— Вы, ребятушки, чуток припозднились, не находите? — дружелюбно спросил он.
— Чуточку, — отвечала я.
Он бросил в наши мешки горсть «Чаклз»[2].
— Скорее! — понукал тыквоголовый, когда мы шлепали по влажной траве к следующему дому. — Скорее!
У Ли мешок стал настолько тяжелым, что его пришлось волочить по земле. Свой я держала обеими руками. Табби негромко причитала себе под нос, качая головой.
Мы обошли обе стороны квартала. Я по-прежнему не видела других ребят. Не ездили машины. В некоторых домах не горел свет.
— Скорее! — не унимался тыквоголовый.
— Еще больше домов! Еще больше кварталов!
— Ни за что! — вскричал Ли.
— Ни за что! — подхватила Табби. Она пыталась говорить сурово, но я слышала дрожь в ее голосе.
Лица-фонари вновь угрожающе закружились вокруг нас. Треугольные глаза полыхали.
— Живей! Вы не можете остановиться сейчас! Не можете!
— Но уже очень поздно! — возразила я.
— А у меня ботинок спадает! — подхватил Уолкер.
— Не надо нам больше сладостей! — резко заявила Табби.
— Вы не можете остановиться сейчас! Живей!
— Еще больше домов! Этот квартал — лучший!
— Ни за что! — дружно воскликнули Табби и Ли. И завели:
— Ни за что! Ни за что! Ни за что!
— Наши мешки переполнены, — сказала я.
— Мой начинает рваться, — пожаловался Уолкер.
— Ни за что! Ни за что! — тянули Табби и Ли.
Оба джека-фонаря вновь закружились вокруг нас, все быстрее и быстрее, превращаясь в стену огня.
— Вы не осссстановитесссссь! — прошипел один.
— Вы пойдете дальшшшшше!
Они кружились все ближе и ближе к нам, сжимая кольцо. Я уже чувствовала испепеляющий жар их пламени.
И пока они кружились, они начали шипеть, как гнездо растревоженных змей.
Шипение становилось все громче и громче, пока нам не начало казаться, что мы действительно окружены змеями!
Мой увесистый мешок выпал из ослабевших рук.
— Хватит! — завопила я на них. — Прекратите! Вы не Шейн и Шейна!
Пламя выплеснулось из их глазниц. Шипение переросло в пронзительный вопль.
— Вы не Шейн и Шейна! — завизжала я. — Кто вы такие?!
Они прекратили кружить. Языки пламени облизывали зубастые рты. Эхо пронзительных воплей еще отражалось от голых деревьев, вспарывая тяжелую ночную тишину.
— Кто вы такие? — снова спросила я дрожащим голосом. Меня всю трясло. Я вдруг почувствовала себя так, будто весь холод ночи просочился в меня.
— Кто вы такие? Вы что-то сделали с нашими друзьями?
Нет ответа.
Я повернулась к Уолкеру. Отсветы пламени играли на его лице. Несмотря на грим, я видела, какое испуганное у него лицо.
Я судорожно сглотнула и повернулась к Табби и Ли. Они усмехались и качали головами.
— Это ты придумала дебильную шутку? — спросила Табби. Она закатила глаза. — Вау. Неужто ты думала, что мы на это поведемся?
— Ой, боюсь, боюсь! — издевательски воскликнул Ли. Он свел колени вместе. — Смотрите — трясусь, как лист!
Они с Табби делано рассмеялись.
— Костюмчики что надо. И пиротехника у вас крутая. Но мы знаем, что это Шейн и Шейна, — заявил Ли. — Вам нас ни в жисть не запугать.
— Ни в жисть! — повторила Табби. — Гляди!
Они с Ли протянули руки. Схватили тыквенные головы за бока — и потянули.
— И-и раз!
Они сдернули пылающие головы с плеч тварей.
И мы завопили уже вчетвером — ибо под тыквами не оказалось голов!
Наши пронзительные вопли рассекли ночь, словно вой сирены.
Тыквенная голова выпала у Табби из рук и тяжело запрыгала по земле. Яркое оранжевое пламя взметнулось изо рта и глаз.
Ли все еще держал вторую тыквенную голову в руках. Но выронил ее, когда зубастый рот пришел в движение.
Пылающие головы усмехались нам с травы.
— Охххх! — с низким стоном ужаса я попятилась. Мне хотелось бежать, бежать отсюда со всех ног и не оглядываться назад.
Но я не могла отвести взгляда от двух голов, ухмылявшихся нам с влажной травы…
Я смотрела, сердце тяжело колотилось, ноги начали дрожать. Чьи-то пальцы схватили меня за запястье.
— Уолкер!
Он вцепился в меня. Его рука была холодна, как лед.
