Заложников привели к пустому пакгаузу — кирпичному строению складского типа с железной дверью. Напротив стоял грузовой состав. Мика залез под вагон и видел, как захлопнулась за арестованными тяжёлая дверь. Старший конвоир задвинул засов, навесил большой замок, закрыл его, ключ передал остающемуся на посту солдату и приказал:
— Не выводить ни по какой надобности! Пусть там… Перед расстрелом заставим почистить.
Конвоиры ушли.
Мика пролежал под вагоном больше часа. Столько же просидел он в кустах сзади пакгауза, разглядывая кирпичную стену с единственным окошком под самой крышей. Но и это небольшое окошко было забрано толстыми прутьями, между которыми не просунешь и голову. «А зачем совать голову?» — подумал Мика и улыбнулся.
Кусты зашуршали. Это Мика торопливо пополз прочь от пакгауза.
Первым докладывал о результатах дневной разведки Цыган. Он был краток: выложил на ящик револьвер.
— Есть ещё винтовка и патроны — у моста спрятал!
Глаза у Трясогузки и Мики заблестели. До этого момента все вооружение армии состояло из топора и перочинного ножа. Но командир постарался скрыть свой восторг. Он сдержанно спросил:
— Где взял?
— Где! — ухмыльнулся Цыган. — Спёр! — по привычке сказал он.
Сказал и отскочил от Трясогузки, вспомнив вчерашний подзатыльник. Но командир даже не замахнулся.
— Спёр! — насмешливо повторил он. — Серый ты человек, Цыган!. Мика, как это называется?
Мика задумался.
— Либо конфискация, либо экспроприация.
— Во! — подтвердил Трясогузка и, чтобы не повторять незнакомые трудные слова, сказал Цыгану: — Выбирай любое!
— Первое тогда! — пробормотал Цыган.
— Какое это первое? — грозно спросил командир.
— Ну… это… фиксация, что ли?
— То-то! — удовлетворённо произнёс Трясогузка. — Вот и запомни! А то — спёр! Я тебе дам — спёр!.. Молодец! Получай за это! — И командир вытащил из-под ящика пару изрядно поношенных ботинок. — Обменял на сахар.
Цыган не ожидал такого подарка и стал растерянно пихать грязные ноги в ботинки.
— Обожди! — Трясогузка порылся в бездонных карманах френча и вытащил два дырявых шерстяных носка. — Надевай!.. А ты докладывай, Мика!
В трудное положение попал Мика. О чем мог он рассказать? Цыган раздобыл оружие, а Мика всего-навсего узнал, что арестованы невинные люди. Он придумал, как им помочь, но для этого надо было получить согласие Трясогузки. И тут Мика допустил ошибку. Чтобы разжалобить командира, он несколько раз повторил, что заложников морят голодом и, наверно, расстреляют из-за того поезда, который они с Трясогузкой пустили под откос.
Командир слушал, слушал и вдруг спросил:
— Если б они сами устроили крушение и попались, тогда б ты не ныл?
— Тоже было бы жалко, — ответил Мика. — Но они бы хоть дело сделали!
— А почему ж они не сделали это дело? — возмутился Трясогузка. — Струсили?.. Выходит, по-твоему, мы тоже не должны ничего делать, чтобы этих трусов никто не тронул? Может, прикажешь распустить армию?
Трясогузка горячился потому, что и сам почувствовал за собой какую-то вину, но тона не сбавлял.
— Хватит нюни распускать! Ещё начальник штаба называется!
Мягкий по натуре, готовый идти на уступки, Мика иногда становился каменным. И тогда он ни на шаг не отступал от своего. Так было и в этот раз. Он будто не слышал запальчивых слов командира и сказал убежденно и твёрдо:
— Помочь надо.
— Как? — быстро отозвался Трясогузка.
— Надо отнести им еду и питьё. Там окошко есть.
— Выдумал ещё! — воскликнул Цыган. — Нашу еду раздавать!
— Я свою порцию носить буду.
— Чумовой! — выругался Цыган. — Да за еду!.. — Он окинул взглядом мешки и ящики с продовольствием и вытянул руки, словно хотел обхватить это все и прижать к себе. — За еду вот так держаться надо!
Трясогузка ударил его по рукам.
— Убери лапы, загребала!
Мика и Цыган выжидательно уставились на командира.
— Кормить будем! — объявил своё решение Трясогузка. — Но и работать заставим!
Никто в армии не догадался, какую работу придумал командир для заложников. А пока работать пришлось самим ребятам. Мика получил задание уложить в мешок продовольствие. Он остался в штабе. Цыган с Трясогузкой взяли десяток пустых бутылок из-под вина и пошли к реке.
Было тихо и так темно, что мальчишки не сразу попали к берегу. Только журчание воды помогло им выбраться из кустов. А дальше дорога прямиком привела их к мосту.
