— Как же мне теперь догнать её?
— Лети туда, где в полдень бывает солнце. Когда море трижды изменит свой цвет, ты и догонишь стаю. Торопись!
Бросился каюха со скалы. Только мелькнула внизу белая пена. Cкорее на юг!
Прошёл день второй. Летит каюха. Море под ним то светлее, то темнее, а всё одного цвета.
— Может быть, старик напутал? Может быть, мне никогда не видать стаи?
Но что это? Впереди мелькнула жёлтая полоса. Она ближе, ближе — и вот уже вся вода под ним жёлтая-жёлтая. Большая река впадает здесь в море и красит воду глиной и песком своих берегов.
Первый раз море изменило свой цвет!
Снова внизу синие волны. Высмотрел каюха косяк селёдки, метнулся к воде — есть добыча!
Вдруг над головой у него как засвистят чьи-то большущие крылья. Берегись Фмку-поморника!
Выронил каюха селёдку. Фомка на лету её — хвать! — и проглотил.
Увязался за каюхой. Хоть плач. Только поймает каюха рыбёшку, Фомка тут как тут — налетит и вырвет изо рта.
Насилу удрал от него ночью.
Долетел до гор. Жарко. Внизу змеёй вьётся залив. Вода в нём красная!
Приспустился каюха. В воде кишмя кишат малюсенькие красные червячки. Второй раз изменило море цвет.
Нет уже сил лететь.
Впереди кудрявые зелёные острова. Над ними тучи птиц.
Всё ниже и ниже каюха.
Закрыл глаза, открывает — вода у островов зелёная!
Густо, словно рыбья икра, плавают в воде зелёные шарики — водоросли. Как весенняя тундра зеленеет море.
Вот он — третий раз!
А вон и стая: летят торопятся со всех сторон к каюхе товарищи.
Прошло полгода.
Летом чайки вернулись на Север. Снова стала белой от птиц большая скала.
Как-то опустился каюха в толпу молодых чаек. Отдыхали они после полётов, слушали рассказы бывалых птиц.
— Хотите, я расскажу вам, какого цвета море? — начал каюха, когда очередь дошла до него.
— Какие пустяки! — громко сказала самая молодая чайка. — Кто не знает, что море синее?..
Р А С С К А З Ы
Рис. Ю. Смольникова
Это рассказы о том, что я видел, когда плавал на Дальнем Востоке. Я был тогда совсем молодой, без конца читал Виталия Бианки и Сетон-Томпсона, очень любил животных и только начинал присматриваться к людям.
Наш пароход стоял у причала в порту Находка.
Шёл по причалу матрос. Наклонился, видит — на него из-под- воды два громадные глаза смотрят.
Испугался матрос, как закричит!
Прибежали другие матросы, боцман с нашего парохода, прибежал.
— В чём дело? — спрашивает.
Рассказал матрос. Посмотрели, и верно — глаза. Зелёные, с чёрными зрачками. Вверх из-под воды уставились, смотрят, не мигают. Вокруг глаз что-то серое шевелится.
Боцман говорит:
— Э-э, да это осьминог. Давайте его поймаем!
Притащили матросы багры, верёвки. Подцепили осьминога и выволокли его на причал.
Лежит осьминог, будто бочку студня на доски выворотили. Рот клювастый, щупальца в пятачках-присосках. Шевелятся змеями, друг за дружку прячутся. Брр-р!
Ахают матросы. Спорят: что с осьминогом делать?
Был у нас на пароходе машинист Федчик. Ростом меньше всех, а самый шустрый. Кричит:
— Водолазов надо. Они заберут, заберут, вот увидите!
Кричал, кричал да и подошёл ближе всех к головоногому.
Тут одно щупальце из-за осьминога выпросталось, развернулось и цоп Федчика за штанину!
Побледнел матрос. Упёрся ногой в причал.
Осьминог к себе тянет, Федчик — к себе.
А за первым — ещё щупальца подбираются.
Не успели мы сообразить, что делать, слышим — лай. С парохода по трапу катится что-то жёлтое: Кранец, корабельный пёс, которого Федчик на пароход зимой привёл, на помощь спешит. С трапа слетел, на причал выкатился — ррр-р-гав! — и к осьминогу. Тяп его!
Осьминог от неожиданности даже вздрогнул. Из серого стал сначала голубоватым, потом розовым и наконец весь покрылся малиновыми пятнами. Дрогнуло щупальце, выпустило штанину и поползло назад.
Кранец — хвост крючком, глаза налились кровью — рвётся в бой.
Схватил Федчик его поперёк и от беды — в сторону.
В это время к причалу подошёл вызванный капитаном водолазный катер. На катере, в носу, — специальный бак для морских диковинок.
