— Идем в Батавию! — кричали они. Инсургенты помнили, какую борьбу пришлось им выдержать в городе с солдатами, и не решились вести туда этих людей.
— Хватит работы и тут, — говорили они. — Поднимайте народ, занимайте учреждения, рвите связь между ними, задерживайте и обезоруживайте голландцев, жандармов, полицию! Нападайте из засад на отдельные группы солдат!
Сами повстанцы начали советоваться, что же им дальше делать: вернуться в Батавию или идти поднимать народ? Гуран звал в Батавию, на решительный бой с врагом, другие возражали ему, доказывая, что двадцать человек не решат судьбу города, а вне его смогут быстро сплотить вокруг себя большие силы жаждущего освобождения народа.
В числе последних был и Нонг. Он зажегся великим делом, утратил свою обычную стеснительность и сам удивлялся, откуда у него берется красноречие.
— Там, на юге, в Бантаме, — говорил он, — есть много оружия, есть даже наши войска. Я их сам видел! Они и решат нашу судьбу! Пойдем навстречу, окажем им помощь по дороге!
И он рассказал о том, что видел и в каких событиях принимал участие. Услышав, что этот тихий парень имел отношение к таким событиям и людям, товарищи прониклись к нему уважением и доверием.
Постепенно начинало светать. Все отчетливее вырисовывались на горизонте горы. Вот уже заблестели их вершины.
В это время из Батавии прибежали два товарища и сообщили, что почта занята солдатами и сорок девять повстанцев захвачены в плен. Лишь разрозненные группы все еще отстреливаются в разных местах города. Нет надежды, что им удастся достигнуть успеха без помощи со стороны. Но можно ли надеяться на эту помощь?
— В районе Батавии вооруженной силы у нас больше нет, — сказал Гуран.
— Значит, нужно оставить Батавию, — подхватил Нонг, — и идти на юг, на соединение с нашими войсками.
С этим вынуждены были согласиться все. Перед походом решили укрыться и часа два отдохнуть.
Через час в отряд привели голландскую семью, которая убегала в Батавию из своей усадьбы.
Важный мингер, толстая мефрау[31] и двое детей восьми — десяти лет дрожали, ожидая смерти.
— Берите все, только не убивайте! — просил голландец…
— Свое добро мы и сами возьмем, — ответили ему, — а убивать вас нет смысла. Идите себе по рельсам в Батавию!
И семья зашагала, трусливо оглядываясь, а повстанцы оставили себе две отнятые у нее лошади и револьвер.
Вдруг со стороны Батавии появился поезд. Дойдя до разрушенного участка дороги, он остановился, и из вагонов высыпали солдаты. Отряд счел за лучшее отойти подальше. Повстанцев везде встречали как братьев, а солдаты ни у кого не могли допытаться, есть ли в окрестностях инсургенты. Выдала их только что отпущенная на свободу голландская семья.
Тотчас часть солдат бросилась преследовать отряд. Во время погони голландский офицер исполосовал плеткой человек двадцать туземцев, в том числе и женщин, но никто из них «не видел» никакого отряда.
Зато отряд получал сведения о каждом шаге врага. В полдень Гуран решил встретить противника. В отряде насчитывалось уже тридцать человек, да и население могло помочь.
Разместились в чаще и стали ждать. Солдаты шли без предосторожностей, не думая, что безоружные крестьяне посмеют напасть на них.
Первый же залп скосил человек двенадцать, остальные бросились наутек. Вместе с ними улепетывал и офицер. Лишь отбежав подальше, они начали отстреливаться и потеряли еще трех человек. Гнаться за ними дальше повстанцы не стали, так как солдаты отступали туда, где находились их основные силы.
За одного своего раненого инсургенты получили пятнадцать винтовок! Но важнее оружия были слухи о «большой победе», полетевшие от кампонга к кампонгу. Эти слухи поднимали дух народа!
Часа через три сзади послышался топот, и в облаках пыли показалось человек сорок всадников. Прятаться было поздно, пришлось принимать бой. Кавалеристы спешились, повстанцы рассыпались, и началась перестрелка.
Обе стороны, укрывшись за деревьями, долго, но безрезультатно обменивались выстрелами. Наконец два солдата вскочили на лошадей и куда-то умчались.
— За подмогой, — догадался Гуран. — Это нам не с руки. Надо бы оторваться от них.
— А как оторвешься, если на лошадях они смогут висеть у нас на плечах? — усомнился другой товарищ.
