В голосе его прозвучала горечь, возможно, Люпин и сам заметил её, потому что, продолжая свой рассказ, улыбался уже с большей теплотой:
– Я не жалуюсь, работа необходимая, а кто выполнит её лучше меня? Но завоевать их доверие было трудно. По мне ведь сразу видно, что я пытался жить среди волшебников, понимаешь? А они из нормального общества изгнаны, живут особняком, воруют, а иногда и убивают, чтобы прокормиться.
– Но чем им так нравится Волан-де-Морт?
– Они думают, что при его правлении их ждёт лучшая жизнь, – ответил Люпин. – И спорить с этим, когда среди них Сивый, трудно…
– А кто такой Сивый?
– Ты не слышал о нём? – Пальцы Люпина дрогнули и сцепились на коленях. – Фенрир Сивый, пожалуй, самый лютый из живущих ныне оборотней. Цель своей жизни он видит в том, чтобы перекусать и заразить как можно больше людей, – хочет создать столько оборотней, что они смогут одолеть волшебников. Волан-де-Морт пообещал ему в обмен на службу любое количество жертв. Сивый предпочитает детей… «Кусайте их юными, – говорит он, – растите вдали от родителей, в ненависти к нормальным волшебникам». Волан-де-Морт и прежде угрожал людям тем, что напустит Сивого на их сыновей и дочерей, и, как правило, эта угроза давала нужные результаты.
Люпин помолчал, затем прибавил:
– Сивый-то меня и покусал.
– Что? – изумлённо переспросил Гарри. – Вы хотите сказать, когда… когда вы были ребёнком?
– Да. Мой отец оскорбил его. Я очень долго не догадывался, кто из оборотней напал на меня, а Сивого даже жалел, думал, что он не способен владеть собой – ведь к тому времени я уже знал, что испытываешь, когда превращаешься в волка. Правда, к Сивому всё это отношения не имеет. Незадолго до полнолуния он устраивается неподалёку от своих жертв, Достаточно близко, чтобы нанести быстрый удар. Он всё обдумывает заранее. Вот это существо Волан-де-Морт и использует, чтобы править оборотнями. Не стану притворяться, мои доводы, доводы разума, почти не способны противостоять тому, о чём твердит Сивый: дескать, мы, оборотни, заслуживаем крови, мы обязаны мстить нормальным людям.
– Но ведь и вы нормальный! – с жаром воскликнул Гарри. – Просто у вас… трудности…
Люпин расхохотался:
– Как ты иногда напоминаешь мне Джеймса! Он тоже бывало говорил в компании, что у меня трудности «по мохнатой части». И люди оставались при впечатлении, будто я держу дома плохо воспитанного кролика.
Он принял от мистера Уизли стакан яичного коктейля, поблагодарил его, казалось даже, немного повеселел. Между тем Гарри ощущал прилив возбуждения – упоминание об отце напомнило ему, что он собирался расспросить Люпина ещё кое о чём.
– Вам не случалось слышать, чтобы кого-нибудь называли «Принцем-полукровкой»?
– Полукровкой… как там?
– Принцем-полукровкой. – Гарри внимательно вглядывался в лицо Люпина, ища в нём признаки внезапно оживших воспоминаний.
– Среди волшебников нет принцев, – улыбаясь, сказал Люпин. – Это что же, титул, который ты намерен принять? Мне казалось, довольно будет и Избранного.
– Ко мне это никакого отношения не имеет! – гневно произнёс Гарри. – Принц-полукровка – волшебник, когда-то учившийся в Хогвартсе, просто мне в руки попал его старый учебник по зельям. И вся эта книга исписана заклинаниями, которые изобрёл он сам. Одно из них – Левикорпус…
– А, да, во время моей учёбы в Хогвартсе оно было в большом ходу, – припомнил Люпин. – Когда я был на пятом курсе, никто несколько месяцев и шагу ступить не мог без того, чтобы не взлететь в воздух и не оказаться подвешенным за лодыжку.
– Папа им тоже пользовался, – сказал Гарри. – Я видел в Омуте памяти, как он подвесил Снегга.
Гарри постарался произнести это небрежным тоном, как брошенное вскользь замечание, не имеющее настоящей важности, но не был уверен, что ему это удалось, – улыбка Люпина стала уж слишком сочувственной.
– Да, – сказал Люпин, – впрочем, не он один. Я же говорю, это заклинание было очень популярным… Ты и сам знаешь, как они вдруг распространяются, а потом о них забывают.
– Но мне казалось, что его изобрели, когда вы учились в школе, – настаивал Гарри.
– Вовсе не обязательно, – сказал Люпин. – Заклинания входят в моду и выходят из неё подобно всему остальному.
Он вгляделся в лицо Гарри, потом сказал негромко:
– Джеймс был чистокровным волшебником, Гарри, и могу тебя уверить, он никогда не просил, чтобы мы называли его «принцем».
Гарри, махнув рукой на притворство, спросил:
– Может быть, это был Сириус? Или вы?