Свободной рукой он указал на два обезглавленных тела.
Они стояли в своих темных, колышущихся костюмах. Они не двигались. Пространство посреди их плеч, где раньше были головы, казалось ровным и гладким.
Как будто тыквенные головы, балансировавшие раньше на их плечах, никогда и не соединялись с телом.
Табби и Ли беспомощно жались ко мне. Таббина тиара куда-то делась. Волосы выбились из прически и спадали на лицо влажными прядями.
Мешок Ли завалился набок. Куча конфет высыпалась из него, и теперь они лежали в нескольких сантиметрах от одной из тыквенных голов.
Пламя внутри голов мерцало и приплясывало. А потом зубастые рты пришли в движение.
Ухмылки стали шире. Треугольные глаза сощурились.
— Хиии-хииии-хиииии!
Отвратительные смешки вырвались из их ртов. Жестокие, сухие смешки. Больше напоминающие кашель, нежели смех.
— Хиии-хииии-хиииии!
— Нееет! — застонала я. Рядом со мной ахнул Уолкер.
Ли сглотнул. Табби обеими руками вцепилась в рукав его пчелиного костюма.
Она тянула его назад, пока они не оказались у нас с Уолкером за спиной.
— Хиии-хииии-хиииии!
Головы смеялись в унисон, и мерцало пламя.
Обезглавленные тела двигались быстро. Они протянули длинные руки и подхватили головы с травы.
Я ожидала, что они водрузят их обратно на плечи. Но они этого не сделали. Они держали головы на уровне груди.
— Хиии-хииии!
Еще один сухой смешок. Тыквенные рты извивались на круглых физиономиях. Глаза взирали на нас невидящим взглядом — то ярко-оранжевые, то темные, когда пламя вспыхивало и гасло.
Я поняла, что сдавила Уолкеру руку. Он будто и не заметил.
Я отпустила его. И глубоко вдохнула.
— Кто вы? — крикнула я двум тварям. Голос мой звучал пискливо и тонко. — Кто вы? И чего вы хотите?
— Хиии-хииии-хиииии! — Они снова засмеялись этим мерзким смешком.
— Кто вы? — снова крикнула я, стараясь перекричать их скрипучее, сухое хихиканье. — Где Шейн и Шейна? Где наши друзья?
В головах шипело пламя. Зазубренные ухмылки сделались шире.
— Дрю, давай еще раз попробуем сбежать, — прошептал Уолкер. — Может, застанем их врасплох…
Мы развернулись и бросились наутек. Табби и Ли, пошатываясь, припустили следом.
Ноги были слабыми и вялыми, и я не думала, что вообще смогу бежать. Сердце колотилось так сильно, что было трудно дышать.
— Беги! — крикнул Уолкер, задыхаясь. — Быстрее, Дрю!
Далеко мы не ушли.
С ужасающим пронзительным шипением, твари вновь закружились вокруг нас. Поймали в ловушку. Вновь сделали пленниками в огненном круге.
Нам ни за что не сбежать. Нам ни за что от них не уйти.
Сквозь кружащее пламя я отчаянно оглядывала улицу.
Ничего. Ни намека на движение. Ни машин. Ни людей. Ни даже собак и кошек.
Держа головы на уровне талии, существа вышли из огненного круга и двинулись на нас. Они угрожающе встали перед нами, поднимая раскаленные докрасна головы над пустыми плечами.
— Еще дома. Еще дома. — Зубы на лицах-фонарях двигались, выталкивая слова. Красные глаза смотрели на нас сверху вниз.
— Еще дома. Еще дома.
— Вы не можете остановиться! Вы обязаны продолжать!
— Подберите ваши мешки. Подберите их — живо! — зарычал один из них. Голова смотрела на нас с воздетых рук, зазубренный рот кривился в жестокой усмешке.
— Мы… мы не хотим собирать! — взвыл Ли, цепляясь за Табби.
— Мы хотим домой! — закричала Табби.
— Еще дома. Еще дома. Еще дома. — Продолжали шипеть головы.
Они одновременно налетели на нас. Налетели и толкнули.
У нас не было выбора. Устало подняли мы из травы брошенные мешки.
Они двигались позади нас, и все тянули, тянули своим низким, скрипучим шепотом:
— Еще дома. Еще дома. Еще дома.
Они подтолкнули нас к первому дому в следующем квартале. Они втолкнули нас прямо на крыльцо. После чего зависли рядом.
— Как… как долго мы должны собирать конфеты? — спросила Табби.
Тыквоголовые ухмыльнулись.
— Вечно! — заявили они.
Дверь открыла женщина, и бросила по пакетику «Hershey's Kisses»[3] в наши мешки.
— Что-то вы, дети, совсем уж поздно, — сказала она. — Вы местные?