Расстелили водолазы на причале брезент, полили его водой.
Осьминог попробовал щупальцем — мокро — и пополз с сухих досок на брезент. Водолазы — брезент за концы, на катер, и осьминога — в бак.
Завели мотор. Ушли. В город — сдавать добычу в музей.
Но самое интересное случилось неделей позже. Мы перешли во Владивосток, и Федчик, купаясь там, нашёл в морской траве у берега второго осьминога. Маленького осьминожка — с кулак.
Принёс его на пароход, положил в таз с водой.
Позвали Кранца. Сейчас, думаем, он и этому задаст!
Прибежал пёс. В чём дело?
Ткнул его Федчик носом в таз.
И тут Кранец как подпрыгнет! Как завизжит! Хвост поджал и драла.
Выплеснули мы осьминожка за борт. А часа через два в кубрик вернулся Кранец. Вошёл на цыпочках, пробрался в угол и лёг.
Однако над ним никто не смеялся: ведь когда надо было, он первый пришёл на помощь товарищу.
«А потом, — подумал я,— кто их знает, может, для собак осьминоги чем меньше — тем страшнее?»
Один мой приятель — капитан теплохода — уходил в рейс в Бразилию.
— Что тебе привезти? — спросил он на прощание. — Хочешь, привезу чучело колибри? Птица, а вся, с хвостом, в спичечный коробок влезет.
— Знаешь что, — ответил я, — привези мне пирайю. Только смотри, чтобы она тебя по пути не съела!
Пошутили и расстались. Приятель ушёл в плавание, а я про свою просьбу забыл на другой же день. Ну кто, в самом деле, будет везти через полсвета маленькую речную рыбку! Даже если это пирайя.
Кстати, вот что она такое.
Пирайя — родич нашего карпа, живёт в реках Южной Америки. За хищный нрав её часто называют речным волком. Ходит она тоже стаями и, как наш серый разбойник, в стае нагла и беспощадна.
Вот какие истории рассказывают о пирайях.
Один путешественник катался по реке в лодке и веслом ранил себе палец. Чтобы умерить боль, он опустил руку в воду. Вокруг раненого пальца тотчас же закурилось розоватое кровяное облачко.
В то же мгновение в руку впились десятки острых зубов. Путешественник закричал от боли и выдернул руку.
Она была вся в крови, кусочки мяса из неё были выхвачены, как бритвой, а раненый палец изуродован окончательно.
Другой раз в реку, спасаясь от слепней, вошло стадо коров. Добродушные животные забрались по брюхо в воду и сгрудились голова к голове, отбиваясь хвостами от мух.
На коровью беду, неподалёку охотились большой стаей пирайи. Учуяв коров, они построились полумесяцем и ринулись с трёх сторон на стадо в атаку. Не видя врага, не понимая, кто вгрызается под водой им в шкуры, коровы с рёвом заметались по отмели. Пирайи на бегу настигали их, перегрызали на ногах сухожилия, и животные одно за другимвалились в воду.
Привлечённые запахом крови, к месту побоища мчались всё новые и новые стаи рыб. Скоро всё было кончено. Только в жёлтой воде кое-где остались смутно белеть дочиста обглоданные коровьи кости…
Прошло более месяца после ухода моего приятеля.
Сижу как-то я днём дома. Звонок. Открываю дверь, вижу — стоит на лестнице мой капитан, весь коричневый от загара, и держит в руках банку, прикрытую марлей.
— Держи! — говорит он. — Еле довёз: три раза из банки на пол выпрыгивала… Ну, прощай, я ещё дома не был!
И ушёл.
Взял я банку. В ней плавает небольшая, с нашего окунька, голубоватая рыба. Бока в красных пятнышках. Морда тупая, короткая. Ничего особенного, только, когда раскрывает рот, видны зубы.
«Ого, если такими тяпнуть за палец!»
Мне от такой мысли даже неприятно стало. Осторожно внёс пиранью в квартиру, перелил вместе с водой в пустой аквариум.
— Ну, теперь живи! Только чем тебя кормить? Конечно, сырым мясом!
Сбегал в магазин. Принёс. Бросил кусочек в аквариум.
«Сейчас как цапнет! — думаю. — Брызги полетят!»
Жду. Ничего. Отошла моя пирайя в сторону. Наверное, хитрит. Бросил я второй кусочек, а сам ушёл по делам.
Возвращаюсь — мясо не тронуто. Пиранья стоит над самым дном, шевелит плавниками, на мясо никакого внимания.
Тогда я набрался отчаянной смелости и, чтобы разбудить в рыбе хищника, сунул в аквариум палец.
