— Мы и сейчас поможем, Иван Кузьмич, у нас же каникулы! — подхватил эту мысль Серёжа.
— А что надо сделать, папа?
— Да дело-то пустяковое, ребята, только вряд ли что выйдет.
Цех, в котором работал Иван Кузьмич, очень нуждался в рабочих. Простые ящики для снарядов некому было делать, вернее, их не успевали делать. Ящиков надо было так много, что как ни старались, а тары всё нехватало. Ставить на эту работу квалифицированных рабочих никто не разрешит, а подростки из школы ФЗО не справлялись. «Конечно, — подумал Иван Кузьмич, — ребята могли бы, помочь, но вряд ли на это пойдут в школе». Он высказывал свои сомнения так, как если бы говорил со взрослыми, но Ваня и Серёжа пристали к нему с просьбой дать им изготовить хотя бы сотню ящиков для пробы. Собственно, нужны только размеры, доски и гвозди, а всё остальное они, ребята, сами сообразят, что к чему.
— Ну, что же, попробуем, — вдруг согласился Иван Кузьмич, и ребята в тот же вечер организовали бригаду в двенадцать человек.
Было решено, что Ваня с группой ребят завтра поедет на завод и привезёт в свою мастерскую машину досок и ящик гвоздей. Машину даст Иван Кузьмич, а об остальном можно не беспокоиться, — заверили организаторы нового дела. Но когда старший Спицын пообещал им ещё и дядю Сашу в качестве старшего, у ребят не было предела радости.
Нравились эти задорные, работоохотливые мальчишки Ивану Кузьмичу, но в то же время он был уже не рад, что затеял это дело. «А вдруг покалечат себя, наделают какой-нибудь беды», — думал он. Но тут же думал и о том, что совсем недавно ребята выполняли куда более сложную работу. Он решил посоветоваться завтра в райкоме, но Серёже и Ване сказал:
— Добре, ребята, если всё будет у вас хорошо, мы вас тоже не оставим без внимания.
В новой мастерской, которую ребята решили оберегать любой правдой и неправдой, закипела работа.
Иван Кузьмич не знал, что мастерская теперь не в школе, а в дровянике дома Серовых. Ребята же, в свою очередь, совершенно открыто говорили во дворе, что они помогают фронту, делают заказ заводу, гордились этим и целыми днями суетились в мастерской. Только дядя. Саша, приехавший с первой машиной, удивился:
— Это когда же вы успели сюда перебраться?
— В каникулы! — ответили ребята. — В школе у нас опять ремонт…
Между тем директор школы на время каникул отложил «расследование» дела. Теперь у него не было сомнения в том, что всё это сделали ребята. Записка, найденная сторожем, убедила его в этом окончательно. Одновременно эта же записка и несколько запутывала дело. Опять же повинен сторож. Свёрнутую вдвое записку он случайно оборвал так, что на листочке получилось следующее:
«Минархос шан…
приводить в действие сего…
захвати с собой каку…
сумку она необход…
Аже…»
В таком виде он вручил её директору, заявляя, что записка эта «подозрительна». Директор, разумеется, понял в чём дело. Записка — документ, уличающий ребят в краже. Но кто автор её — он не знал.
Он расценил этот поступок как обычную кражу, как мщение за то, что мастерскую ликвидировали, и собирался примерно наказать виновников.
В то время, когда над ребятами и, в частности, над Серёжей и Ваней нависла серьёзная опасность, они, ничего не подозревая, с увлечением делали ящики для снарядов.
Мастерская по изготовлению ящиков превзошла себя. За время каникул ребята сдали для завода более тысячи ящиков. Заводу это стоило всего одну рабочую единицу (инструктор), а помощь была значительная, ребята помогли выполнить план по отгрузке боеприпасов на фронт.
Лозунг: «Труд — дело чести пионеров и школьников!» — стал боевым знаменем мальчиков, с полной энергией и страстью отдававшихся работе.
Но вот каникулы кончились, начались уроки, и вместе с этим началось так называемое «расследование».
Напрасно ребята думали, что директор забыл о мастерской. Как только кончились каникулы, для мальчиков начался «экзамен», которого они сильно опасались. Перед последним уроком дежурный сказал:
— Серёжу Серова и Ваню Спицына вызывает директор школы. Зайти после уроков.
Женя легонько толкнул Ваню локтем, лукаво улыбнулся и буркнул:
— Попался!
Ваня покраснел до волос. Он злился на Женьку, на себя и боялся итти к директору. Заметив, как струсил Ваня, Серёжа подошёл к нему и с укором произнёс:
— Конспиратор, а ещё разведчиком хотел быть!
— Да ну вас всех… — всхлипнул Ваня.
