Елена Нестерина - Когда пробьет полночный час

Cтарое-старое кладбище доживало свой скорбный век рядом с летним лагерем «Огонек». Уже давно никого не хоронили на нем – кладбищенская церковь, где когда-то отпевали покойников, треснула, покосилась. В ней жили теперь дикие голуби, их тревожное гугуканье тихими летними вечерами было слышно на всю округу. Часто ни с того ни с сего чуткие голуби вдруг пугались чего-то. Они шумно срывались со своих мест, с громким свистом хлопали крыльями, встревоженно кричали – и, вылетев сквозь разбитые окна и проломы в куполе, долго-долго носились над округой. Их жалобные голоса до самой темноты раздавались в вышине.

На одинаковом расстоянии и от заброшенного кладбища, и от лагеря стояла деревня. Дорога от лагеря к ней шла в объезд леса, что значительно удлиняло путь. Поэтому местные жители редко бывали в «Огоньке».

Этого, впрочем, ребята, отдыхающие в лагере, и не замечали. С деревенскими они виделись лишь иногда – тогда, когда ходили купаться. Встречи в основном проходили мирно, воду местного пруда и его берег делить не приходилось.

Путь на этот пруд пролегал как раз по кладбищу. Конечно, можно было не ходить мимо покосившихся памятников и гнилых крестов, а вдоль кромки леса обойти старый погост, но этого почему-то никто из отдыхающих не делал. Чтобы срезать дорогу и укоротить время пути, все ходили через кладбище. Не чуя под собой ног, неслись по нему малыши, стараясь не смотреть по сторонам; тоже торопливо, но то и дело косясь на могилы и тревожно оглядываясь, проходили более взрослые мальчишки и девчонки.

Кладбище завораживало. Влажными вечерами между высокими кладбищенскими березами и широколапыми елями вился белый туман. Подергиваясь, он огибал деревья, садился на ржавые оградки, сумрачно вздрагивал, опускаясь на заросшие травой могилы.

Многие из отдыхающих в лагере смотрели на него сверху – с горы, из окон второго этажа корпуса, повернутого торцом к кладбищу. Но выйти на кладбище вечером, а тем более ночью не решался никто. Выйти, побродить, окутавшись кладбищенским туманом, посмотреть на заброшенные могилы, постоять, подождать, послушать…

А может, просто времени на это не было – ведь ни на минуту не затихала веселая жизнь в «Огоньке». До самой темноты гремела там музыка, шли дискотеки, проводились игры и конкурсы. Наигравшись и нагулявшись, все, от мала до велика, так уставали, что прямо валились с ног и засыпали сладким сном, едва коснувшись кровати. Ведь наутро их ждали новые развлечения.

Вот и сегодня лагерь был наполнен огнями, празднично украшен, музыка неслась из установленных на дискотечной площадке и на крыше столовой динамиков особенно громкая. Королевская Ночь – конец второй летней смены, вот что праздновало население «Огонька»! Никто никогда не спит в Королевскую Ночь! Многие ради того, чтобы повеселиться на закрытии, терпеливо сидят в лагере всю смену. Ведь в Королевскую Ночь можно было ВСЕ!!!

Уже почти стемнело, на улице горели яркие лампочки иллюминации, тут и там стояли лотки с пирожками и газировкой, которую наливали всем желающим работники пищеблока. Даже мороженое еще не закончилось – хотя некоторые так его объелись, что не могли уже двигаться и частично разбрелись по своим корпусам и завалились спать, а некоторые сидели на скамейках и вяло отмахивались от комаров.

Завершился праздничный концерт – к нему готовились чуть ли не с середины смены, – но дискотека, которую прикрывали обычно в одиннадцать часов вечера, сегодня обещала затянуться далеко за полночь, и поэтому отплясывали там с особенным воодушевлением.

С воплями и улюлюканьем гоняли по всему лагерю малыши своих воспитателей. Те бежали со всех ног, потому что знали: если малышня их поймает, то непременно изваляет в траве, вымажет зубной пастой, кремом от тортов и пирожных, мороженого набросает за шиворот – одним словом, поглумится на славу. Продуктов для этого было много, боевого задора у бывших уже подопечных несчастного воспитателя еще больше – вот бедные взрослые и носились теперь как угорелые.

