— Только вот зачем, — спросил он, — притворяться, будто еда — занятие несущественное?
— Профессор тут в точку попал, — заявил Чипсайд. — С пустым брюхом особо не побегаешь. Император Наполеон, знаете, что сказал? «Армия топает на пузе».
— Может быть, поэтому верблюды могут идти так долго без остановки? — спросила Чичи. — У них ведь, кажется, два живота. Или это у кого-то другого?
— Пи-пи-пи, — прыснула белая мышка. — Два живота! Как здорово! Хотя, — она вдруг помрачнела, — не очень-то и здорово. Только вообразите, что у вас болят сразу два живота. Ой-ой-ой!
— Однако не забудь, дружок, — сказал Габ-Габ, — что если у тебя не в порядке один живот, его заменит второй. И неужели ты не понимаешь, — он обернулся и ткнул своим огромным гусиным пером в сторону Джипа, растянувшегося у огня, — что история кухонных изобретений — это история человечества, да, пожалуй, история всего мира животных? Да спроси хоть самого Доктора Дулитла! И не только история, но и география! Почему, ты думаешь, разные народы обосновались там, где мы их видим сегодня на карте? Потому, что они нашли там подходящие продукты, — Габ-Габ вскочил, потрясая своим пером. — Грандиознейшие войны, дамы и господа, вспыхивали оттого, что люди не могли поделить пшеницу, из которой пекут хлеб, овес, из которого варят кашу, пастбища, на которых пасут овец и коз. Из овечьей шерсти делают одежду — без нее люди бы замерзли, а без молока — умерли от голода. Но прежде должна быть трава. Пища! И питьевая вода — тоже своего рода пища в конце концов: веками одни племена воевали с другими из-за того, кому достанется источник или река, которые означали для них самоё жизнь. Целые народы исчезли с лица земли, вымирая от голода — им было нечего есть. Великие королевства приходили в упадок и гибли оттого, что в погребах было пусто. Мощные империи достигали зенита могущества и славы — при полных желудках. Книга, которую я пишу, покажет, что на свете не существует ничего, дамы и господа, ровным счетом ничего, что было бы для нас важнее пищи, — и великий писатель тяжело опустился на стул, видимо подавленный значительностью своей длинной речи и огромной важностью пищи.
— Он что-то сказал о козьем молоке? — сонно пробормотал Джип. — Бр-р-р, гадость! Терпеть его не могу!
— Хрюшка наш дело говорит — иногда, — прочирикал весельчак Чипсайд. — Кто ж спорит, весь мир на еде держится. Старикашка Джип только спросил: зачем болтать-то обо всем без конца?
— А почему бы и нет? — возразил Габ-Габ. — Это что, стыдно?
— Да нет, — ответил воробей. — Ладно, валяй дальше свою лекцию, доктор Хряк.
— Прошу не называть меня хряком, — рассердился Габ-Габ. — Не забывайте, что у меня есть родословная — длинная родословная.
— Куцый хвостик и длинная родословная! Пи-пи-пи! — пропищала белая мышка и захихикала над собственной шуткой.
— Предпочитаю быть фокстерьером с короткой родословной, чем поросенком с длинной, — пробурчал Джип.
— И снова ты только лишний раз показываешь свое невежество, — сказал Габ-Габ. — В старые времена рыцари с гордостью носили на щитах и шлемах знак — голову вепря.
— Что такое вепрь? — спросила белая мышка.
— Поросенок, который слишком много болтает, — проворчал Джип.
— Ладно, профессор, не обращай на него внимания, — сказал Чипсайд. — Ну хочется старикашке иногда пошутить.
— Итак, — произнес великий писатель, — все вы, наверное, слышали о войне Роз — где воюющих одной стороны, Ланкастеров, когда они выходили на битву, украшала белая роза, а их противников, Йорков, — алая.
— Это было незадолго перед моим рождением, — вмешалась Полинезия, которая прожила очень длинную жизнь. — Я что-то слышала о них.
— Очень хорошо, — сказал Габ-Габ. — Но доводилось ли вам слышать о войне Помидоров? Нет? Так слушайте, я расскажу вам.
Белая мышка снова погладила свои длинные шелковистые усики и, устроившись поудобнее, приготовилась слушать.
— Война Помидоров! Недурно, — хихикнула она.
— В одной стране, — начал Габ-Габ, — много лет назад к обеду в день Рождества подавали жареного гуся, начиненного помидорами. Сколько люди помнили себя, таков был национальный обычай. Никому и в голову не приходило встретить Рождество без жареного гуся с помидорами, как, скажем, не пришло бы в голову попытаться взлететь. Специально для рождественского гуся на солнечных землях этой прекрасной и мирной страны выращивали отличные круглые красные помидоры; так бы и жил этот счастливый народ, если бы в один роковой день из соседней страны не приехал к ним в гости садовник.