Володя не утерпел, ему жаль было Серёжу, и он впервые отважился сказать неприятные слова Ване:
— Тоже, пионер! Посмотришь на тебя, так с тоски захворать можно.
— Ну, и хворай! — не вынес упрёка Ваня.
Действительно, у Вани Спицына всё получалось как-то не так, негладко, а почему — он и сам не мог понять.
Женя молча переживал за всех и за себя. «Узнает мама, будет мне баня!» — подумал он.
Ваня и Серёжа пошли к директору, но, к их счастью, его не оказалось. Вышли из школы. Ваня, считавший себя главным виновником, предложил:
— Пойдём, Серёжа, к папке, пусть выручает. Ведь мы заводу помогли…
— Вот ты всегда так: всё надеешься, что кто-нибудь выручит, — проворчал Серёжа. Но идея эта ему понравилась.
— А что, Серёжа, пойдём? — поддержал и Юра.
Иван Кузьмич Спицын встретил ребят ласково, усадил на диван.
Комната мастера цеха, то-есть Ивана Кузьмича, ребятам понравилась. На столе стояла модель танка. На стенах висели чертежи, а у стены, на длинном и узком столе лежали какие-то детали с белыми ярлычками. Сам Иван Кузьмич тоже понравился. Огромного роста, полный, с седыми висками, в военном костюме, но без погон, он походил на командира. Над правым карманом гимнастёрки были яркие колодочки трёх орденов. Но особенно поражал ребят его голос: сильный, чисто уральский, окающий. Им казалось, что Иван Кузьмич очень строгий, но как только он заговорил, улыбнулся, ребятам сразу стало легко. Они рассказали ему о своей беде, признались во всём: и как решили перетащить инструменты, и как оборудовали мастерскую, и о том, как делали ящики…
— Ну, вот что, орлы, поступили вы, конечно, скверно. Да и меня втянули в это дело не очень честно. Надо было сразу обо всём рассказать. Но теперь выходит, что и я в ответе, придётся выручать вас.
Тут же Иван Кузьмич снял трубку телефона и позвонил директору школы:
— Григорий Петрович? Здравствуйте… Вас беспокоит Иван Кузьмич… Спасибо, рад… Да, многих наградили… Я, Григорий Петрович, звоню вот по какому вопросу… Мы посоветовались с райкомом и решили, что для ребят вашей школы организуем в клубе уголок техники… Да, да… Конечно, это больше, чем уголок… Помещение отведём, дадим токарный, фрезерный, сверлильный станки и, конечно, полный набор различных инструментов. А там видно будет, со временем можно и техническую станцию открыть…
Иван Кузьмич многозначительно подмигнул ребятам, улыбнулся. Ребята тоже заулыбались: «Дескать, мы всё понимаем…»
— Да, конечно, конечно… За что? Как же, за их настоящую помощь заводу… Они нас выручили здорово, больше тысячи ящиков сделали. Как? Вы ничего не знали? Да что вы? Мастерскую растащили? Ой, ой, как нехорошо, вот уж не подумал бы, — сдерживая улыбку, говорил Иван Кузьмич, а на его лице ребята читали: «Ничего, уладим дело с вашим директором». — Да, конечно, но победителей, Григорий Петрович, не судят… Разумеется, это временное явление, им учиться надо, правильно… Да, признаться, туговато с ящиками. Но план поставки снарядов фронту мы перевыполнили, мальчики помогли, спасибо…
Иван Кузьмич повесил трубку и весёлым голосом сказал ребятам:
— Всё в порядке. Только завтра зайдите к директору школы и начистоту признайтесь, извинитесь, но ни словам о том, что были у меня. Понятно?
— Спасибо, папа, а то мы струхнули, — просияв, сказал Ваня.
— Спасибо, Иван Кузьмич! — радостно повторили товарищи Вани.
— Вам, ребята, спасибо, помогли заводу, фронту, а это сейчас очень важно. Ну, а уголок техники у вас будет настоящий, директор завода уже подписал приказ…
Ожидаемый «экзамен» у директора школы больше не страшил ребят. Недаром же Иван Кузьмич сказал «Победителей не судят». Эти слова так понравились ребятам, что они забыли всякие обиды на Ваню Спицына.
* * *
Дела вне школы несколько отвлекли Ваню от той тайной тревоги, которая уже давно охватила его. Дело в том, что он снова совершил проступок и сейчас не знал, как его загладить. У Вани оказалось два дневника. Их обнаружил его друг, Женя Шлагин. Первый дневник был с хорошими отметками. Его Ваня «оформлял» самолично. Это для мамы и папы. Но папе подписывать дневник приходилось редко. Папа такой, что сразу может догадаться, а мама — другое дело… Второй, официальный, с плохими отметками и замечаниями учителей, Ваня носил с собой в школу, а возвращаясь домой, прятал, чтобы он случайно не попал маме.
