это нам столбы для забора! — кричал он пятиклассникам.
Тишин поворачивал в его сторону голову и насмешливо глядел исподлобья. Заметив этот взгляд, Витька встряхивал головой и ещё с большим жаром командовал:
— Поднимай! Поднимай! Тащи к Фёдору Миронычу!
Фёдор Мироныч, пристроившись около большого пня, аккуратно обтёсывал каждое бревно и с помощью ребят откладывал в сторону сыроватые жёлтые и гладкие столбы. Он чувствовал себя в лесу хозяином и, вдыхая смолистый запах срезанных сосен, вдруг становился разговорчивым.
— Вот, например, берёза: красивое дерево и полезное. А некоторые озорники этого не сознают. Обдерут с неё кору вокруг ствола, словно кожу с живого существа снимут! И наплевать им! А дерево гибнет…
Алёша Кудрявцев помогал Миронычу. Складывая готовые столбы, он хмурил тёмные брови и озабоченно спрашивал:
— А что, Фёдор Мироныч, которые из них для забора хороши? Если один больше, другой меньше — это ничего? Можно зарыть поглубже или отпилить, а?
— Можно и зарыть, можно и отпилить, это всё в наших руках, — благодушно отвечал Мироныч. — Только и зарыть не просто. Конец нужно обсмолить либо обжечь, не то он будет в земле гнить, а это никому не интересно тоже. Забор ставят не на один год и не на два…
Алёша внимательно слушал и сильными, ловкими руками откатывал в сторону наиболее гладкие и прямые стволы. Тишин помогал ему и украдкой метил эти столбы красным карандашом. Неподалёку от них Елена Александровна вместе с девочками складывала в кучу обрубленные ветки и сучки.
— Это на топку печей пойдёт. Ничего не надо бросать, — по-хозяйски распоряжалась она.
Работали бойко до обеда. В обед жена лесника принесла чугун горячей картошки и солёных огурцов.
Оба Мироныча уселись на брёвна, вытащили из мешков хлеб и соль. Леонид Тимофеевич, прикрыв носовым платком голову, присел вместе с ними. Ребята тоже расположились вокруг с горячими картофелинами в руках.
Разговор шёл о стройке.
— Своими-то руками всё быстрей делается. Вот мы сейчас заготовки сделаем на месте, сколько успеем, а потом ещё разок-другой приедем сюда с Миронычем и закончим. А тогда готовенькое и перевезём. Досок, конечно, мы тут не напилим, с этим уж придётся лесопилке поклониться, а всё прочее пожалуйста… Тут и сосна, тут и берёза, и кое-где дуб есть… С делянкой нас не обидели, — рассуждал дедушка Мироныч.
Младший Мироныч при своём словоохотливом товарище, как всегда, помалкивал, перебивая его лишь изредка короткими фразами:
— Что есть, об том и говорить нечего, а чего нет, то доставать нужно.
— А чего тебе не хватает? — подмигивая весёлым глазом, спрашивал дед.
— Известно чего — машины. Машины для перевозки. А то дождь пойдёт и дорогу нарушит, — бросив взгляд на директора, объяснил Мироныч-младший.
— Машину я достану на днях, — кивал головой директор.
— Машину, товарищ директор, надобно, это верно. Машину для перевозки требуйте. Докладывайте начальству, что деревья повалены, лежат в лесу… А время не ждёт, пора школу к занятиям готовить, — поучал Леонида Тимофеевича старший Мироныч.
Перекусив, снова принялись за работу. К вечеру на вырубленной просеке зажелтели чистые, свежие столбы, выросли горы сваленных в кучу веток. Длинные, прямые сосны, годные для распилки, были приготовлены к перевозке.
У ребят ныли плечи и руки, но они старались не показать и виду, что устали.
— Много мы сделали, Леонид Тимофеевич? Сколько из одной сосны выйдет досок? Хватит на починку полов? — одолевали они вопросами директора.
— У кого есть верёвка? Берите все по охапке нарубленных сучьев! — скомандовала Елена Александровна.
— Да не стоит, пожалуй. Они устали, пусть пробегутся, — остановил её Леонид Тимофеевич.
— Да зачем же с пустыми руками идти! Ведь вас много, сразу сколько дров принесём! — возражала Елена Александровна, связывая для себя охапку дров.
— Конечно! Конечно! Мы не устали! Мы все понемножку возьмём!
Нагрузившись, двинулись в обратный путь. Васёк шёл со своей бригадой и весело говорил:
— Вот теперь мы опять примемся за свой участок. Столбы уже есть. Как только их привезут, так и возьмёмся за работу!
— Нам нужно догнать и перегнать Кудрявцева! Мы — трубачёвцы! — с гордостью говорил Витя Матрос и, поглядывая в сторону Алёши, шептал: — А то они хитрые…
— Не шепчи! — строго остановил его Васёк. — Что знаешь, говори громко, только старухи шепчутся.
Витя не смутился.
— А они всё время шепчутся, — сказал он. — Сейчас пойду узнаю, о чём.
И, отделившись от Трубачёва, незаметно пошёл за Кудрявцевым.
— Шесть человек нам надо, понятно? Остальные пусть после обеда выходят, — говорил вполголоса Алёша.
Тишин понятливо кивал головой.
— Завтра в семь часов утра будьте на месте! — расслышал ещё Витя.
Потом приятели заговорили шопотом. К ним присоединился Петрусин.
Витя бросился к Трубачёву.
— Они что-то затевают! — сказал он, тараща чёрные глаза.
Трубачёв засмеялся, любовно обхватил его стриженую голову и потрепал жёсткие, торчащие волосы:
— Вот горячий парень! Следопыт!
— Весь в меня! — подмигнул Мазин.
Витя зарделся от удовольствия и, щёлкнув пальцами, сказал:
— Я их выведу на чистую воду, Трубачёв! Всё завтра разведаю. — И тут же решил про себя: «Сам в семь часов приду на стройку».
А Васёк вовсе не думал о кознях Кудрявцева. Он шёл среди своих товарищей и передавал им разговор с Еленой Александровной.
— Завтра она к нам на урок придёт. Сказала, что Леонид Тимофеевич поручил ей проверить наши знания. Завтра держись крепче, ребята!
— Эх, жизнь! — вспомнил свою любимую поговорку Мазин и, почесав затылок, сказал: — Я так и знал, что от этого печника можно всего ожидать!
Тишин провожал Алёшу до самого дома. Попрощавшись с приятелем, Кудрявцев прошёл через двор к маленькому флигелю. Около дощатого гаража, крытого толем, возился с машиной шофёр Егор Иванович. Алёша для чего-то обошёл кругом машину, потрогал запасное колесо и задний буфер, заглянул внутрь, измерил на глазок ширину дверцы и спросил:
— Папа дома?
Шофёр повернул к нему добродушное лицо с чёрными точками около носа и кивнул головой на флигель:
— Генерал у себя.
Алёша прошёл в дом и через минуту вернулся с двумя щётками, снял куртку и начал старательно чистить.
— Где ж это ты столько пыли набрал? — спросил шофёр, глядя, как вокруг Алёшиной куртки разлетается облако пыли.
— На
