Разумеется, я согласился, не раздумывая. Кузен поблагодарил, предложив встретиться завтра утром у мадам Толстой.
На том и расстались.
Не скрою, Архангельское я покидал в несколько смятенном состоянии духа. Конечно, беседа с Александром Ивановичем прошла, как говорят дипломаты, когда им нечего больше сказать (цитирую деда), в теплой и дружественной обстановке. Кузен, надо отдать ему должное, не задавал вопросов, которые могли бы поставить меня в затруднительное положение. Однако, и я, со своей стороны, вынужден был вести себя аналогичным образом. В результате ряд вопросов, волновавших нас с Ватсоном, в частности, о франкоговорящем коте мадам Толстой так и остались без ответа.
Рассказ Кирилла только еще более запутал дело.
— А что же ты не спросил у кузена, что за манекен сидел у него в кабинете? — выговаривал мне Кирилл во время вышеупомянутой вечерней встречи у старого сарая. — Может, это тамплиер?
— Сам ты тамплиер, — поставил я на место Ватсона. — Это-то я как раз и спросил.
— И кто же это? — вскричал Ватсон.
— Жан-Жак Руссо, мой друг, Жан-Жак Руссо.
Глава 5. Что Ватсону Гекуба?
О Жан-Жаке Руссо Кирилл, как я и предполагал, имел весьма смутное представление.
— Французский писатель, — сказал он, когда мы встретились на следующее утро. Потом добавил:
— Возможно, бывал в Архангельском.
Поскольку у меня была возможность еще вчера вечером пообщаться с дедом, я быстренько, разумеется, без ссылок на источник, ввел Кирилла в курс дела.
— Друг Вольтера, один из составителей французской Энциклопедии, автор знаменитого сочинения "Об общественном договоре". В России никогда не бывал, потому что Екатерина II, находившаяся в переписке с Вольтером и Дидро, недолюбливала Руссо за его республиканские взгляды. К тамплиерам никакого отношения не имел.
— Жаль, — сказал Кирилл. — Это многое бы объяснило.
В душе я был согласен со своим другом: если бы манекен в кабинете Александра Ивановича действительно оказался магистром ордена тамплиеров, то сон Кирилла и мои приключения в Архангельском слились бы в единый и, не скрою, весьма щекочущий любопытство сюжет.
Но они не слились, и вскоре мне стало окончательно ясно, что простых решений в этой запутанной истории не предвидится.
Но обо всем по порядку.
В 11 часов утра, как и было условлено, мы с Ватсоном уже сидели на веранде у Софьи Ивановны. Мадам Толстая разлила чай, подвинула к нам вазочку со смородиновым вареньем. Мюрат, король неаполитанский, разумеется был тут же. Он сидел вполоборота на подоконнике, обвив себя хвостом и навострив уши. Вид он имел отсутствующий, но, по некоторым признакам, рассматривался хозяйкой дома в качестве полноправного участника встречи. Во всяком случае, перед ним также было поставлено блюдечко с вареньем, к которому он время от времени не без изящества склонял голову, а потом долго картинно облизывался с выражением деланного безразличия на морде.
Кузен сразу же перешел к делу.
— Если не ошибаюсь, Холмс, вчера, уходя, вы прихватили с моего стола одну важную бумагу. Надеюсь, она у вас с собой?
Я не стал отпираться и вытащил из-за пазухи пожелтевшую от времени газету. Это был номер "Ильинской правды" за 3 июля 1918 года.
Александр Иванович удовлетворенно кивнул головой и предложил мне прочесть обведенное красным карандашом сообщение на первой странице.
— "Загадочное убийство", — прочитал я заголовок. А затем короткий текст, который детально изучил накануне.
— "Вчера на окраине парка б. имения Романовых Ильинское был обнаружен труп неизвестного мужчины. Прибывшие на место сотрудникиуездной милиции допросили управляющего имением И. Ф. Плевако, а также крестьянина деревни Глухово Ивана Ткачева, обнаружившего труп. Личность неизвестного установить пока не удалось, но по предварительным оченкам, убийство может быть связано с имевшей место вчера ночью попыткой проникновения в библиотеку усадьбы Ильинское. Следствие продолжается".
Когда я закончил чтение, Софья Ивановна затребовала газету и, надев очки, сама внимательно прочла сообщение о загадочном убийстве.
— Donc c'etait bien Tkatchev, mon cher[6], - сказала она, обращаясь к Александру Ивановичу.
Кузен, однако, сразу же решительно пресек попытку мадам Толстой перейти на французский.
