Никому из ребят о подробностях этой истории и постыдном бегстве Фомы, конечно, не было известно, и они считали его героем. А призыв Фомы — не ходить в открытую немцами школу — был принят единогласно. Оккупанты открыли школу, желая воспитывать русских детей в фашистском духе, но так как их дела на фронте всё ухудшались и ухудшались, они оставили свою затею и совершенно не интересовались тем, сколько детей посещает занятия, а мальчишки забросили школу — по-прежнему играли вместе и считали смелого и предприимчивого Фомку своим признанным вожаком.
Ребята шли быстро. Всем хотелось поскорее увидеть место, где произошел взрыв.
Подойдя к ресторану, они замедлили шаг. Из выбитых окон здания валил густой дым — видно внутри что-то еще горело. У подъезда стояла жандармская машина, улицу перегораживала цепь солдат, никого не подпускавших к дому.
— Уйдем отсюда, — постояв, предложил Фома. — А то, неровен час, жандарм со злости еще очередь из автомата пустит.
Обогнув дом, он повел друзей на Пушкинскую, откуда они свернули на Ленинскую и снова направились к базарной площади, а оттуда на берег реки Великой. Прошли неподалеку от железного моста, по которому ходил немецкий часовой, подозрительно поглядывая на прохожих.
— Айда на Кремлевскую стену, — предложил Фома. — Оттуда смотреть — красота. Петьке Псков покажем.
Ребята, перегоняя друг друга, карабкались по крутому откосу, почти отвесно спускавшемуся к реке от Кремлевской стены. Первым достиг ее подножья Петька. Фома, запыхавшись, влез вторым.
— А ты ловок, черт, — одобрительно сказал он. — Смотри-ка, первым влез!
За ними, тяжело переводя дух, взобрались и остальные.
— Вот бес! — бранился Васька Гусь. — Круто до чего! К как тут раньше на приступ ходили? Да и бились-то чем… Без пушек, без самолетов. Как только и воевали?
— А вот так и бились, — ответил Белоголовый. — Колотили друг друга топорами да дубинами. Кто сильнее, тот и одолеет.
— А псковских никто никогда не одолевал, — вмешался Фомка, — всегда псковичи врага колошматили. Вот! Читал в истории про псов-рыцарей? Нам в детдоме рассказывали. Они хотели всю русскую землю покорить, уж и Псков взяли… А псковичи как поднялись да как дали!.. Снова освободили Псков, а потом на Чудском озере разбили этих самых рыцарей до конца. А кто всё это сделал? Наши!
— Кто наши? — переспросил Зозуля.
— Наши, псковичи. Читать, брат, побольше надо.
— А кто командовал тогда псковичами, знаешь? — решил проверить знания друга Петька.
— Еще бы! Александр Невский. Он хоть и князь был, но храбрый. Впереди всех дрался. А когда победили, вот здесь, на соборной площади всему народу псковскому кланялся, спасибо говорил, что помогли врага разбить. А враги эти, псы-рыцари, кто были, знаешь?
А сейчас кто напал на советский народ? Опять те же псы-рыцари, фашисты гитлеровские. И опять мы их разобьем, — убежденно закончил Фомка.
— Вот бы сейчас сюда Александра Невского, — задумчиво вымолвил Пашка Кривой.
— Дурак, — презрительно посмотрев на него, сказал Петька. — На что нам Александр Невский? Он тогда один был, а у нас сейчас какие полководцы! Ворошилов, Буденный да еще сколько есть.
Ребята замолчали.
Хорош был день. Солнце грело тепло, не по-осеннему. Растянувшись на земле, Фомка с удовольствием подставлял его лучам свое круглое, веснушчатое лицо.
— Эх, ребята! — мечтательно заговорил он. — Помните, как бывало в пионерских лагерях?.. Загорали, купались… А осенью — в школу. Собирались в Доме пионеров, рассказывали, кто где отдыхал, что делал. Любо было послушать! А теперь что?.. Одни только противные морды фашистские повсюду торчат.
— Ничего, Фома, — откликнулся Петька. — Вот придут наши, — опять хорошо будет.
— Конечно, будет, — подхватил Васька Гусь. — Как двинут на них наши самолеты, танки, как дадут фашистам…
— У меня отец командир… На танке… — задумчиво вставил Зозуля.
— Вот я и говорю, — продолжал Васька. — Дадут бандитам по шее, выгонят ко всем чертям; опять хорошо жить будем.
И оживленный разговор о том, какая снова хорошая жизнь настанет после того, как Красная Армия освободит Псков, долго не умолкал на вековой Кремлевской стене.
Вдоволь наговорившись, обсудив все свои дела и городские новости, мальчики пошли домой.
Петька и Фомка направились к Запсковью.
Маленькие кривые улочки этой части города были теперь замусорены. Окна небольших одноэтажных домиков тщательно занавешены.
— Вот здесь, недалеко, тетя Поля жила, — вздохнул Петька, увидев блеснувшую в конце улицы реку.
