— Да я разве что? — уже совсем другим тоном забормотал Кныш. — Я разве бить, я только постращать хотел, чтоб по деревьям не лазили.
— Не бойтесь, мальчики. Слазьте и идите себе, идите, идите, — ласково проговорила Кнышиха.
Нас не надо было долго упрашивать. Вмиг мы слезли с ореха, прошмыгнули мимо Кнышей и выскочили на улицу.
— Ну, что ты скажешь? — спросил Ява.
— Ты смотри! Вот он перепугался, когда ты сказал! Умолк, словно язык проглотил. Значит, дело серьёзное.
— А я тебе что говорил!
— И Кнышиха сразу как всё перекрутила, чтоб замять… От змеюка!
— Короче, за ними надо следить — это факт! Надо их разоблачить! Во что бы то ни стало, любой ценой! Не жалея сил! Надо просто посвятить себя этому!
Впрочем, полностью посвятить себя разоблачению Кнышей мы сейчас, к сожалению, не могли. Через два часа в школу (мы учимся во второй смене), а за уроки мы ещё не садились.
Разом вздохнув, мы поплелись ко мне учить уроки.
Глава III. „Лети за сажей“
Сегодня контрольный диктант. Галина Сидоровна задала повторить правописание суффиксов. Это и на экзамене будет.
— Провались они пропадом, эти суффиксы, вместе с префиксами и самой грамматикой! И вообще она не нужна! Не всё равно, как писать — грамотно или неграмотно. Лишь бы понятно было, — раздражённо говорит Ява.
Но это всё разговорчики. От них легче не становится. Я раскрываю учебник и начинаю читать:
— «Если основа слова заканчивается на дэ, тэ, зэ, сэ, жэ, то для образования существительных, обозначающих названия людей по их профессии, занятиям, употребляется суффикс «чик», а не «щик». «Щик» во всех остальных случаях. Примеры: переводчик, переплётчик, извозчик, разносчик, перебежчик. Но — обойщик, стекольщик».
Закрываю учебник и говорю Яве:
— А ну повтори!
Ява смотрит в небо и начинает:
— Суффикс «чик», а не «щик», который обозначает профессию, пишется после дэ, тэ… зэ… зэ… — И по глазам видно, что мысли его где-то далеко-далеко, в лесу или на реке, среди шумливых камышей, где плещется рыба и кахкает в зарослях дикая утка. — Зэ… зэ… дэ, тэ… зэ… тьфу! Вот зараза! А ну давай ты!
Я тоже закатываю глаза под лоб и начинаю бубнить:
— Суффикс «чик», а не «щик» пишется, когда основа оканчивается на зэ, дэ, тэ, сэ… сэ… сэ… — Дальше почему-то не идёт.
Я начинаю сначала, но опять не выходит. Тогда я чуть приоткрываю учебник (палец мой предусмотрительно заложен на нужной странице) и пытаюсь заглянуть.
Но Ява не даёт:
— Нет, нет, не подглядывай. Ты на память.
На память у меня не получается. Раскрываем учебник и снова читаем. Пока читаем — всё в голове. Закроем — как ветром выдуло.
— Вот заноза! — сердится Ява. — Каких-то пять букв — и никак не запомнишь. Когда пишется «щик», легко — во всех остальных случаях, хотя таких случаев миллион. А тут всего пять буквочек, после которых «чик», — и хоть ты тресни… Слушай, знаешь что — давай придумаем на эти пять букв слово. Слово большое — его сразу видать, а буквочки, как букашки, маленькие, разве их запомнишь.
Мне эта идея понравилась, и мы начинаем сочинять слово.
— «Же-ле-зо», — говорит Ява.
Прекрасное слово, но «л» мешает (никому оно не нужно), и нету «д», «т», «с» — большей половины букв.
— «Ди-вер-сант», — говорю я.
— Замечательное слово, ещё лучше, чем «железо», но куда ты денешь буквы «в», «р», «н» и как ты вместо них вставишь «ж» и «з»?
Долго мучимся мы. Какие только слова мы не брали! И «дот», и «динамит», и «желток», и «зонтик», и даже «дизентерия». Все они были неподходящие.
— «Же-же… жест»… — задумчиво тяну я.
— А зэ и дэ куда прикажешь всунуть?
— «До-о-лжность», — бормочет Ява.
— Зэ нету в твоей «должности». И лы здесь, и ны. Не проходит такая «должность».
— А ну его в болото! — сердится Ява.
— «Бо-ло-то», — бормочу я. — Тьфу! Так и с ума сойти можно!