Этот садовник был не злой человек, и, хотя из-за него произошло столько несчастий, он хотел как лучше. Он считал себя большим знатоком овощей и фруктов и привез с собой новый сорт помидора. Это был желтый помидор — то есть, желтым он становился, когда поспевал. Садовник сказал, что это последняя и самая модная новинка — тот, кто идет в ногу со временем, если он может достать желтые помидоры, на красные даже не взглянет. Вы знаете, каковы люди: то, что приходит к ним издалека, из чужих земель, всегда кажется им лучше того, что растет или вырабатывается дома.
И вот, многие богатые семьи стали сажать желтые помидоры; скоро новое поветрие охватило очень многих. И когда наступило Рождество, добрая половина жареных гусей была начинена желтыми помидорами. Но в каждой стране всегда есть люди, которые называются консерваторами, — они думают: пусть все будет по-старому, так лучше. И, узнав, что рождественских гусей подают с новой начинкой, консерваторы страшно рассердились. Они произносили речи на площадях. Они призывали всех истинных патриотов дать решительный отпор желтым помидорам. Красные, говорили они, были хороши для наших отцов, хороши они и для нас, и для наших детей. В наши дома коварно вползает чуждый нам иноземный вражеский обычай, и если позволить распространиться по стране желтой заразе, наша возлюбленная родина больше никогда не будет такой, как прежде, — начнется собачья жизнь.
— Вот еще! — фыркнул Джип. — Собаки терпеть не могут помидоры.
Габ-Габ поднял свое перо, призывая к тишине, и продолжал:
— С другой стороны, богачи — не из старинных родов, а те, что только-только разбогатели и хотели прослыть модными и современными, упорно отстаивали новую начинку. Вскоре и они стали произносить речи на улицах. Тут уж такое началось! Вся страна разделилась на два лагеря. На каждом углу спорили и бранились. Правительство пало. Министры лишились работы. Из-за этого спора, который уже стал казаться неразрешимым, начали происходить разные неожиданности. В конце концов разразилась война, худшая из войн, гражданская, — люди воевали со своими соплеменниками.
— Многие погибли? — шепотом спросила белая мышка.
— Нет, — ответил Габ-Габ. — К счастью, нет. Это, наверное, единственный случай в истории. Война Помидоров в самом деле была поразительная война. Хотя она тянулась очень долго — много раз наступало и проходило Рождество, — и люди уже не понимали, остановятся они когда-нибудь или нет, не погиб никто. Потому что вместо пуль и пушечных ядер они стреляли помидорами. Одна сторона называла себя Желтыми, а другая — Красными.
Но удивительнее всего было то, что Красные стреляли желтыми помидорами, а Желтые — красными. Они, понимаете ли, думали, что противнику будет обиднее, если его закидают его собственной начинкой, так сказать.
— Ну и кто победил? — спросила Чичи.
— Желтые. Им в конце концов удалось загнать Красных в ущелье между двумя горами. И там, на берегу реки, они просто забросали врагов помидорами, те взмолились о пощаде, и был объявлен мир. Но рассказывают, что еще долго после войны вода в реке была красной от томатного сока.
— Значит, гусей стали начинять желтыми помидорами? — спросила белая мышка.
— Нет, — ответил Габ-Габ. — Дело в том, что после войны в стране не осталось ни одного помидора. Все были пущены в ход. На следующее Рождество — а затем и на каждое — жареного гуся подавали с луком.
— Ха! — сказал Чипсайд. — Вкусная история, профессор. Раз уж без войн все равно не обойтись, эта получше многих. Это же надо — сколько пользы — полное ущелье кетчупа! Фью!
— Да, но какие потери среди овощей! — вздохнул Габ-Габ, скорбно качая головой. — Сколько помидоров погибло! Целый вид стерт с лица земли! Ужасно, ужасно!
— Не огорчайся, — сказала Чичи, подкладывая полено в огонь. — Подумай только, как замечательно, что люди повздорили не из-за кокосовых орехов.
ВЕЧЕР ЧЕТВЕРТЫЙ
Дав некоторые необходимые разъяснения, Габ-Габ приступает к своему знаменитому «Кухонному детективу»
— Прежде чем ты начнешь, профессор, — сказал Чипсайд, — может, ты нам тут набросаешь планчик. В смысле, чего там у тебя в твоей хваленой энциклопудии, кроме истории с географией?
