Неподалеку от Сэма расположилась крабовская шпана. Эти сидели, понятно, на корточках, смолили коноплю и табачок попроще. Тоже по-своему форсили, округляя рты, выдувая ровные фиолетовые кольца. Однако трещали языками меньше прочих, цепко приглядываясь к окружающим, изредка обмениваясь скупыми замечаниями. Миша Крабов, коренастый и коротко стриженный, сидел в центре, остальные вокруг — все равно как семейка маслят возле своего пахана. В другом месте подобное соседство мало кому бы понравилось, но здесь соблюдались свои неписанные правила. На пятачке можно было запускать ракеты, испытывать пугачи и смолить косяки, но только не драться. Даже борзых малолеток из первых-вторых классов, забегавших стрельнуть курева, отсюда особо не гнали. Напротив отечески поучали, угощая сигаретками полегче, советуя не вытягивать табачок до фильтра. Впрочем, иной раз давали и пинкаря, памятуя о том, что детям до восьми никотин в общем-то вреден…
— Фитюли подорожали, — делился рыночными новостями Кокер. — Конкретный такой скачок! Вся надежда теперь на Рафика.
— А чё Рафик-то?
— Он к родне летом мотался, конопли привез целый рюкзак. Своим обещал скидочку.
— Чур, я первый! — забил очередь Маратик. — Где он, кстати?
— В туалете, небось, оттягивается. Кому делиться-то охота!
— Куркуль, блин!
— Зато Кентукки сегодня добрый. Каждая вторая доза — бесплатно! Типа, первое сентября.
— А чего ему не быть добрым, у него прибыль стабильная. Уже на «феррари» прикатил! Сам сегодня видел.
— Какая модель?
— Вроде шестьсот двенадцатая.
— Да ты гонишь! Знаешь, сколько такая модель тянет? За миллион баксов!
— Ну, может, попроще что…
— Фига ли попроще? Купил и оттюнинговал под серебро. А чего? Ему Маринад каждый день бабло пачками таскает! А таких Маринадов у него, знаешь, сколько! Может, по сотне рыл в каждом районе.
— Скажешь тоже, — по сотне…
— Да какая, фиг, разница? Главное, цены у них конкретно подросли. Вспомните, сколько в прошлом году было и сколько сейчас.
— Цены вообще ползут. На хлеб, на бензин. Шнурки вон ругаются, пенсионеров жалеют.
— Чё ты хочешь, они везде ползут.
— Ты про пенсионеров? Ха!
— Я про все, дебил! Потому что, кризис, блин. Мировой. Так что если Рафик коноплей не поделится, предлагаю ему бойкот зафигачить.
— Кризис тут ни при чем. Это цыганский поселок подломили, потому и цены скакнули…
Цыпа, парнишка, у которого дяхан работал в ментуре, как всегда знал главные местные новости.
— Пять бульдозеров подогнали, погавкали в матюгальник и поперли в атаку. Еще бойцы из «Города без наркотиков» прикатили. Человек сорок — с цепями да колунами.
— И чё там, и чё? — тут же придвинулись к светочу знаний «куряги».
— Ничего. Снесли на фиг половину улицы и склад нашли. Коробки со шприцами, порошок, травку. Тут же все и спалили — в бочках из-под мазута.
— Почему в бочках-то?
— В них тяга хорошая. Наркота на раз сгорает.
— А хачики чего?
— Чего хачики? Кто надо, заранее смылся, а так стояли да галдели. Что они сделают-то? Сами виноваты — не делились с кем положено…
Краем уха Серега прислушивался к каналу «городских новостей», но особенно себя не грузил. В конце концов, он вены себе не колол и цыганский ширпотреб не скупал. Его команда — Гера, Антон и Тарасик — стояла чуть в стороне, беседуя о своем. У них и курил-то один Гера, другие просто болтали да шарили у себя в карманах, выуживая прошлогодние крошки. То есть, наверное, и ходить сюда особой нужды не было, а все равно зачем-то приходили. Вроде как на презентацию. Людей посмотреть, себя показать, поделиться последними байками. Серега успел рассказать о том, как ездил в Крым, как ходили в дом Волошина и слушали тамошнюю хозяйку — этакую гейшу-гидшу критического возраста. Скука, в общем-то, но картинки на стенах ему понравились. И ведь краски-то были пустяковые — обычная акварель, а все равно здорово. Этот Волошин крепко насобачился их рисовать! Книг на стеллажах тоже громоздилось немерено — аж до самого потолка. Но больше всего Серегу поразило то, что, по словам гейши-гидши, в царские времена на море вообще людей не было. То есть затерялась на берегу крохотная деревушка, и все. Никакой тебе толчеи, никакой грязи. Плюс дешевые персики, виноград, слива, прочая ботва. А еще песок высшего качества — практически весь из полудрагоценных камней: сердолика, агатов, хрусталя, бирюзы — все прямо под ногами, хоть заешься!