— А ты не пробовал узнавать, где она? — спросил Фомка. — Может, все-таки жива осталась?
— Нет, — ответил Петька. — Не было там никого.
— Пойдем сейчас. Авось, что-нибудь узнаем, — предложил Фома.
Разбитый квартал у реки и сейчас был пустынен — развалины, пожарища. Но у обгорелой трубы одного из разрушенных домов копался в битом кирпиче мужчина средних лет, вытаскивая из-под мусора какие-то железки.
— Здравствуйте, дядя, — поздоровались мальчики, подойдя к нему. — Скажите, вы здесь раньше жили?
Мужчина выпрямился, держа в руке заржавленную печную вьюшку.
— Нет. А что? — осторожно спросил он.
— У меня тут тетя жила, вот где дуб повален, видите, — объяснил Петька. — Я к ней приехал, а ее нет, и всё разбито. Я узнать хотел, может, она где-нибудь…
— Вот что? — успокоился мужчина. — Не знаю, мальчик. Я, видишь ли, сюда так зашел. Печку к зиме отремонтировать надо, — поторопился объяснить он. — Вьюшку вот… Тут ведь всё равно никому не нужно. А ты к реке поди. Видишь, маленький домик. Бабка Агафья живет, огородница. Ее все псковичи знают. Капусту, морковь да лук выращивала. Добрая старуха. Может, ей что известно.
Поблагодарив, друзья направились к стоявшей на отшибе у реки древней, покосившейся избенке, окошки домика украшали потемневшие от времени, но не потерявшие красоты узорные затейливые наличники.
Обойдя избенку, они увидели копавшуюся на грядке старушку, убиравшую, видно, остатки урожая. Теперь
Петька вспомнил ее. Когда они с отцом приезжали летом в Псков, тетя Поля как-то раз послала его в домик у реки за зеленым луком, чтобы угостить Петькиного отца окрошкой.
— Бабуся! — тихонько окликнул он.
Старушка подняла голову. На ее голове был надет чистый белый в крапинку платочек. Окруженные лучиками морщинок глаза щурились от осеннего солнца.
— Чего тебе, сынок? Нету, милый, ничего нету. Как дед Ефим умер, так я ничего больше на продажу не сажу, только для себя. На рынок иди, родименький.
И бабка отвернулась.
— Бабуся, да мы не покупать. Мы спросить пришли. Тетя Поля у меня тут жила. В домике желтеньком, около дуба. Может, знаешь, куда девалась?
Лопата выпала из рук бабки Агафьи.
— Полюшка? В домике желтеньком? Ах ты, господи!.. А ты как же… откуда же? Да как звать-то тебя? Петька, Петенька, значит. Да пойдемте в избу, детки, что ж мы тут…
Мальчики пошли за горестно причитавшей старушкой. Усадив гостей на лавку, старушка долго вглядывалась в Петьку.
— Верно. Полюшкин племянник. Помню я тебя. Не раз ты с парнишками у моего огорода горлопанил. Морковь таскали, непутевые, знаю я вас… Ну, да что уж теперь. Нет, Петька, тети твоей. И жива ли, не знаю. Страшное тут дело было. Еще как подходили немцы к Пскову, напустили сюда ночью самолетов, бомбами кидаться начали. Как затрещало все, загорелось… Бабы кричат, дети плачут… уж кто жив остался, кто нет, — и не знаю. Мы-то с дедом Ефимом в огороде отсиделись, в яме, что на зиму картошку прятали. Жив еще тогда был старый, через месяц после того помер. Под утро только вылезли. Ходили тут люди, собирали что уцелело. Потом ушли кто куда, где кров нашелся. А вот Полюшки не видала, не скажу, не видала Полюшки. Может, жива, а может и нет. Многие тут тогда жизни решились. Ох, что делается на свете, что только делается…
Старушка замолчала. Молчали и мальчишки.
— Что ж, спасибо, бабуся, — поднялся, наконец, Петька. — Мы пойдем.
— Да куда же, Петенька? — всполошилась старушка. — К родителям, что ли? Где вы хоть остановились-то, скажи.
— Нет родителей, — глухо отозвался Петька. — В Гатчине убили. Я с ним вот теперь живу. — И он указал на Фомку.
— Ой, матерь божья! — всплеснула руками старушка. — А он-то сам чей? Отец с матерью кто у него?
— Я свой, — гордо подал голос Фома. — Я сам по себе живу и его вот к себе взял.
— Ох, деточки, — закачала головой бабка. — И чего только сейчас вам не приходится видеть! Самостоятельные стали. Всё война, будь же тому пусто, кто ее придумал! А имечко твое как же, хозяин? Фома? Ну-ну… Да вы бы, деточки, хоть сюда ко мне поселились. Одна ведь я, всё бы приглядела.
— Спасибо, бабуся. У нас комната хорошая. Проживем, — сразу ответил Фома. — А тебе если что нужно, — скажи. Мы всегда поможем.