— Где винтовка? — шёпотом спросил Трясогузка.
— В воде… И патроны там, — ответил Цыган и лязгнул зубами, предчувствуя, что сейчас ему придётся купаться. — Неужели полезем?
— Нет, подождём! — усмехнулся Трясогузка. — Всплывают только утопленники, да и то не всегда!.. Положи бутылки и раздевайся!
Цыгана охватила дрожь.
— Б-р-р! — вырвалось у него, когда он нагнулся и снял ботинки.
— Х-х-х! — услышал Трясогузка, когда Цыган стянул с плеч рубашку.
— Прекрати! — сердито сказал командир.
— Н-не я… С-само!.. Это опасная пантомима!
— Гогочка какая! — прикрикнул командир и, помолчав, добавил: — Одевайся!
Трясогузка сам сбросил одежду, вошёл в воду по колено, спросил:
— Здесь?
— Поглубже! — ответил Цыган с берега.
Трясогузка сделал ещё несколько шагов. Вода дошла до пояса.
— Ещё немножко! — сказал Цыган.
Над водой остались плечи и голова командира.
— Тут вроде! — произнёс Цыган.
— Не мог уж поближе к берегу бросить! — прошипел Трясогузка и, вдохнув воздух, без всплеска погрузился в воду с головой…
* * *Мика был удивлён, когда на кучу соломы из люка упали цинковая коробка с патронами и винтовка. Появился Трясогузка с мокрой головой и синими губами. Он принял от Цыгана бутылки с водой, поставил их к стене, уселся у печки и выдавил из себя:
— П-пороху!
Цыган бросился к бочкам, принёс две пригоршни пороху и осторожно, по щепотке, стал сыпать на угли. Подвал озарился яркими вспышками и наполнился запахом пороховой гари.
Ведро раскалилось докрасна. Губы у Трясогузки порозовели.
— Я бы сам полез, да он не дал! — объяснил Цыган Мике.
— Холеру какую-нибудь подхватил бы — потом возись с тобой, — сказал Трясогузка. — Тебе ещё будет работа сегодня. Гитара в порядке?
— В порядке!
— А у тебя, Мика, все готово?
— Флажки остались.
— Пиши скорей!
Мика разложил на ящике заранее приготовленные куски батиста и спросил у командира:
— Три?
— Зачем это? — удивился Цыган.
— Нас трое стало, — ответил Трясогузка.
— А если десять будет или сто?
Вопрос заставил командира задуматься.
— Да и к чему они? — продолжал Цыган. — С этими тряпками только попадёшься!
— Ты что ж, против знамён? — строго спросил командир. — Нет знамени — нет и армии!
Когда Мика сделал надпись на одном флажке и взялся за второй, Трясогузка неохотно добавил:
— Сегодня одного хватит, а потом посмотрим…
Эшелон отправлялся на фронт. По этому случаю солдатам выдали по стакану водки. Но она не подняла настроения. Если и смеялись, то невесело. В шутках слышалась тревога. Ходили слухи, что Красная Армия готовится к большому наступлению. Потому и подтягивались к фронту новые белогвардейские части. И никакой хмель не мог вытеснить из головы мысль о предстоящих боях. С завистью смотрели солдаты на дежурившего у пакгауза часового: он оставался в городе.
Погрузка закончилась. Ждали, когда подадут паровоз. От нечего делать дымили длинными самокрутками. Солдаты, свесив ноги, сидели в дверях вагонов, лениво перебрасывались словами.
И вдруг задорно и весело затренькала гитара. Рядом с пакгаузом стоял Цыган. Гитара порхала в его руках. Он кружил ею над головой, перебрасывал за спиной из руки в руку, протаскивал под коленом и успевал щипать за струны. Гитара пела не умолкая.
Закончив короткий номер, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание, Цыган театрально раскланялся.
— Убирайся отсюда! — сказал часовой, карауливший заложников.
— А тебе что, жалко? — закричал солдат из вагона. — Пусть поиграет!
— Не положено! — ответил часовой. — Здесь заключённые.
— Какой законник! — зло усмехнулся солдат.
Его поддержали многие. Часовому кричали:
— Заткнись, тыловая крыса!
— Он сменится и дрыхать пойдёт, а мы — в окопы!..
— Играй, хлопец!
— Мы, может, кроме пуль, ничего и не услышим больше!
Часовой махнул рукой. Спорить было опасно. Подвыпившие, обозлённые солдаты могли расправиться с ним. Что им терять? Дальше фронта их не отправят.
Цыган снова ударил по струнам. На этот раз он то подскакивал, разбросив ноги в стороны, то присаживался и на пятках ходил по кругу, то начинал кружиться волчком.
