Мужичок пролопотал что-то своему повелителю. Тот кивнул головой и опять бросил вопрос толмачу в малахае. Переводчик вновь обратился к ребятам и прогундосил на малопонятном древнерусском:
– Мой повелитель хан Тугуй желает знать, где находится ваше государство и чем славно оно в поднебесном мире.
Тут Паша опять не сплоховал:
– Наше великое Российское государство простирается от берегов Балтийского и Чёрного, по вашему – Понтийского, морей до самого Японского, а по вашему – до Восточного моря. А славно оно людьми русскими и их делами на земле, в небе и даже в Космосе, о котором вы пока ещё и не ведаете. А мы хотели бы тоже спросить, что нужно всемогущему хану Тугую в этих местах, и не можем ли мы помочь ему чем-либо?
Толмач что-то долго объяснял нетерпеливо постукивающему по трону пальцами юноше-повелителю. Тот хмуро слушал переводчика, затем лицо его исказила гримаса крайнего гнева, глаза налились яростью, он вскочил с трона, подскочил к Паше и что-то гневно прошипел ему в лицо. Затем сделал знак страже, которая тут же скрутила Паше руки за спиной, поставила на колени, к нему подскочил свирепый воин с глубоким шрамом на лбу. Он вынул из ножен кривой монгольский ятаган, и Марина с ужасом поняла, что сейчас он этим самым мечом отрубит голову Паше, её закадычному другу.
Она пронзительно закричала и бросилась в ноги юному правителю:
– О, славный хан Тугуй. Пощади младого отрока, не желавшего никому зла и с доверием открывшегося твоей милости. Поведай, что тебя разгневало и, быть может, я смогу умерить величие твоего гнева и сгладить вину моего лучшего друга.
Она так разволновалась, так испугалась за друга, что голос её стал тонко и томно срываться, лицо раскраснелось, волосы удачно упали на лицо, отчего она стала необыкновенно прекрасна в зыбком свете горящих факелов.
Юный монгол вдруг остановил палача, движением руки отослал его от ещё не успевшего испугаться Паши, и с интересом взглянул в лицо упавшей ниц перед ним Марины. Он вдруг увидел её длинные волосы, обратил внимание на угадывающиеся под джинсовой курточкой совсем юные девичьи прелести и внезапно понял, что перед ним не строптивый коварный враг, а юная красавица, молящая о пощаде за своего друга. Тугуй недоверчиво выслушал перепуганного толмача, что-то долго и путано лопотавшего ему, знаками показывая то на склонившегося Пашу, то на коленопреклонённую Марину. Он подошёл к Марине, взял её за подбородок и не грубо, но властно повернул лицом к себе, взглянул в глаза, улыбнулся, и что-то резко скомандовал страже. Два стражника тотчас увели Пашу в сторону. А два других осторожно подняли Марину с пола, поклонились ей и тоже отошли. Мужичок-переводчик гнусаво обратился к Марине:
– Мой повелитель хан Тугуй разгневан той наглой ложью, что пытался высказать ему этот жалкий мальчишка. Есть лишь одна великая страна, огромная и всесильная держава великого Чингисхана, которая протягивается от моря на восходе солнца до моря на его закате и нет в мире равных ей. И нет в мире ничего, чего бы не знали мудрецы Чингисхана, и не поведали бы об этом ему. Он хочет знать, кто ты, и кем приходится тебе этот лживый отрок, заслуживший смерть за оскорбление великого Чингисхана, и почему ты за него просишь?
Все жилочки Марины трепетали от страха за своего друга. Но она набралась мужества и спокойно ответила, глядя прямо в лицо заносчивому юному повелителю:
– Зовут меня Марина, о, славный хан Тугуй. Живу я в городе Находка на берегу великого океана. А это мой лучший друг Паша, с которым я учусь в одном классе. В пещере мы ищем ещё одного нашего друга Сашу, который пропал здесь несколько часов назад. Может быть, вы встречали его уже в этой пещере?
Марина говорила нарочито медленно, повторяя некоторые слова дважды, чтобы толмач получше справился с переводом. Что он болтал своему повелителю, что там он понял про город и про классы, но, тем не менее, предводитель войска несколько смягчился и не отводил восхищённого взгляда от раскрасневшейся от страха за друга и волнения Марины. Открыв рот и позабыв о своём величии, он пристально смотрел, то на её розовое ушко, то на непослушный локон на её правой щёчке, переводил взгляд на прекрасно сидевший на ней джинсовый костюмчик. Его ноздри нервно трепетали, а пересохший язык лихорадочно облизывал потрескавшиеся от встречных ветров губы.
