Наказывал вилик Квинт тайно от хозяина. Ни разу голос пострадавшего не донесся до слуха доверчивого Манилия Тегета. Вилик угонял провинившегося куда-нибудь на дальнее поле, туда, где молотили зерно, или на пастбище. И там, наговорив множество страшных вещей и сославшись на хозяина, он нередко сам наказывал плетью, не позволяя ни плакать, ни кричать. Разумеется, люди, работающие за пределами поместья, не получали всего того, что им полагалось по распоряжению хозяина.
Если бы друзья Манилия Тегета узнали о том, как жестоко обращаются с рабами в поместье этого доброго и благородного человека, они бы не поверили этому. Но так уж сложилось, что Манилий Тегет, увлеченный своими занятиями и целиком доверившийся хитрому притворщику вилику, долгие годы ничего не знал и не замечал. А рабы знали, что вилик Квинт великий актер. Они не могли не видеть, как умел этот человек преображаться в одно мгновение, в зависимости от того, с кем ему надо было вести разговор. Когда перед ним был бесправный раб, вилик никогда не говорил с ним спокойно, уважительно — он всегда кричал, горячился, заранее угрожал, и лицо его искажалось злобной гримасой.
Но бывало и так, что в этот момент появлялась госпожа или сам Манилий Тегет, и тотчас же вилик расплывался в приятной улыбке, тотчас же начинал хвалить того раба, которого за минуту до этого бранил. Сразу же на лице его появлялось спокойствие. Он становился неузнаваем.
Вот почему Антоний, который при всей своей рассеянности и равнодушии к делам хозяйства все же давно понял коварный нрав вилика, на другой же день после празднества совершеннолетия сказал Квинту, что он требует предоставить Элию Сиру самое хорошее помещение для работы, он требует, чтобы его кормили со стола господ и никогда бы не давали никаких указаний рабу-ваятелю, потому что он принадлежит только ему, Антонию.
Очень скоро Элий Сир понял, что боги покровительствуют ему и что слова юного господина не брошены на ветер. Поистине для Элия Сира настали счастливые дни: он был сыт, он делал работу, которая нравилась ему и которая нравилась его молодому господину. И, сверх ожиданий, Элий Сир получил деньги уже за первую свою скульптуру. Может быть, потому, что голова Лукреция ему очень удалась и привела в восторг не только Антония, но и старого философа. Когда Манилий Тегет похвалил раба, Антоний воспользовался случаем и тут же сказал:
«Прикажи, отец, дать Элию Сиру деньги за работу. Человек, который умеет делать такие прекрасные скульптуры, должен иметь деньги хотя бы для того, чтобы пойти в термы или в харчевню у Геркуланских ворот, выпить подогретого вина».
Манилий Тегет не стал возражать. Он тотчас же вызвал вилика и велел выдать Элию Сиру небольшую сумму денег. Но для раба Эти деньги были целым состоянием. В сущности, это было настоящее богатство, добытое за долгие годы, проведенные вдали от родины.
*
С тех пор как Элий Сир появился в доме старого философа, прошло три года. За это время раб-ваятель сделал много хороших работ, и библиотека Манилия Тегета уже стала славиться в Помпеях своими превосходными мраморными скульптурами.
За это время Элий Сир сумел собрать несколько тысяч сестерций, что давало ему повод надеяться на счастливое будущее. Теперь он верил, что сумеет откупиться и настанет день, когда он будет свободным. Но когда он думал об этом дне, у него неизменно появлялась мысль, что ему сейчас даже не хочется откупиться, он уже слишком привязан к сыну философа и не мыслит себе расставания с Антонием.
Антоний так привязался к Элию Сиру, что считал своим долгом посвящать его в свои тайны. Раб-ваятель стал его верным другом и часто бывал добрым советчиком. Чем старше становился Антоний, чем больше он учился и чем больше накапливал знаний, тем реже он обращался к отцу с теми наивными вопросами, которые, однако, требовали ответа. А получить этот ответ можно было у Элия Сира.
Ведь Элий Сир был человеком знающим и образованным. В свободные часы, по вечерам, он допоздна засиживался у маленького светильника с какой-либо книгой из библиотеки Тегета. Эти книги приносил Элию сам Антоний. Юноше недоставало собеседника, более простого и покладистого, чем был отец. Бывало так, что Антонию не хотелось спорить, не хотелось слышать нравоучений, а просто хотелось внимательно прочесть книгу и вникнуть в мысль любимого поэта или трагика. В таких случаях он давал книгу Элию Сиру и потом с увлечением рассказывал рабу о том, что его волнует и тревожит.
