Она не отвечала.
— Пойдешь со мной вниз? — спросил я. — Ну пожалуйста.
Она закусила губу.
Гвинни куда храбрее меня, сказал я себе. И крупнее. Да и сильнее, если уж на то пошло.
Если в подвале мы найдем Кейта, с Гвинни будет куда безопаснее.
— Это чушь, — сказала она наконец. — Пора мне домой. Надо заняться домашкой. — Она направилась к двери.
— Нет. Погоди! — взмолился я. — Я не псих, Гвинни. Пойдем в подвал, я могу это доказать.
Она остановилась в дверях.
— Нууу…
— Пожалуйста! — умолял я. — Он там, внизу. Мы его найдем, я знаю. — И добавил: — Ты ведь не боишься, нет?
— Конечно, нет! — отрезала Гвинни. Она со стоном воздела руки вверх. — Окей. Окей. Идем в твой подвал.
Я знал, что сумею ее убедить.
— Пошли быстрее, — скомандовала Гвинни. — Покажешь своего дружка — приятеля, и я пошла домой.
Я провел ее к лестнице в подвал. Потом рывком распахнул дверь и включил свет.
Бросил взгляд на деревянные ступени. Никого не видать.
Но я ощущал леденящий страх, все равно.
— Ты пойдешь первой, — сказал я Гвинни.
Наши кроссовки стучали по деревянным ступеням. Воздух становился все холоднее и холоднее, по мере того, как мы спускались. Мама всегда жалуется, что у нас в подвале нет отопления.
Гвинни быстро шла впереди. Цепляясь за перила я, тем не менее, старался не отставать.
У подножия лестницы я остановился, чтобы не врезаться в Гвинни. Мы оба окинули взглядом основное помещение.
Потолочный светильник не горел; половина комнаты была погружена во тьму. Я слышал, как в прачечной в глубине подвала капает вода из крана.
Услышав чье — то тяжелое дыхание, я ахнул. Лишь потом я сообразил, что это дышит Гвинни.
Гвинни сделала несколько шагов в комнату. Затем сложила ладони рупором и проорала:
— Эй, пацан, ты там?!
Я подкрался к ней и прислушался.
Нет ответа.
— Кейт?! — вопила Гвинни. — Кейт?! Где ты?!
Я содрогнулся. Он был здесь — я это знал. И почему это Гвинни не боится?
Внезапный звук заставил меня подскочить. Взгляд мой устремился к потолку. Порывы ветра сотрясали окна подвала.
Я остановился, услышав еще один странный звук. Мышь?
Нет. Это Гвиннины кроссовки скрипят по линолеуму.
Мы продвигались вглубь комнаты. Я подошел к бильярдному столу и заглянул под него.
Там никого не было.
Гвинни потянула дверь кладовки под лестницей. Включила свет и осмотрела полки.
Потом закрыла дверь и повернулась ко мне.
— Я начинаю чувствовать себя дурочкой, Марко.
— Он здесь, внизу, — настаивал я, понизив голос почти до шепота. — Он сказал, что живет здесь. Я знаю, он здесь.
Гвинни вздохнула.
— Даю тебе еще пять минут. А потом сваливаю отсюда.
— Давай тут поищем, — сказал я. — Возле печи.
Мы пересекли комнату. Печь находилась на затемненном участке комнаты. Она возвышалась над нами, точно какое — то гигантское чудовище.
— Кейт! — Позвала Гвинни. — Кейт, где ты прячешься? Выходи, выходи — где б ты ни скрывался!
Ее голос эхом отдавался в темных стенах. Снаружи завывал ветер, сотрясая окна.
— Эй, постой! — прошептал я. Мне вовсе не хотелось, чтобы она уходила далеко вперед.
Она распахнула старый платяной шкаф.
— Кейт, ты здесь?
Запах нафталина поднялся из шкафа. Гвинни захлопнула дверь.
— Кейт? Не стесняйся, Кейт! — крикнула она.
Мы заглянули за печь. Никто там не прятался.
— Прачечная — мы только там не искали, — сказал я Гвинни.
— А я бьюсь об заклад, что он заныкался в сушилке, — поддразнила Гвинни.
Я понимал, что она не воспринимает меня всерьез. Впрочем, мне было плевать. Я все равно был рад, что она здесь, со мной. Я бы ни за что не решился осмотреть подвал в одиночку.
Я последовал за ней вдоль стены по направлению к прачечной. Мы были уже на полпути, когда Гвинни вдруг остановилась.
— О, вау! — Воскликнула она. — Здесь он! Я вижу его!
— А? — У меня екнуло сердце. Ахнув, я круто повернулся.
И уставился на старый мамин манекен.
Гвинни засмеялась.
— Упс! Ошибочка вышла.
Меня прямо всего трясло.
— Не смешно! — Выдавил я наконец. Я попытался ее стукнуть, но она с хохотом увернулась.