Воспитатель девятого отряда Натан, например, сегодня от отчаяния забрался на вершину сухой сосны без нижних веток, которая покорилась еще только одному человеку – несколько лет назад на нее взобрался такой же несчастный дяденька-физрук. Того, замучившего своей ежеутренней зарядкой и многокилометровым кроссом за призы в виде плакатов разонравившихся ему рок-певцов, дети гоняли особенно долго. Они разделились на группы, и, когда одна уставала бежать со зловещим улюлюканьем за вредным дядькой, за дело принималась другая. Так, зигзагами, и бегал физрук по территории. Его не могли спасти ни начальница лагеря, ни кто-нибудь из воспитателей – таков был закон Королевской Ночи. Физрук просил ребят остановиться и не бегать за ним, но тонкие детские голоса командовали: «Вперед! Кросс! Здоровье! Не сбавлять скорость! Не менять ритма!», и гонка продолжалась… Когда наконец физкультурный руководитель дошел до последней стадии усталости, обиды и отчаяния, на глаза попалась ему сухая сосна. В последнем мощном рывке оторвавшись от преследователей, он закричал по-обезьяньи и вскарабкался на вершину дерева.

Там он и сидел, время от времени меняя место посадки – сухие ветки поскрипывали, угрожая треснуть и обломиться, ветер раскачивал сосну…

Вернее, не ветер, а дети качали дерево, пытаясь стряхнуть с него физкультурного руководителя. Сосна выдержала, через некоторое время детишки убежали искать другие развлечения… А физкультурник сидел на сосне до розовых утренних облачков. Только тогда, осмелев, он кое-как спустился – и уже на следующей смене духу его в «Огоньке» не было. Говорили, что тиранический физрук подался в охранники, сопровождать бетонные изделия, которые перевозили из Сибири в пустынные районы недалекого зарубежья.

Но никто в лагере об этом и не грустил. Его, вредного мучителя, гоняли в отместку. А всех остальных, в принципе, любимых воспитателей и воспитательниц, просто так, для поддержания традиции.

Сколько же собирался сидеть на сосенке малоспортивный Натан, не мог спрогнозировать никто. Потому что загнать-то воспитателя на дерево загнали, но снимать его детишки явно не собирались. А пока подоспеет подмога из обслуживающего персонала… Сидеть и выть на большую круглую луну, взошедшую над лесом, – больше ничего запрыгнувшему на дерево дяденьке не оставалось…

Взрослых ребят этим было уже не удивить. За всю смену они не отличались особым послушанием, так что отыгрываться на своих руководителях, которых они и так доводили изрядно, им уже было неинтересно.

А тем более после того, как в голову одному из них пришла замечательная идея.

– Пацаны, – обратился к своим приятелям Вовка, парнишка из четвертого отряда, – а слабо на кладбище пойти? Прямо сейчас!

– Так мы же собирались девок наших пастой мазать, – удивился Мишка, подкидывая на ладони тюбик зубной пасты. – Я ее специально грею в кармане.

– Намазать мы их успеем, – ответил Вовка. – Попозже. Так даже лучше – пока мы на кладбище, пока обратно, они спать точно улягутся.

– Так еще дискотека даже не кончилась, – добавил Андрюшка. – А наши все на дискотеке.

– Дискотека, может, всю ночь будет, – заметил Вовка. – Но не все же на ней останутся. Я хочу Никифорову намазать. Не думаю, что ее на всю ночь на дискотеке плясать хватит. Отправится же она на боковую. Вот тут-то я ее узорами-то и распишу.

– И Петрушкина с дискотеки всегда рано уходит, Петрушкину тоже хорошо бы конкретно намазать, чтобы не выделывалась, – ухмыльнулся Мишка.

– Намажем. Но сначала – на кладбище, – заявил Вовка. – Самое время сегодня.

– Так за территорию же нельзя!.. – почесал затылок Андрюшка.

– Сегодня Королевская Ночь, все можно! И за территорию бегать, и вообще! – воскликнул Вовка. – Так что ничего нам за это не будет. Из лагеря уже не исключат, домой не вышлют. Смена-то закончилась!

– Ну да… – согласились ребята.

– А чего там делать-то, на кладбище? – спросил Андрюшка.

– Смелость свою проверить, – ответил Вовка. – Вот просто взять да и пройти все кладбище от начала до конца.

– Ой, да это любой дурак!.. – воскликнул Мишка.

И осекся.

Странный вой донесся откуда-то.

– Что это? А? – несмело пробормотал Мишка.

– Не знаю, – чуть слышно ответил Андрюшка. – Кажется, со стороны кладбища…

Вой повторился. Затих. Через несколько секунд вновь раздался в тишине. А потом из лагерных динамиков опять врезала лихая латиноамериканская музыка – и никакого воя стало не слышно. Как и не было. Словно тягостный звук и не нарушал веселья Королевской Ночи.