Наконец он, не выдержав испытания красотой, подошёл к Марине, взял её за руку и тихо произнёс несколько, по всей видимости, ласковых слов. Мужичонка-толмач, ни разу не видевший своего повелителя в таком виде, наклонился к Марине и широко, совершенно по-дурацки улыбаясь, перевёл ей:
– Мой повелитель берёт тебя своей первой любимой женой. Радуйся, женщина, ибо это великая честь для тебя. Ты будешь иметь всё, что захочешь. А когда мы, наконец, найдём великое золото этого хитрого племени, ты станешь самой богатой невестой мира.
Марина не знала, что и делать ей в таком положении. Странно, конечно, но ей уже второй раз именно в этой пещере предлагают стать самой богатой невестой в мире, но два совершенно разных жениха. В первом случае с Унушу всё было гораздо проще. Он умолял её стать его женой, и у неё была возможность выбора.
А вот в нынешнем, поспешном сватовстве юного монгольского хана выбора не было вовсе. Отказать прямо было никак нельзя, ибо свирепый монгол не знал слова «нет», да и слишком остры и быстры были короткие монгольские сабли. К тому же, она всё время помнила, что в том тёмном дальнем углу, окружённый многочисленными, самыми безжалостными в мире палачами, всё ещё стоит её друг Паша, жизнь которого, очень может быть, зависит теперь только от неё. Она медлила с ответом, цена которого была слишком велика. Взоры нескольких десятков пар глаз в этой странной сцене в глухой средневековой пещере при свете коптящих факелов были сейчас направлены на эту маленькую отважную женщину, ещё совсем девочку, бесстрашно стоящую под направленными на неё стрелами и копьями. И тут Марина вспомнила сцену в Шамбале, где в роскошных ханских покоях мило беседовали двое восточных вельмож, один из которых был грозой средневековья, великим Чингисханом, а другой – никем иным, как самим Абдуллой, бывшим генеральным директором ООО «Время», ловким мафиози г. Находка.
– О, светлый хан Тугуй, – наконец решилась на ответ она, – для меня было бы великой честью принять ваше великодушное предложение, но я не могу этого сделать без разрешения самого Абдуллы Великолепного, главного советника самого великого повелителя всех народов Чингисхана, который является моим покровителем.
Мужичонка-толмач очень внимательно вслушивался в медленно произносимые для него Мариной слова, но при дважды повторенном имени Абдуллы он отшатнулся от Марины, кинул испуганный взгляд в сторону своего повелителя, и затем начал медленно что-то лопотать, не глядя в его сторону. Юный же повелитель монголов при имени Абдуллы Великолепного вовсе соскочил с трона, поднял руки к небу и неожиданно завопил что-то громко и безутешно под гулкими сводами пещеры. Он так явно сокрушался и каялся, бил себя в грудь и горестно качал головою, что Марине даже стало жаль его.
Толмач, подошедший к ней, шепнул ей на невероятно древнем, но всё-таки немножко понятном русском языке, что его повелитель так убивается потому, что сам Абдулла Великолепный, не более, чем два года назад, при проводах войска к берегам Великого Восточного моря, рассказывал юному хану о своих молодых друзьях из большого волшебного города, в котором жил он ранее, и просил не причинять им зла, если вдруг молодые люди встретятся на его пути. А он, неблагодарный, едва не казнил лучших друзей самого Абдуллы Великолепного.
Тугуй опять разразился длинной покаянной речью, которую перевёл немного осмелевший толмач по имени Ефимка.
– Хан Тугуй глубоко кается в своей ошибке, и в знак своего глубочайшего почтения к своему покровителю Абдулле Великолепному, просит дружбы у своих гостей, обещая выполнить любые их желания и просьбы.
У ребят отлегло от сердца. Паша так признательно посмотрел на Марину, что ей стало даже неловко за свою находчивость. Однако надо было играть свою роль дальше, но соблюдая величайшую осторожность, не ошибиться нелепо и грубо, как и не переусердствовать в старании понравиться молодому хану.
– О, великий хан Тугуй, – снова начала Марина свою почтительную речь, – я очень рада нашей дружбе, и полагаю, что это будет полезно нам обоим. Со своей стороны я очень прошу великого хана Тугуя освободить из-под стражи моего друга Пашу, которого так усердно стерегут воины в тёмном углу пещеры.
Она подождала, пока толмач переведёт её слова хану, затем увидела, как молодой повелитель важно покивал головой и повелительно махнул холёной рукой своим стражникам, немедленно освободившим Пашу. Те же самые воины, едва не ставшие хладнокровными убийцами, с почтением и поклоном развязали Паше стянутые тонкими кожаными шнурами посиневшие руки. Паша подошёл к Марине, потирая и разминая руки, протёр вспотевшие очки и благодарно поклонился высокомерно смотрящему на него Тугую. А Марина тем временем продолжила свою дипломатическую беседу:
