Вольфганг вздохнул. Он ощущал себя идиотом... но в то же время твёрдо знал, что поступает единственно правильно:
— Сейчас разберёмся.
Вальфрид Райхен и Фредерик Лёме
Пять дней они шли по степи. Степь была огромной, ровной и безмятежной. Тут неохотно наступала ночь, и закат длился почти до рассвета, а в короткий промежуток голубоватая луна делала высокий ковыль серебряным.
Днём было очень жарко (и ночью не намного прохладнее), и они шли в нижних рубашках, закатав штаны и привязав всё остальное зимнее снаряжение к поясам. В степи били роднички — они набрели на семь, все они оказались ухожены — так что, можно было напиться.
И даже унести с собой воду — возле первого родничка молчаливый седой мужчина в охотничьем снаряжении подарил мальчишкам большую двухлитровую флягу в белом полотняном чехле.
Они встречали людей несколько раз. Разных. То как будто сошедших со страниц исторических книг, а зачастую — совсем непонятных, невероятных.
Но все люди были спокойными и добрыми, хотя почти все носили оружие, а многие — и военную форму; делились едой, ни о чём не расспрашивали, без слов позволяли заночевать у костра. И говорили на разных языках.
Это было необычно и даже немного пугало — мальчишки чувствовали, что языки разные, но понимали их, как родной немецкий.
О том, что случилось с ними, ни Вальфрид, ни Фредерик не говорили с самого первого дня.
Тогда Вальфрид пришёл в себя, лежащим ничком в траве. Ничего не понимающим. И первое, что он сообразил — плачет Фриди.
На четвереньках — вставать было страшно почему-то — Вальфрид разыскал друга. Тот лежал совсем недалеко, тоже ничком, вцепившись в землю. Вальфрид затряс его за плечи, и Фриди сел — а Вальфрид отшатнулся, заглянув в его глаза.
И почему-то понял, что произошло, как будто увидел это воочию: когда его сорвало с крыши рушащегося дома потоком горячего воздуха, втягиваемого в пламя чудовищного пожара — тогда Фриди провалился внутрь.
Парнишка наделся животом на стальную арматурину, как жук на булавку — и почти десять минут умирал над пылающей ямой, зажариваясь заживо. Этот-то ужас и стоял всё ещё в его глазах, когда Вальфрид задал первый вопрос:
— Где мы?!
Они встали, держась друг за друга. И закачались — такой кругом был простор...
* * *
К реке они вышли в середине шестого дня. Огромная и спокойная, она чем-то напоминала степь позади. На том берегу начинался лес — густой, непролазный даже на вид. И вот, стоя на высоченном обрыве, Фриди спросил:
— Валли... а что с нами случилось?
Вальфрид повёл уже прочно загоревшими плечами. Ответил спокойно:
— Я так думаю — мы умерли.
Рот Фриди приоткрылся:
— Умерли? — жалобно спросил он и оглядел себя.
— Угу, — Вальфрид кивнул. — Сгорели, когда ОНИ разбомбили Дрезден.
— Валли... — Фредерик помедлил. — Валли, а может, мы спим?
— Вряд ли, — задумчиво ответил Вальфрид. Фриди ещё жалобней сказал:
— Но так не бывает.
— Угу, — снова кивнул Вальфрид. — Знаешь, что? Я последний раз купался в середине сентября. И всю зиму мечтал окунуться в речку. Пошли?
Несколько секунд Фриди смотрел на друга, как на опасного сумасшедшего. Потом хихикнул:
— Пошли, только надо найти спуск. Интересно, тут есть?..
...Вода в реке оказалась прохладной и чистой — стоя по горло на песчаном дне, можно было легко видеть свои ступни. Как и все нормальные мальчишки, Валли и Фриди оповещали округу о своём купании диким воем и гоготом — просто для обозначения жизнеутверждающей позиции.
Тем более, что тут не было ни муниципальных сторожей, ни «отведённых для купания мест», ни грозных надписей о том, что «купание в обнажённом виде запрещено» — короче, ничего из того, что сильно портит жизнь мальчишке на «цивилизованной» реке.
Посередине реки прошлёпал колёсный пароход. Мальчишки с удовольствием покачались на волнах. Потом, не сговариваясь, поплыли к берегу и, растянувшись на горячем песке, ощутили, что хотят есть.
От последней встречи остались несколько сухарей, которые тут же были съедены. Заглушив голод, ребята снова повалились на песок. Вальфрид просто лежал, а Фриди лениво пересыпал сухие серые струйки в пальцах. Потом спросил:
— Ну а всё-таки — где это мы?
— Не знаю, — искренне и почти равнодушно ответил Вальфрид. — Может, это рай?
— Не похоже, — деловито возразил Фриди. — Я всё ещё хочу есть.
