Да, и Софи вряд ли гарантирован щадящий подход. Возможно, и её спутники предадутся позже воспоминаниям. И теперь, когда её контроли рвутся, бортовые приборы и датчики беспристрастно фиксируют все её реакции. Еще в Кельне, в Центре управления она отметила опеку наземных служб. Голоса астронавтов Шаттла разносились по космическому центру, и каждый их вздох и каждая нота были усилены. «Учти, Софи, – сказала она тогда себе, – ты – под стеклом на предметном столике, публика жаждет зрелища, и каждый вправе составить о тебе собственное мнение. В полёте ты только чуть принадлежишь себе. Не доверяйся никому, ни амикошонствуй, хотя не знаю, может ли это тебя спасти?»
Если быть точным, то можно сказать, что Жан первый день сносно чувствовал себя. Ни хорошо, ни прекрасно, а именно сносно. Шишки болели, мучила жажда, часто хотелось в туалет. Все хорошо, если в меру. На Земле миллионы сверстников завидуют ему. Но так бывает: ждёшь-ждёшь, а дождешься – не радостно, всё перегорело. Правда, приятное появляется в воспоминаниях потом.
Жалко, что рядом не было ровесников. Так бы хотелось, чтобы рядом, как при экскурсиях, оказалась его одноклассница Клер. Впрочем он смотрит и за себя и за неё, но к чему теперь напрасно фантазировать?
Земля внизу потемнела и наступала ночь. И тут вдруг близко, у иллюминатора он увидел красивый поворачивающийся предмет: разноцветная игрушка в космосе. Сравнить его было не с чем, и он казался ему совсем рядом. Но что это? Что? Неужели станция? Не может быть.
Накануне полета им объясняли: при старте станция в десяти тысячах километрах по полёту впереди. И на орбите она, вдвое удаленней от Земли, и чтобы достичь её необходима масса топлива. В этом полёте такая задача не ставилась. Но они смогут наблюдать и сфотографировать «Мир» на освещённой стороне. Между ними не будет земной туманящей атмосферы и расстояние меньше скажется. Но вот чудо из чудес – станция оказалась вблизи. Может, это оптический эффект?
Тем временем картинка в иллюминаторе расплылась и растаяла и наступила полная космическая тень – первая получасовая их ночь в космосе. Ночь на орбите лишь теоретически продолжается полчаса, в том случае, когда солнечные лучи попадают в плоскость орбиты. Орбита в пространстве поворачивается, и временами получается солнечная орбита, когда солнце для космонавтов не заходит; и есть промежуточные положения орбиты и солнца, при которых тень составляет десятки минут.
Жан с нетерпением ожидал выхода из тени. Он на земле наслышался о космических розыгрышах, суть которых состояла в том, что отсутствовал опорный фон, и предметы в иллюминаторе, которые не с чем сравнить, казались любых размеров.
Станция появилась яркая, зелено-красно-оранжевая на абсолютно черном бархате космоса. Она сверкала и поворачивалась. В том, что это была станция, Жан больше не сомневался. Однако как далека она? Он с любопытством разглядывал её плоскости солнечных батарей. Своим видом при их нынешнем положении она напоминала мельницу. Он и прежде видел ее на фотографиях, и у них был даже её макет (Масштаба 1:25). Он знал, что должен её обязательно сфотографировать, и такой момент нельзя пропустить.
Вновь и вновь, вспоминая всё и анализируя, Сергей Мотин ругал себя за то, что раньше не выключил двигатель. И теперь всплывало кошмаром ожидание и как он сдерживал себя, и как появилась Софи, въехав ногами в пульт, и как он её выпихнул. Это, как в лифте, когда загораживают фотоэлемент, так и хочется взять и переставить простака.
Слова при этом вряд ли помогут. На банкете в Тулузе они пробовали сделать комплимент сопровождавшему их секретарю: «Даниель – наш человек», но при их уровне английского получилось «наша женщина», а точнее по-русски «наша баба», и секретарь обиделась.
Безусловно по делу правильно, что он вытолкнул Софи, но при этом вырубилось всё командное поле, и это было ужасно. Теперь гадай, что разом включено? «Союз» их, конечно, – старомодная техника, но где такое записано, что по ней разрешается ногами ходить?
Сергей уже пробовал прикинуть высоту орбиты по периоду. Засёк прохождение береговой линии, и получилось – летели они очень высоко. Правда, он мог ошибиться; очень короткой была взятая основанием дуга. Но все равно картина выходила безрадостной.
