Игорь перебил меня и, противно улыбаясь, сказал, что я могу на деле доказать, что я не против…
Почему так получается? Какую бы глупость ни говорил Игорь, все с ним соглашаются. А когда я говорю, на лицах появляется недоверчивое выражение, будто ничего, кроме ерунды, от меня ждать нельзя. Каждый раз я даю себе зарок больше не выступать. И все же опять выступаю.
— Теперь, — сказал Игорь, — я предлагаю избрать штаб. Он будет руководить работой по восстановлению машины.
— Зачем штаб?! — закричал я. — Только заседания устраивать!
Все закричали, что действительно никакого штаба не надо. Никто не хотел заседать.
— Это правильно, — вдруг согласился Игорь, — пожалуй, штаба не надо. Но руководителя выбрать необходимо. Чтобы координировать работу.
Ему самому хотелось быть руководителем.
Тогда я предложил Полекутина, который лучше всех разбирается в технике.
— Полекутин лучше всех разбирается в технике. Пусть он и будет руководителем.
Но подлиза Вадим возразил:
— Для руководителя нужны организаторские способности. Поэтому я предлагаю Игоря. Он работает в конторе и будет все координировать. А Полекутина я предлагаю избрать заместителем по технической части.
Все с этим согласились. Выбрали Игоря руководителем, а Полекутина заместителем по технической части.
Игорь заявил:
— Как хотите, но необходим помощник по снабжению. Я предлагаю Вадима. Пробивной парень.
Вадим, конечно, пробивной парень. Но он любит делать всякие дела, может зарваться и скомпрометировать нас.
И я сказал:
— Я против.
— Почему? — спросил Игорь.
Я не хотел говорить почему.
— Против, и все!
— Надо обосновать свой отвод, — настаивал Игорь.
Я ляпнул:
— Он твой приятель.
Все расхохотались. Игорь опять противно улыбнулся:
— Это не основание для отвода.
Снабженцем выбрали Вадима.
Тогда Игорь заметил:
— Вот видите: я, Полекутин и Вадим и есть тот штаб, который я предлагал с самого начала.
Решили, пусть это называется штабом. Черт с ним, если ему так хочется!
— Теперь, — сказал Игорь, — пусть каждый цех выберет старшего.
Все стали выбирать.
В гараже работали только двое: Шмаков Петр и я.
Шмаков выбрал в старшие меня.
От этого собрания у меня остался на душе неприятный осадок. Мне казалось, что ребята только и думают о моем неудачном выступлении и смеются надо мной.
Разве я против восстановления машины? Мне было только неприятно, что это предложил Игорь, а не кто-нибудь другой. Например, Полекутин, который лучше всех разбирается в технике. Полекутин предложил бы это для дела, а Игорь для того, чтобы показать себя.
Я много раз замечал: Игорь затевает какое-нибудь дело, подает идею, подымает шум и треск, а когда все проваливается, виноватыми оказываемся мы. И я не хотел, чтобы это повторилось сейчас.
Это мне и следовало сказать на собрании. Напомнить об идеях Игоря, привести примеры из прошлого. Все бы закричали, что я прав. Игорь с Вадимом остались бы в позорном меньшинстве.
Но собрание прошло. Эту речь я уже не мог произнести. Я пересказал ее в общих чертах Шмакову Петру. Шмаков сказал:
— Плюнь!
Я заговорил с Полекутиным. Он тоже сказал:
— Плюнь!
Полекутина мы называем «папашей», такой он высокий и здоровый. Он и Шмаков самые сильные в классе.
Вскоре я убедился, что никто и не думал о моем неудачном выступлении. Даже Вадим забыл, что я давал ему отвод. Впрочем, Вадим легкомысленный человек.
Вадим помогал теперь Игорю. А Игорь развил бурную деятельность, завел себе еще одну блестящую папку. В нее он складывал бумаги, относящиеся к восстановлению машины. В этих бумагах одобрялась наша инициатива. Игорь был даже в райкоме. Там тоже одобрили нашу инициативу. Однако бумажки не дали, сказали: «Валяйте действуйте!»
Я не понимал: при чем тут бумаги? Нужны не бумаги, а запасные части.
Игорь собирал бумажки, а машина между тем валялась на пустыре. Рабочие начали над нами посмеиваться. Мол, взялись не за свое дело.
Слесарь Коська сказал:
— Комики!
А бригадир Дмитрий Александрович выразился так:
— Артисты.
Я сказал Шмакову Петру:
— Рабочие над нами смеются.
На что последовало его обычное:
— Плевать!
Я пошел в моторный цех к Полекутину.
— Надо что-то делать.
— Что же я сделаю? — спросил Полекутин.