— Бросай это, Марко, — сказала она, качая головой. — Я понимаю, ты пытался напугать меня этой байкой о Кейте. Только ни капельки не страшно. Я знала, что никого там нету.
— Но… но… но… — выдавил я. — Хочешь сказать, что ни на секунду мне не поверила?
— Конечно же нет, — ответила Гвинни. — Да и кто бы в такую историю поверил?
— Ты думала, я просто пытаюсь расквитаться с тобой за удар? — воскликнул я.
Она кивнула.
— Хотел придти завтра в школу и всем рассказать, как меня напугал, — сказала она укоризненно.
— Нет. Ты ошибаешься. Выслушай меня… — взмолился я.
— Ни за что, — оборвала она и, повернувшись, направилась к лестнице.
— Гвинни, послушай! — взмолился я, бросаясь следом.
Она остановилась у подножия лестницы и повернулась ко мне.
— Ты не сможешь меня напугать, Марко, — сказала она и свет подвальной лампы отразился в ее глазах. На ее лице играла странная улыбка.
— Ты не сможешь меня напугать, — повторила она. — Я покажу тебе, почему.
— Что, прости? — я ничего не понимал. — Если бы ты только меня выслушала…
— Я тебе кой — чего покажу, — сказала Гвинни.
Она положила обе руки на перила и открыла рот. Широко.
Еще шире.
Ее рот растягивался. Шире… шире…
Пока все лицо не исчезло позади раззявленного рта.
Ее язык тяжело шлепнул по подбородку.
А потом наружу поперло что — то розовое.
Что — то розовое, влажно блестящее, выкатилось из распяленного рта.
Еще, еще… Попадая наружу, оно разбухало.
Сперва я подумал, что у нее там, внутри, большой ком розовой жвачки. Но потом, когда розовая мерзость вылетела наружу, когда рот распялился еще больше, когда вся голова исчезла за ним, я понял…
Я понял…
Я понял, что вижу не жевательную резинку.
Я смотрел на внутренности Гвинни!
Я видел желтые органы, залипшие в блестящей розовой плоти. Что — то длинное и серое закручивалось, вылезая из ее рта.
Темно — лиловые легкие соскользнули по вывалившемуся языку.
А потом и красное сердце — такое красное, такое потрясающе красное! — выскочило изо рта, пульсируя, пульсируя, пульсируя равномерно и влажно!
Я испустил долгий стон ужаса.
Но отвернуться не мог. Не мог оторвать глаз от Гвинни, когда ее внутренности лезли через рот.
Я так и стоял. Стоял и смотрел в потрясении, в леденящем ужасе на корчащиеся органы, пульсирующие в сочной розовой плоти.
Стоял, глядя на Гвинни — пока она целиком и полностью не вывернулась наизнанку.
И тогда я разинул рот в бесконечном вопле.
Мой вопль нарастал, точно сирена.
Гвинни — вернее, ее нутро — трепетала передо мною, трепетала и пульсировала.
Казалось, мой вопль заставляет ее трепетать сильнее, как массу желто — розового желе.
И когда я кричал, вокруг нас вспыхивал белый свет. Столь яркий, что и закрыв глаза я видел его.
Такой ярко — белый, ослепительно — белый.
Мой крик прорвался сквозь белизну. Гвинни исчезла за ней. Подвал — тоже. Я погрузился в эту белизну, в собственный пронзительный крик.
А когда я открыл глаза, то уставился в белый потолок. В белый потолочный светильник. Белые занавески на полуоткрытом окне не скрывали серого, затянутого тучами неба.
Горло саднило. Мой крик оборвался.
Я, моргая, смотрел в белизну.
В поле зрения возникло мамино лицо.
— Марко? Ты приходишь в себя? — тихо спросила мама. Ее помада была размазана. Глаза налились кровью. Я увидел на ее бледных щеках следы от слез.
— Прихожу в себя? — выдавил я; голос мой звучал хрипло, как после сна.
— С тобою все будет в порядке, — сказала мама, потрепав меня по груди.
Я огляделся. Я лежал на спине в постели. В маленькой комнате. Больничная палата.
— Ты получил препаршивый удар по голове, Марко, — сказала мама. — Скорая привезла тебя сюда, в больницу. Ты был в отключке около часа.
— Что? В отключке? — прошептал я. — Ты имеешь в виду, спал?
Мама кивнула.
— Но я был внизу, в подвале, — возразил я. — Мы с Гвинни искали мальчика…
У мамы сделалось испуганное лицо. Ее подбородок задрожал.
— Мальчика? Что за мальчик?
— Кейт. — Сказал я. — Пацан, который сказал, что живет в нашем подвале.
— Марко, это тебе приснилось, — сказала мама.
— Это… это был такой ужас, — выдохнул я.
— Все из — за удара по голове, — заявила мама. — Ты был в глубокой отключке. Это и могло вызвать такие ужасные кошмары.