Наверняка, топлива у них недостаточно для спуска. У Сергея даже мелькнула отчаянная мысль – подойти, сблизиться и состыковаться со станцией и от неё заправиться. Но он вспомнил, что их «Союз» очень древней серии; баки его автономны и не допускают стыковки топливных трактов. Если бы удалось состыковаться, можно снизить орбиту вместе со станцией, а затем гарантированно спустить корабль. Но тогда (в случае удачи) погибнет станция. Перейдя на низкую орбиту, она войдет в плотные слои атмосферы и закончит своё внеземное существование. Хорошо, если оплавленные обломки выпадут в безлюдных районах Земли, а если нет? И всё равно – слишком дорогое удовольствие.
Был еще один, гипотетический вариант при удачной стыковке. В свое время в последнюю экспедицию собирались доставить на станцию так называемую тросовую систему. Именно она допускала бестопливное снижение корабля. Но где она? И возможно ли сближение? Достаточно для него топлива? И даже это – не главное. Запасов воды и воздуха должно хватить, если экономить, от силы на пять дней. Это почти тройной запас по программе намеченного полёта (при условии экономии). Как это сделать сейчас, не вызвав тревоги остальных? Двое суток планируемого полёта можно не беспокоиться. А дальше? Если ничего не изменится, они – пленники орбиты. Но об этом легко только в романе прочитать. Никогда, ни за что он не позволит себе стереть с лиц своих пассажиров восторженность, которую увидел в БО. Он возьмет лучше тяжесть истины на себя, а они пускай думают – всё в порядке, и мы ищем приключения.
Для Жана слова «станция Мир» – звучали так же, как паровоз Стефенсона или телефон Белла. Он знал, что станция была законсервирована и поднята на необычную для полётов высоту, где и пребывала в стерильной пустоте и гордом одиночестве. Время от времени с ней проводили сеансы связи, но время шло, и она старела сама по себе, представляя удобную возможность проверить ресурс систем. И хотя он был знаком в общих чертах со станцией «Мир» по описаниям и моделям, она была для него таким же космическим сюрпризом, как первый спутник или корабль «Восток».
В том, что он увидел её, он уже не сомневался и показал станцию Софи. Она опять чувствовала себя отвратительно – птичкой, попавшей в тесную клетку и не знавшей, как из неё вырваться. Временами Софи теперь казалось, что стены пульсируют: то сжимаются, надвигаясь на неё, то расходятся, и однажды безжалостно могут сойтись и их раздавить. Она только кивнула в сторону Сергея, пискнув: к первоисточнику. Так повелось у них с начала подготовки – к первоисточнику Сергею, их «большому справочному словарю».
Звездочка с усиками антенн – действительно выглядела станцией, теперь удалившейся от них. Она – глухая теперь. Перед тем, как на неё махнули рукой, её долго проверяли и испытывали. Потом у неё отказали СТР и РТС[10], и она превратилась в «айсберг» – нежилой, запущенный, холодный дом. Но теперь она то удалялась, то приближалась и была в такой непосредственной близости от корабля, что стала опасной. Ничего себе, как их вознесло.
Жану очень хотелось попасть на станцию, хоть одним глазком взглянуть, какая она изнутри? И ещё так много новых возможностей сулит пребывания на ней. По контракту с лабораторией биоэнергетики он взял в полёт биотерм с лягушечьей икрой, оплодотворенной для того, чтобы изучить, как действует на икру невесомость? Но ему пришла в голову и своя «сверхидея», которую он смог бы на станции осуществить – отправить к планетам жизнь, сэкономив для них миллиарды лет эволюции. И не только икру, хорошо бы послать во Вселенную взрослую лягушку – земноводное, способное существовать в разной среде и даже замерзнув вынести необыкновенно долгую дорогу. Технологически транспортировка могла осуществиться вмораживанием лягушки в кусок льда.
Лед и внешне защитит, и сохранит саму её, и доставит к другим небесным телам крошечной кометой. И на Земле ведь лягушки зимой промерзают насквозь. А им ничего: размораживаются, через неделю готовы к икрометанию. Питается она затем чем придется. А в космос можно её отправить стандартным путём, через шлюзовую камеру станции.
Межпланетную лягушку-путешественницу можно выбросить в мусорном ведре со льдом. Внутри льда может сохраниться вода. Лед герметизирует, и в ледяной воде лягушка консервируется. Так можно расселить по Вселенной жизнь. Еда тоже может быть приморожена с лягушками. Что-нибудь быстро размножающееся, вроде мушек-дрозофил. Для них опять-таки приморозим еду. Словом, полный джентльменский набор. На все существуют простые и действенные методы.