— А ты почему ничего не привез?
— Так это раньше было, теперь песок на бетон извели, а вместо него булыжников наворотили.
— Идиоты, блин!
— Ага, лежать, главное, неудобно — все ребра отдавишь. Поэтому все на матрасах надувных. А еще я в Лисью бухту гонял, там песок немного остался, но нудисты кругом, особо не поищешь.
— Чего, прямо голые?
— Ну да. Типа дикий пляж. Свобода, равенство, братство.
— И что, вот так просто глядеть на всех можно? — поразился Гера.
— А чего на них глядеть? — Серега спокойно пожал плечами. — Ты думаешь, там модели раздеваются? Фига! В основном такие, что сразу умереть тянет. Я даже нарочно глаза закрывал, чтоб не стошнило. А главное — песка из-за них не видно. Не кантовать же этих тюленей с места на место.
— Ну, если бы кто поприличней был, можно и покантовать…
— Да говорю же — не было никого. Сплошные тюлени! И загадили все кругом… Вот на Карадаге — другое дело! И песок уцелел, и вообще красотища! Мы с отчимом пробежались по маршруту, пофоткались. Внизу-то вавилон — кафе, рестораны, вонища. Все жрут да пьют сутками напролет, а наверху — чисто, светло, тишина. Видел, кстати, бухту, где Шаляпин с Брюсовым гуляли. А еще — бухту Барахту. Про нее даже Высоцкий пел.
— Ага, есть такой песняк.
— Там вообще много знаменитостей отдыхало. Цветаева с Мандельштамом, Грин, Бальмонт, Толстой…
— Понятное дело! Я бы тоже в таком месте отдохнул, — поделился Антон.
— Там сейчас нельзя — заповедник. Если егеря поймают, сразу штраф, — Серега постарался припомнить, о чем разговаривал отчим с одним из егерей. — Я там тоже с главным егерем побазарил, — интересные вещи от него узнал.
— Ну?
— Прикиньте, он рассказывал, что как только Карадаг стал заповедником, туда уборщиков нагнали. И чистили — аж несколько лет! Целыми баржами мусор после туристов вывозили. Даже скелеты, говорит, попадались.
— Скелеты?
— Ага. Там же скалы метров под триста-четыреста. Разбиться — раз плюнуть. И разбивались.
— Чего ж их оттуда никто не забирал?
— А ты попробуй залезь! Там такие пропасти. Про многих, наверное, и знать не знали. Пропал где-то чел, — и аллее…
— А я премию выиграл, — занозисто и невпопад встрял Тарасик. На него глянули с ехидцей. Тарасик был не совсем из их круга, но таким, как он, друзья вообще не полагаются, и приткнуться Тарасу Карееву было некуда. С одной стороны — псих, с другой — чистый ботаник. Опять же стихи втихую строчил, книги Блаватской читал, Юнга какого-то мусолил… Короче, строил из себя умного. Ну а таких строителей мало кто любит. Тем не менее парнишкой Тарасик был незлобивым, и троица друзей его терпела.
— Выиграл, значит, обмыть полагается! — брякнул Гера. — Раньше медали с премиями всегда обмывали. Так что пиво с тебя, лауреат. Два флакона!
— Погоди, — перебил Серега. — Что за премия?
— Математическая олимпиада, третий заключительный тур. Вузы московские проводили, вот я и съездил. В поезде.
— Ездят по ушам, а в поездах катаются! — снова пробормотал Гера.
— Пусть дальше рассказывает, — Серега посмотрел на Тараса. — Ну?
— Дали второе место. Среди седьмых-восьмых классов.
— Во дает! — Гера хмыкнул. — Нормальные люди летом пиво пьют, в водоемах тонут, а он на олимпиаде парился.
— Большая хоть премия? — поинтересовался практичный Антон.
— Ну… Денег нам не дали.
— Лохотрон, что ли?
— Да нет, подарили компьютер с принтером.
— Ну, это еще ничего!
— Принтер-то какой? Лазерный или струйняк позорный? — все-таки поинтересовался Гера.
— Вообще-то струйный, — признался Тарасик.
— Обули, значит, — удовлетворенно констатировал Гера. — Струйняк копейки стоит. А через год задолбаешься в нем краску менять.
— Пока вроде работает.
— Вот именно — пока… Но ладно, хоть комп дали. Я со своим стопорнулся, — весь в вирусах, как в блохах.
— Это у тебя от паленых игрушек. И от жадности, — Антон почему-то постучал себя по голове, видимо, намекая, что жадность проистекает отсюда.
— Кто жадный-то!
— И ленивый еще. Давно бы поставил спаморезку, антивирус обновил и стал бы чистеньким да причесанным, как наша Анжелка.
— Ага, делать мне нечего — спаморезки ставить!