*
В тот день, когда Антоний встретился со своим двойником на форуме, мысль о Стефане Меруле не покидала его. Он никак но мог объяснить себе это удивительное явление и сколько ни искал в своей памяти, не мог найти ответа на этот вопрос. А вопрос был и очень простой, и очень сложный: как это случилось?
Да и в самом деле: можно ли было объяснить это удивительное чудо? Можно ли было узнать, кто повинен в нем — боги или люди? Но ведь это чудо предстало перед ним в виде живого Стефана Мерулы.
В первую минуту после расставания Антоний поспешил домой с мыслью о том, что он расскажет обо всем отцу и потребует от него объяснения. Но пока он шел домой, он подумал, что отец может не поверить этому и лучше ничего не говорить отцу, а просто привести в дом Стефана Мерулу. Если они через два-три дня встретятся с ним на форуме, то Антоний приведет Стефана домой, и тогда отец, увидев двух одинаковых юношей перед собой, волей-неволей начнет искать ответа на этот загадочный вопрос. Но если не говорить отцу, то, может быть, рассказать об этом Элию Сиру? Ведь надо кому-то рассказать. С матерью Антоний не привык откровенничать и редко обращался к ней со своими вопросами. Его разговоры с матерью всегда касались одежды, еды, денег. Мать Антония была очень заботливой и внимательной к сыну. Она радовалась его успехам и печалилась неудачам. Но она не читала тех толстых свитков, которые заполняли комнаты Манилия Тегета, и потому сыну невозможно было с ней говорить о том, что более всего его волновало.
Вернувшись домой, Антоний прежде всего уединился с Элием Сиром и поведал ему свою тайну во всех подробностях. Он несколько раз повторил рассказ о том, как выглядел Стефан Мерула, как сделал целое представление, будто он самый настоящий мим, и как потом сообщил о своем отце-вольноотпущеннике и о своей мечте сделаться владельцем хорошей пекарни.
— Мне это непонятно, — признался Элий Сир. — Насколько мне известно, столь похожими могут быть только родные братья. Но как случилось, что так похож на тебя человек, рожденный другими людьми, в другом городе, это мне непонятно. Однако это очень любопытно. Я думаю, что не стоит говорить об этом отцу. Лучше всего — приведи в дом Стефана Мерулу, и все мы тогда увидим то чудо, о котором ты мне рассказал.
Они еще долго говорили об удивительной встрече. Антоний усматривал в этом какое-то предзнаменование. Он поверил в Стефана Мерулу и решил, что это, должно быть, будет его самый лучший друг. Антоний все перебирал в своей памяти рассказ Стефана о его детстве и находил много доказательств тому, что его новый друг непременно окажется человеком добрым и благородным. Но когда он сказал об этом Элию Сиру, тот отнесся недоверчиво к словам Антония. Он сказал, что в жизни не встречал благородного вилика, что таких, должно быть, нет на свете, а если отец Стефана Мерулы хоть сколько-нибудь похож на вилика Квинта, то как печально будет, если сын его окажется таким же злодеем.
Вот когда загорелся настоящий спор. Антоний стал горячо доказывать, что Элий Сир неправ, что он слишком подозрителен и что он, может быть, видит в поступках их собственного вилика пороки, которых в самом деле нет. На этот раз Элий Сир не стал выдавать своей тайны. Он не захотел огорчать Антония подробными рассказами о вилике Квинте. Он знал, что молодой господин непременно захочет что-то изменить, что он пойдет к отцу и передаст ему то, что, может быть, не следует передавать. Ведь неизвестно, как все это обернется, и, может быть, пострадает не вилик Квинт, а сам Элий Сир. Разве трудно всемогущему вилику опорочить его, бедного раба, и лишить его того, чего он достиг ценой своей хорошей работы и верной службы молодому хозяину. Нет, он не должен рассказывать Антонию об ужасных пороках вилика Квинта, о его стяжательстве, о его скаредности, о его злобном нраве. Может быть, потом, когда он, Элий Сир, станет свободным, вот тогда он поступит по справедливости и попытается разоблачить злодея. Но, помня об этом, он не может поверить в доброго вилика, сын которого, Стефан Мерула, встретился вчера с Антонием.
На склоне веселого праздничного дня, который показался Стефану особенно ярким и незабываемым, он, вместе с погонщиками ослов, зашел в харчевню закусить перед сном. Погонщики, уставшие за день, после сытного ужина поторопились уйти на ночлег.