– Ни в коем случае.
– Просто я думал… – Гарри уставился в огонь. – В общем, он очень помог мне на уроках зельеварения, Принц то есть.
– Насколько стара эта книга, Гарри?
– Не знаю, не проверял.
– Что ж, проверь, может быть, это поможет тебе выяснить, давно ли Принц учился в Хогвартсе, – сказал Люпин.
Вскоре после этого Флёр затеяла изображать Селестину, поющую «Котёл, полный крепкой, горячей любви», и все, заметив выражение, появившееся на лице миссис Уизли, восприняли его как сигнал, что пора расходиться по постелям. Гарри с Роном поднялись в мансарду, в спальню Рона, где Гарри ждала раскладушка.
Рон заснул почти сразу, а Гарри, прежде чем лечь, порылся в чемодане и вытащил из него свой экземпляр «Расширенного курса зельеварения». Он полистал книгу в поисках года издания и наконец нашёл его на одной из самых первых страниц. Книге было без малого пятьдесят лет. Ни его отец, ни друзья отца по Хогвартсу пятьдесят лет назад там ещё не учились. Разочарованный, Гарри забросил книгу обратно в чемодан, выключил лампу, повертелся немного в постели, думая об оборотнях, Снегге, Стэне Шанпайке и Принце-полукровке, и, наконец, погрузился в тревожный сон, полный ползучих теней и воплей искусанных детей…
– Она наверняка пошутила…
Гарри, вздрогнув, проснулся и обнаружил в изножье своей постели туго набитый чулок. Он надел очки, огляделся: крошечное окно почти целиком залепило снегом, перед окошком, вытянувшись в струнку, сидел Рон и разглядывал что-то очень похожее на толстую золотую цепочку.
– Что это? – полюбопытствовал Гарри.
– Подарок Лаванды, – с отвращением ответил Рон. – Не думает же она, в самом деле, что я нацеплю такую…
Повнимательнее приглядевшись к подарку, Гарри расхохотался. С цепочки свисали большие золотые буквы, из которых складывались слова «Мой любимый».
– Мило, – сказал он. – Классно. Тебе непременно надо будет надеть её перед следующей встречей с Фредом и Джорджем.
– Если ты скажешь им хоть слово, – пригрозил Рон, убирая цепочку с глаз долой, под подушку, – я… я… я…
– Будешь всю жизнь заикаться при разговорах со мной? – ухмыльнулся Гарри. – Брось, ты же знаешь, что не скажу.
– Нет, но как ей в голову пришло, что мне может понравиться такая штука? – потрясённо глядя в пространство, воскликнул Рон.
– А ты попробуй напрячь память, – посоветовал Гарри. – Может, ты как-нибудь ненароком обмолвился, что хочешь показаться на люди со словами «мой любимый» на шее?
– Да ладно тебе… не так уж много мы и разговаривали, – сказал Рон. – Мы всё больше…
– Целовались, – подсказал Гарри.
– В общем, да, – признал Рон. И, немного поколебавшись, спросил: – А что, Гермиона правда теперь с Маклаггеном встречается?
– Не знаю, – ответил Гарри. – У Слизнорта они появились вместе, но, по-моему, что-то у них не заладилось.
Рон, немного повеселев, снова сунул руку в свой чулок с подарками.
Среди подарков, полученных Гарри, оказались связанный миссис Уизли свитер с вышитым на груди большим золотым снитчем, здоровенная коробка из магазина «Всевозможные волшебные вредилки» близнецов Уизли и слегка влажный, попахивающий плесенью свёрток с наклейкой, на которой значилось: «Хозяину от Кикимера».
Гарри изумлённо уставился на него.
– Как по-твоему, – спросил он Рона, – вскрывать это не опасно?
– Никакой опасности быть не может, всю нашу почту по-прежнему проверяют в Министерстве, – ответил Рон, хотя на свёрток и сам он косился с подозрением.
– А я и не подумал подарить Кикимеру хоть что-нибудь! Слушай, а домовым эльфам принято делать подарки на Рождество? – спросил Гарри, осторожно ощупывая свёрток
– Гермиона что-нибудь да подарила бы, – ответил Рон. – Давай всё-таки сначала посмотрим, что там внутри, а уж потом ты начнёшь терзаться муками совести.
Миг спустя Гарри с громким криком соскочил со своей раскладушки: в свёртке лежал большой клубок червей.
– Замечательно, – сказал Рон и покатился со смеху. – Весьма продуманный подарок.
– Всё лучше, чем твоё ожерелье, – заметил Гарри, и Рон тотчас утих.
За рождественский стол все, кто был в доме, уселись в новых свитерах – все, кроме Флёр (на которую миссис Уизли, по-видимому, тратить силы не пожелала) и самой миссис Уизли – её украшало прекрасное золотое колье и новёхонькая тёмно-синяя шляпа волшебницы, посверкивавшая камушками, сильно напоминавшими звездообразные бриллиантики.