Они посмеялись.
— Ну и не ад во всяком случае, — Вальфрид потянулся. И добавил угрюмо: — Из ада мы выбрались.
Фриди быстро посмотрел на друга. Шевельнул губами. Вальфрид сказал:
— Не надо спрашивать. Все сгорели. Все. И мы тоже. Только с нами что-то... что-то ещё случилось.
Фредерик промолчал.
Через полчаса, держа одежду в охапку, они шагали по кромке между водой и узким пляжиком — по мокрому песку. Справа высился берег — как стена невиданной крепости. Далеко впереди река делала поворот. Мелкая волна плюхала о песок и смешно, щекотно вытаскивала его из-под ног мальчишек.
— Дойдём до поворота и попробуем половить рыбу, — предложил Вальфрид. — Неохота подниматься обратно в степь.
— А леску где возьмём? — поинтересовался Фриди.
— Мою шапку распустим. А на крючок — вон, заколку.
— А может, попробуем переплыть — и в лес? — предложил Фриди. — Помнишь, как нас учили делать ловушки?
— Тут километра три, — прикинул Вальфрид. — Надо плот делать.
— А вон сколько топляка. Поплывём?
— Ну, давай. Только всё равно давай дойдём до поворота.
— Ладно...
Разговор был беспечным и медленным, как река. Но, когда мальчишки почти дошли до поворота, Вальфрид вдруг задёргал ноздрями:
— Костёр...
— Точно, — Фриди тоже принюхался. — Там вон.
Теперь они оба различали, что над глинистой осыпью, съехавшей в воду, поднимается прозрачный дымок.
Быстро натянув штаны, мальчишки оставили прочее барахло на песке и вскарабкались на кучу глины. Наверное, слишком шумно — когда они показались на верху, то тот, кто жёг костёр, уже смотрел на них.
Тут оказался большой прочный шалаш из топляка и степной травы. На стояке у входа висела какая-то одежда. Возле шалаша и горел костёр. А у костра сидел на корточках и безбоязненно смотрел на парней мальчик лет 10-12 — загорелый, длинноволосый, он что-то ворочал в золе прутиком.
— Хотите ракушек? — спросил он.
И Вольфганг с Фредериком ощутили — он спросил это по-немецки.
Ялмар Руст и Айнс Дитмар.
Айнс набрал на побережье ракушек. Нет, не потому, что он был голодный. Кое-что из принесённого в прошлые дни Ялмаром ещё оставалось в шалаше. Просто ракушки они пекли с Гюнтером там, на Земле. А тут были почти такие же.
«На Земле» — так называл про себя эти места Айнс, хотя это не было похоже на Марс или Венеру из фантастической книжки. Он как-то спросил Ялмара — на третий или четвёртый день после того, как они попали сюда — как он думает, что это за место.
Они как раз сидели вечером у костра, а в такие минуты легко спрашивается. Ялмар сказал, что не знает. И, помедлив, спросил, не хочет ли Айнс обратно. Что это, наверное, можно — главное, вернуться туда, в степь, к старому колодцу, около которого они оказались.
Айнс помотал головой. Тут ему было спокойно. А там... если бы там была жива мама... Но там остался только страх. Айнс не хотел обратно.
Он не испугался и когда они попали сюда. Ялмар испугался, смешно — большой, сильный, вооружённый, он буквально рухнул в траву и сидел, вздрагивая и непонимающе оглядываясь. А Айнс сразу ощутил, как тут спокойно.
Сначала Ялмар хотел вернуться. Он просто взял и исчез... но через миг появился снова и буркнул: «Ладно... пусть. Разберёмся». Но всё-таки исчез ещё раз — и вернулся со старой сумкой, набитой консервами.
За тот — первый — день они дошли до реки, спустились на берег...
Тут Айнсу понравилось ещё больше. Они с Ялмаром построили шалаш (Ялмар строил, Айнс помогал) — хороший, надёжный, как дом. На берегу было много сухих дров. Можно было купаться, сколько угодно, ходить босиком и играть.
Иногда играл и Ялмар — в догонялки на суше и в воде, тоже строил на берегу из сырого песка крепости. Потом словно бы спохватывался, серьёзнел, но проходило время — и снова включался в игры Айнса. А если он и не играл — то и одному было неплохо.
Потом Ялмар стал уходить. Он нашёл какую-то деревню (звал Айнса с собой, но тому не хотелось) и там работал. Деревня, по словам Ялмара, была странная — не здесь, не в степи и не на берегу; подняться на откос, пройти до небольшого холма — и очутишься на берегу, но не речном, а вроде бы морском.
И там двадцать минут до деревни. Поработаешь — и еда. А что странно... так здесь всё странное. Например — воздух. Иногда он пел. По-настоящему — пел песни, как патефон или радио...