— Не думаю, что у нас должны быть секреты от наших юных следопытов, мягко произнес он. — И, обращаясь к нам, добавил:
— Вы, наверное, уже догадались, что нас интересовала фамилия жителя Глухово, обнаружившего убитого. Дело в том, что газета, которую вы так ловко умыкнули с моего стола, лежала там так долго, что я просто-напросто забыл о ее существовании. Как знатоки метода Шерлока Холмса вы, конечно, понимаете, что лучший способ спрятать что-то, представляющее интерес для людей с не совсем добрыми намерениями, — оставить это, в нашем случае — старую газету, там, где никому не придет в голову ее искать.
— "Тайна неотправленного письма", — встрял по своему обыкновению Ватсон в серьезный разговор.
— Вот именно, — подтвердил кузен. — Холмс не стал прятать компрометирующее письмо, а оставил его на самом видном месте, на каминной полке, где его, разумеется, и не нашли шантажисты. Со мной произошло примерно то же самое с той только разницей, что я одурачил сам себя, забыв, куда положил эту злополучную газету. Так что некоторым образом мы с Софьей Ивановной благодарны вам за помощь, хотя бы и оказанную столь необычным образом.
В отличие от Ватсона я сразу же по достоинству оценил такт, с которым кузен напомнил о допущенной мной бестактности.
— Теперь по существу дела, — продолжил Александр Иванович. — Наша вчерашняя встреча имела еще одно непредвиденное, но, как мне кажется, многообещающее следствие: я вспомнил, где может находиться подшивка "Ильинской правды" за 1918 год, в которой наверняка имеются сообщения о дальнейшем ходе следствия.
— Это очень, очень важно, — поддержала кузена Софья Ивановна. — Если мы найдем остальные газеты, в них может находиться ключ к разгадке тайны, которая…
— Не будем отвлекаться, — решительность, с которой Александр Иванович охладил пыл старой дамы, ясно показала, кто играет главную роль в этой франкоговорящей парочке. — На нынешнем этапе следует сконцентрироваться на ближайшей задаче. А она состоит в том, что искомая подшивка, как полагает Софья Ивановна, была по оплошности оставлена ею на чердаке того самого сарая, который она продала вашим родителям, Холмс, прошлой весной.
Софья Ивановна энергично закивала головой, подтверждая справедливость сказанного, но прервать кузена на этот раз не решилась.
— Как вы понимаете, мои юные друзья, — продолжил тот, — сами мы в силу возраста, да и воспитания не можем позволить себе лазить по чужим чердакам. Обратиться за помощью к вашим родителям тоже представляется нам не вполне удобным: они могут расценить нашу просьбу как странное чудачество. И будут правы тем более, что никто не может быть уверенным, что газеты все еще находятся на чердаке. В общем, мы рассчитываем на вашу помощь.
После столь убедительно изложенной просьбы нам ничего не оставалось, как ответить откровенностью на откровенность. Я кратко, но ярко описал наши безуспешные попытки проникнуть на чердак старого сарая. Кирилл был еще более лаконичен.
— Ключ не нашли, — мрачно сообщил он. — А замок здоровый и ржавый, его фиг откроешь.
— Ну, эту проблему мы решим, — успокоил нас Александр Иванович. — У нас совершенно случайно остался дубликат ключа. Вы его получите, если согласитесь с нашими… не то, чтобы условиями, но пожеланиями.
— Какими? — спросили мы с Кириллом хором.
— Пожеланий два, — не заставил себя ждать кузен. — Во-первых, не от-крывать саквояжа — если подшивка в сарае, то она находится в старом потертом саквояже, с которым в прежние времена наносили визиты своим пациентам врачи. Во-вторых, мы рассчитываем на полную конфиденциальность с вашей стороны. О том, что вы, возможно, обнаружите на чердаке, говорить кому бы то ни было, включая ваших родителей, было бы пока преждевременно.
Честно говоря, условия, поставленные кузеном (а это, конечно, были не просто ни к чему не обязывавшие пожелания, а именно условия, нарушить которые было бы в сложившейся ситуации бесчестно), меня несколько смутили. Начали со старых газет, а закончили саквояжем, в котором, между прочим, неизвестно, что находится. Александр Иванович и сам, очевидно, понял, что переборщил.
— Мы понимаем, — сказал он, переглянувшись с мадам Толстой, — что вам хотелось бы знать больше о давней и чрезвычайно запутанной истории, в которой мы с Софьей Ивановной давно уже, но, к сожалению, безуспешно, пытаемся разобраться. Но всему свое время. Пока же могу твердо вам обещать одно: саквояж — если, разумеется, вам удастся его обнаружить, — мы откроем вместе.