— Как — что? — удивился я. — Ведь ты заместитель по технической части. Надо думать.
— Пусть Игорь думает, это его идея.
— А почему ты молчал на собрании?
На этот убийственный довод Полекутину нечего было ответить.
Тогда я предложил:
— Соберемся после работы и осмотрим этот несчастный драндулет.
После работы мы собрались на пустыре. Я, Шмаков Петр, Полекутин, Гринько из электроцеха, Таранов из агрегатного. Я позвал их, чтобы более квалифицированно решить вопрос.
Мы подняли капот и осмотрели двигатель. Он был грязный, без свечей, без ремня, вообще какой-то пустой.
— Я не могу сказать, в каком состоянии двигатель, — объявил Полекутин, — его надо снять и разобрать.
Мишка Таранов сказал:
— И коробку скоростей надо снять, и задний мост, и передний мост. Снять и разобрать. Тогда мы увидим, в каком они состоянии.
Гринько высказался более определенно:
— На машине нет никакого электрооборудования.
А Шмаков Петр сказал:
— Щиток сняли.
Действительно, на том месте, где полагалось быть щитку, торчали голые провода.
— И подушки сперли, — добавил Шмаков.
Сидений в кабине не было.
Мы начали думать, что нам делать.
Я предложил:
— Давайте составим дефектную ведомость.
Дефектная ведомость — это такая ведомость, в которой указаны все дефекты машины.
— Где мы ее возьмем? — спросили ребята.
— Сейчас достану, — ответил я и пошел в гараж.
В верстаке у Лагутина я видел пачку таких ведомостей. Они напечатаны типографским способом. В них перечислены все части автомобиля. Надо против каждой части поставить галочку: годная эта часть или негодная. Очень здорово придумано.
В гараже никого не было, все ушли на обед. Я открыл верстак и увидел там пачку ведомостей. Но когда я поднял эту пачку, то увидел под ней два подшипника. Те самые, которые позавчера мы с Лагутиным должны были поставить на машину и про которые Лагутин сказал, что поставит сам. Это были именно те подшипники в той же промасленной бумаге. Рядом лежал бланк требования, по которому я получал эти подшипники на складе.
Как же так? Ведь машина уже вышла из ремонта, а подшипники лежат в верстаке. Значит, Лагутин забыл их заменить. И машина вышла из ремонта со старыми подшипниками. Халатный человек этот Лагутин.
Я вернулся на пустырь. Возле наших ребят стоял шофер Зуев.
— В этой машине толку не будет! — сказал Зуев. — Легче новую собрать.
Удивительная особенность шофера Зуева заключалась в том, что он был всегда небрит. Если человек не бреется совсем, то у него вырастает настоящая борода. А если он хоть редко, но бреется, то в какой-то день он должен быть выбритым. А рыжая щетина Зуева всегда была одной и той же величины. Не увеличивалась и не уменьшалась.
Это был худой, молчаливый человек. Шофер. Но за какую-то провинность его сняли с машины и перевели в гараж. Кажется, даже временно лишили водительских прав. Не знаю точно. Меня он не интересовал. Он был какой-то апатичный. С кем он сошелся, так это со Шмаковым Петром. Они любили разговаривать. Сядут в холодке и произносят по одной фразе в полчаса.
— Пионерский лагерь знаете? — спросил Зуев.
— Конечно! — ответили мы.
— Там стоит другая списанная машина. Куда лучше этой. А за эту и не беритесь.
Зуев ушел.
Полекутин объявил:
— Ничего не выйдет.
И стал доказывать, что восстановление машины обойдется чуть ли не в две тысячи рублей. Полекутин здорово разбирался в технике.
— Почему ты молчал на собрании? — спросил я.
— Тогда я не знал, в каком она состоянии.
— Ага! А ведь я предлагал сначала осмотреть.
— Я не помню, что ты предлагал! — ответил Полекутин. — У тебя вообще не поймешь, что ты предлагаешь. А эту лайбу нужно отправить на свалку.
— Хорошо, — дипломатично сказал я, — раз уж мы ее осмотрели, давайте составим дефектную ведомость.
В дефектной ведомости нам пришлось писать всего два слова: «в ремонт» и «отсутствует».
Двигатель — в ремонт, аккумулятор — отсутствует, коробка передач — в ремонт, динамо — отсутствует. И все в таком духе.
Мы кончили составлять дефектную ведомость. Появились Игорь и Вадим. В руках у Игоря была его знаменитая папка. В руках у Вадима ничего не было.
— Привет! — сказал Игорь. — Чем занимаемся?
Я объяснил ему, чем мы занимаемся.
— Прекрасно!
Игорь сел на подножку, вынул из папки чистый лист бумаги, из кармана вечную ручку и начал что-то писать.