— Слушай, — раздражённо говорит Ява, — а кто сказал, что обязательно нужно только одно слово? А если два коротеньких? А ну, какие там буквы?.. Дэ, тэ, зэ, сэ, жэ… Значит, так… Дэ, тэ… дэ, тэ… Ну, так о чём разговор? Дэ, тэ — это «дети». Ясно. Дальше что там? Зэ, сэ, жэ… сэ… сэ… жэ. «Са… жа»… «Сажа»… «Дети», «сажа»… Остаётся зэ… зэ… за… «Дети за сажей». Всё… Готово.
— Что готово? Ерунда какая-то! «Дети за сажей»… Никакого смысла!
— А какого тебе ещё смысла? Что ты — стихи сочиняешь, что ли? Тебе правило надо запомнить. Чтоб знать, что после чего пишется. А он — смысл, смысл!.. «Дети за сажей». Я, например, уже запомнил. «Дети за сажей» — «чик», всё остальное — «щик». Здорово! Почти как стихи.
— А вообще ничего, запомнить можно, — согласился я.
— Не «ничего», а просто здорово! — радовался Ява. — Вот если бы на все правила такое попридумывать! Сразу отличниками можно стать. Вот мы молодцы! Гении!
Никогда мы не шли на диктант в таком весёлом настроении. Пели. «Нам не страшен серый волк…» — пели.
— Чего это вы распелись? Наверное, забыли, что сегодня контрольная диктовка? — спросила нас возле школы Ганя Гребенюк, наша одноклассница.
— Ничего мы, Гребенючка, не забыли, — ответили мы. И снова запели: — «Нам не страшен серый волк…»
Когда мы вошли в класс, то заметили, что все очень волнуются. Особенно наш первый отличник Стёпа Карафолька. Карафолька сидел за партой белый как сметана и его била мелкая лихорадочная дрожь.
Лучше сроду не получать пятёрок, чем так портить здоровье.
В класс вошла Галина Сидоровна.
Все положили перед собой чистые листы бумаги, взяли ручки и вытянули шеи, как гусаки, — приготовились.
Галина Сидоровна начала диктовать:
— «Старый извозчик привёз в штаб белогвардейского перебежчика».
Я вмиг представил себе старого извозчика, похожего на деда Саливона, такого же добродушно-лукавого и беззубого, который везёт на пролётке в штаб растерянного, похожего на Карафольку белогвардейского перебежчика.
«Хороший диктант, — подумал я, — совершенно лёгкий и понятный».
— «Старый… извозчик»… — чётко, по словам, диктовала Галина Сидоровна, прохаживаясь между партами.
Высунув язык и склонив голову набок, мы старательно скрипели перьями.
— «…извозчик…»
Я на секунду замер.
«О! «Дети за сажей»… точно! Так что же после этих «детей»? «Чик» или «щик»? «Чик» или «щик»?
Этого я не помнил, хоть убей. Слышалось «щик», безусловное, стопроцентное «щик», и не «чик».
— «…привёз… в штаб…» — продолжала диктовать Галина Сидоровна.
Больше думать было некогда, и я аккуратно вывел: «извощик».
Перебежчика я за компанию (раз они ехали на одной пролётке) тоже написал через «щ»…
— Ну как? — спросил меня Ява после диктанта.
— Порядок, — уверенно сказал я. — А у тебя?
— Будь здоров! — подмигнул Ява.
Мы чувствовали себя именинниками.
На следующий день Галина Сидоровна вернула диктанты.
— Гребенюк — четыре, — оглашала она отметки. — Карафолька — пять. Ну а Завгородний (это я то есть) — три с минусом. Рень (это Ява) — два!
Нас будто кто мокрой тряпкой по шее шлёпнул.
— Допелись! — хмыкнула Гребенючка.
Я показал ей кулак.
— А с тобой, Рень, я просто не знаю, что делать, — вздохнула Галина Сидоровна. — Через две недели экзамен, а ты ровно ничего не знаешь. Ведь суффиксы — это материал первой четверти.
Мы возвращались из школы мрачные и молчаливые. Вот тебе и «дети за сажей»! Мне было неудобно перед Явой за свою тройку с минусом. Так, словно я провинился перед ним. Вместе же учили, вместе придумывали этих дурацких «детей». А какие-то пол-отметки — и уже нет единства. Эх! Лучше бы и я получил двойку!
— Хочешь, я пойду и скажу, чтоб она и мне поставила двойку? Что это нечестно, что мы одинаково знаем.
— Тю, ненормальный! Думаешь, я переживаю? Двойка! Плевать!
Мне вообще почему-то всегда больше везло на диктантах, чем Яве. То ли он был такой невнимательный, то ли ещё что-то, но диктанты для него всегда кончались бедой. Устно он ещё мог иногда ответить грамматику на тройку, а было несколько раз, что и на четвёрку. А в диктантах — двойка за двойкой. И я знал, что Ява очень переживает свои неудачи. Но он был гордый.
