лесу петляет... Удобно... Прозеваем — волосы на себе будем рвать!
— Не узнаю тебя, Александр Гаврилович! — вспылил начальник штаба. — В засаду попадем!
— Зачем в засаду? Пощупаем предварительно, понюхаем — не попадем!.. А проверку Кудинова организуй. Особенно предупреди Дарью: если известен почтовый ящик, то не трудно поймать и почтальона. А теперь скажу тебе по совести: чует сердце, писал не враг. Доказать не могу, а чую!
Во вторник через заставы лесного партизанского лагеря к штабу проследовала необычная процессия. Впереди шли пять автоматчиков в зеленых маскировочных халатах. За ними куцая лошаденка весело тащила двуколку. В ней сидели двое: старик партизан с благообразной седой бородой и фашистский генерал в разодранной шинели. Одна нога у него была босая, перевязанная повыше щиколотки белым чистым бинтом.
Когда двуколку потряхивало на буграх и корнях лесной тропы, генерал кривил тонкие губы и приподнимал раненую ногу, а возница с седой бородой придерживал ходкую лошаденку и, любезно улыбаясь, говорил генералу:
— А зачем в бега пустился? Видишь: капут пришел — и сиди, не рыпайся! А то ишь — драпанул! Вот и пришлось подстрелить.
Одному из автоматчиков не понравился тон возницы.
— Ты еще извинись перед ним за беспокойство! — проворчал он.
— Отсталый ты человек! — ответил старик. — Теперь генерал — наше имущество. От него с нонешнего дня, кроме пользы, никакого вреда не будет. Мертвый фашист лучше живого, а пленный — лучше мертвого!
Автоматчики заулыбались. Напряжение короткой схватки с охраной генерала постепенно проходило. Потерь у партизан не было. И когда за деревьями показались первые землянки, лица конвоиров совсем разгладились.
После предварительного допроса генерала Клюгера Самсон остался вдвоем с начальником штаба.
— Ну, так что, товарищ начальник штаба? — скрывая довольную улыбку, спросил Самсон. — Будем разрабатывать план операции на завтра? Если не ошибаюсь, завтра среда?
Начальник штаба ответил не сразу. Самсон не торопил его. Он и сам еще не решил этот вопрос...
Подготовляя захват Клюгера, партизаны рисковали немногим. Они хорошо прочесали лес вдоль шоссе на станцию Бурино, удостоверились, что засады нет. Отряд в пять человек оседлал дорогу и ждал появления генеральской машины. В худшем случае Клюгер мог не появиться и партизаны потеряли бы даром день. С этим можно было мириться.
Другое дело — операция на железной дороге. Здесь риск был несравнимо больший.
— Что ж, — со вздохом сказал наконец начальник штаба, — Клюгер — веское доказательство. Вероятно, сведения не ложные...
Вечером Самсону принесли два новых сообщения. Оба были из города. Начальник штаба с каменным лицом положил их на стол перед командиром отряда.
Самсон, не читая, посмотрел на начальника штаба.
— Есть ясность?
— А ты почитай!
Первое шифрованное сообщение прислал человек, которому поручили проверить Кудинова. Самсон прочитал: «В госпитале ходят слухи, что врач Кудинов пошел за грибами, ввязался в драку с подвыпившим солдатом и был убит. Его труп обнаружен 23 июля недалеко от железнодорожного полотна, в семи километрах южнее города. Там же лежал задушенный гитлеровец. Попутно стало известно, что из госпиталя срочно выписывают всех легко раненных офицеров. Что-то готовится».
Второе сообщение, написанное знакомым детским почерком на синей бумажке, отклеенной от большого спичечного коробка, гласило: «Донесение № 2. Из офицерского госпиталя гонят всех залеченных фашистов. Говорят, их срочно отправят на фронт. Больше ничего интересного нету. Не забудьте про седьмое число. Кудинов».
— Может быть, отменим завтрашнюю операцию? — спросил начальник штаба.
Самсон хлопнул широченной ладонью по столу.
— Хорошо! Давай продумаем все сначала... Двадцать третьего обнаружили труп Кудинова, а убить его могли и двадцать второго, то есть в день встречи с нашим связным. Произошло это как раз в том месте, где была встреча. Опасное совпадение? Очень! Могли выследить, подслушать и сыграть под Кудинова. Но зачем детский почерк? Зачем эта нелепая подпись? И, главное, зачем такая крупная жертва, как Клюгер? Больно жирно для приманки! А не думаешь ли ты, что да, действительно, и Кудинов, и связной прошляпили: их выследили и подслушали! Но тайна попала к своим людям...
— И эти люди — наивные подростки? — спросил начальник штаба.
— Да! И почерк, и все говорит за такую версию.
— А скажи, пожалуйста, откуда у этих наивных подростков точные данные о Клюгере, о военных грузах, о госпитале?
— Это я объясню тебе седьмого августа! — решительно ответил Самсон. — Сам пойду на встречу!
Он сгреб донесения, сунул их в ящик стола, встал. И начальник штаба понял, что возражать бессмысленно.
— Значит, будем подрывать санитарный состав?
— Да!
* * *
Взрыв был такой силы, что в городе задребезжали стекла. Прохожие остановились. На минуту замерла рыночная толчея. Из окон повысовывались люди.
Миша Топорков хлебал суп из крапивы, приправленный горстью муки. Тяжелый, перекатывающийся грохот заставил его вздрогнуть и опустить ложку. Бледное лицо Миши расплылось в счастливую улыбку. Он выскочил из-за стола, и мать услышала донесшийся с лестницы дробный перестук его ботинок.
Каждый из четырех маленьких разведчиков догадался, что означает этот грохот. Мише не пришлось сообщать им радостную весть. Они тоже выскочили на улицу и поодиночке пошли за рынок на пустырь. Только тут, вдали от посторонних глаз, они решились заговорить.
— Порядок? — торжествующе спросил Миша. — А не верили!
В последние дни ребят одолевали сомнения. Они послали два донесения. А между тем ничего особенного не произошло. Может быть, Мишка что-нибудь спутал? Или не расслышал? Может быть, совсем не в урну для окурков и мусора надо бросать письма на синей бумаге?
Сейчас все сомнения рассеялись: только состав с бомбами мог взорваться с таким грохотом. Значит, письмо дошло! Значит, партизаны приняли его за сообщение Кудинова!