— Что, если человекам десяти зайти с тыла и напасть на коней? — предложил Нонг.
Предложение было одобрено, и тотчас десять добровольцев во главе с Нонгом двинулись в обход. Отвлекая от них внимание солдат, остальные усилили огонь.
В полукилометре находились кампонги, и Нонг направился туда. Деревня казалась безлюдной, ни одного человека не нашли в ней, лишь пустые хижины сиротливо жались среди деревьев. Но едва появились повстанцы, как из ближайшей чащи один за другим начали выходить мужчины. Скоро их собралось человек пятьдесят, и все без особых уговоров согласились помочь инсургентам.
Вскоре шестьдесят человек скрылись в зарослях. Нечего и говорить, что местные жители скрытно и быстро провели отряд в тыл к кавалеристам. Недалеко от дороги Нонг увидел сорок лошадей под охраной восьмерых солдат и взмахом руки подал сигнал к атаке.
Солдаты и выстрелить не успели, как были окружены и связаны по рукам и ногам. Внезапным ударом с тыла кавалеристов разгромили в считанные минуты, и, распрощавшись с местными жителями, повстанцы на захваченных у противника лошадях двинулись дальше к югу.
Четыре дня шатался отряд Гурана, то нападая, то отступая от врага. Всюду он находил следы народного гнева: пепелище на месте запасов табака, сахарного тростника, кофе, перца; разрушенные мелкие предприятия, конторы; убитых угнетателей. Но крупные предприятия продолжали держаться: у властей хватало солдат, жандармов и прочих прихвостней для обороны их. Тем более что находились они поблизости от главных путей сообщения.
Жители не только с радостью встречали повстанцев, но и гордились ими. Появление «своего» отряда вооруженных кавалеристов вызывало большой подъем и отвагу у «самого тихого и спокойного народа в мире». И народ этот тотчас поднимался на борьбу с заклятым врагом.
Но стоило отряду уйти дальше, как являлись правительственные войска, и кровь людская лилась рекой…
А войск набралось много. Они продвигались и от Батавии, и от Бейтензорга, резиденции генерал-губернатора, отрезая партизанскому отряду путь на юг.
Круг постепенно сужался.
Не о нападении приходилось думать теперь, а только о том, чтобы спастись самим. Правда, пока отряд имел то преимущество, что каждый охотно служил ему разведчиком. Повстанцы точно знали о передвижениях врага, о его численности и вооружении. Это помогало и уклоняться от боев с крупными силами противника, и успешно громить его мелкие подразделения. Но чем дальше, тем тяжелее становилось положение партизан. Солдаты шныряли по всей округе, заливали пожары кровью народа, жестоко усмиряли жителей.
Одновременно с «усмирением» падало и настроение населения. Боясь расправы, жители стали нередко встречать партизан со страхом и деликатно просили их поскорее ехать дальше.
— В дэзе Ронэ много народа перестреляли, — говорили крестьяне в свое оправдание.
А вскоре и враг получил возможность точно осведомляться о движении партизанского отряда.
У повстанцев оставалась единственная возможность вырваться из вражеского окружения: ущелье возле вулкана Салака. Правда, конные разведчики противника то и дело показываются сзади, следят за движением отряда, а значит, и нападения нужно ожидать оттуда. Тем быстрее следует гнать коней.
Всю ночь шел отряд по ущелью. По сторонам высились острые скалы, то оголенные, то покрытые густой растительностью. Рядом бурлил горный ручей. Лошади то и дело спотыкались, скользили на камнях, падали на колени. Ветви цеплялись за головы людей, до крови царапали лица.
Впереди ехали Гуран и Нонг. — Только бы проскочить через железную дорогу, — сказал Нонг, — а дальше начнется более безлюдная местность, там будет легче. Эх, скорей бы добраться! Сколько оружия там, сколько наших товарищей! Ничего, мы еще поборемся с этими гадами. Посмотрим, кто победит!
Рассуждения человека, собственными глазами видевшего все это, были лучшей поддержкой для отряда, в котором кое-кто уже начинал терять веру в спасение…
Вдруг в придорожных кустах затрещали сучья.
— Стой! — крикнул Гуран, вскидывая винтовку.
— Не стреляйте! Свой! — послышалось из кустов, и на дорогу выскочил запыхавшийся туземец. — Дальше ехать нельзя, там солдаты!
— Где? Далеко?
— Возле выхода из ущелья. Я торопился, бежал всю ночь по горным тропинкам, чтобы предупредить вас!
— Откуда ты знал, что мы тут?
