– Я поняла! Я поняла! – вопила Юлька, высоко задирая босые пятки. – Все я наконец-то поняла-а-а! Алгебра – отстой, фигня на постном масле, ерунда-а-а! Пашенька, родненький, ты гений! Мой братан двоюродный – гении-и-ий!
– Юлька, да не ори ты… – вытирал слезы Пашка. – Иди домой, соседи сейчас ментов вызовут… Батон, что ты топаешь, как бегемот? У меня даже здесь комп трясется! Мелюзга, кому говорю, марш по домам!
В окнах уже в самом деле слышались возмущенные голоса. Атаманов потерял терпение:
– Нет, я щас спущусь! Батон, башку отвинчу! Кому говорят, заткнись и пошел спать! Софья, блин, Ковалевская…
Батон напоследок подпрыгнул выше лавочки и дунул домой, победно размахивая тетрадью. Юлька, раскинув руки, исполнила под фонарем сложнейший пируэт на одной ноге, не удержалась – свалилась, подскочила и помчалась в дом, прыгнув сразу через четыре ступеньки крыльца.
– Полторецкая, что это значит? Ты что, притворялась в течение всего года? – потрясенно спросила маленькая толстенькая математичка, переводя взгляд с взволнованной Юлькиной физиономии на исписанный ею листок в клеточку. – Что все это значит?
– Разве неправильно, Алла Викторовна? – пискнула Юлька.
– Напротив, все аб-со-лют-но верно! Настолько, что я не верю своим глазам! Что произошло, Полторецкая? Только не ври!
– Да я не вру-у-у, Алла Викторовна… – заныла Юлька. – Ну что такого? Просто дошло наконец до человека… И зайца можно научить курить…
– Полторецкая, я не верю в подобные метаморфозы, – строго сказала Катушка. – Последний раз спрашиваю: куда ты умудрилась засунуть шпаргалку?
– Алла Викторовна!!! – возмутилась Юлька.
И в тот момент закряхтел Батон, сражающийся на соседней парте со своими примерами:
– Алла Викторовна, не понимаю… У меня вот тут икс заело…
– Икс у него, видите ли, заело! – с облегчением сказала Катушка, беря у Батона исчерканный листок. – Вот видишь, Полторецкая, человек, в отличие от тебя, хотя бы честно признается. Гм… хм… угу… м-да… Ход решения в целом правильный, Демичев, даже более чем, но у тебя вот здесь описка. Из нее и вытекает неверный результат, а в целом… Так, дети, живо объясните мне весь этот кунштюк!
Юлька и Батон переглянулись.
– Понимаете, Алла Викторовна, приехал мой брат из Иркутска в университет поступать… – неуверенно начала Юлька. – А он в математике здорово сечет… то есть соображает… И вот вчера…
– Ты хочешь сказать, что мальчик сумел втолковать вам принципы решения квадратных многочленов? За одну ночь? – сощурилась Катушка. – Свежо предание, Полторецкая, но верится с трудом!
Учительница задумалась. Батон и Юлька тревожно смотрели друг на друга.
– Ну, вот что, друзья мои, – заявила наконец математичка, торжественно вынимая из ящика стола желтые экзаменационные карточки. – Проведем эксперимент. Если вы сейчас, не сходя с места, решите вот эти примеры, переэкзаменовку я вам отменяю. И ставлю каждому по годовой тройке, поскольку в течение года вы, дорогие мои, трудолюбиво валяли дурака. Устраивает вас такое предложение?
– Устраивает, – сказал Батон.
– Ой, мамочки! – пискнула Юлька.
И они одновременно протянули руки к билетам…
Пашка ждал на лавочке перед школой, уткнувшись в книгу. Юлька сбежала со школьного крыльца и прыгнула в его объятия:
– Тройка за год! Без переэкзаменовки! Ура-а-а!
– А чего так мало? – расстроился Пашка. – Я-то думал…
– …Слушай, наша Катушка просит тебя к ней подняться. В триста второй кабинет. Говорит, что должна своими глазами увидеть того, кто меня так выдрессировал. Сходи к ней, а?
– Вот не было заботы… – проворчал Пашка, но сунул книгу под мышку и шагнул к крыльцу.
Вернулся он через полчаса, сильно воодушевленный:
– Классная тетка, между прочим, ваша Катушка! Здорово в интегральном исчислении петрит! Прямо Архимед!
– Хуже, – буркнул Батон. – Ну, куда теперь?
– В Евпаторию! К тете Клаве! – завопила Юлька. – А ты – в свою деревню, в Михеево! Пойдем твоему деду телеграмму дадим… На свободу с чистой совестью!
– Я говорю – прямо сейчас куда? – Батон похлопал себя по карману, где звякнули браслеты. – Забыли?
– Ты драгоценности в кармане таскаешь? – с ужасом спросила Юлька, мгновенно перестав скакать. – Очумел?
– Нет, дома перед предками на стол надо было выложить! – огрызнулся Батон. – При себе надежней… Когда Натэлка с Белкой к Сове собирались? Может, они там уже?
– Белка в такую рань добровольно ни в жисть не встанет, – уверенно сказала Юлька. – Сто раз успеем до дома дойти. Уй, как мороженого хочется! Пашка, бабки есть?
Полундра была права: когда они, облизывая вафельные рожки, вошли во двор, Белка и Натэла как раз стояли на клумбе перед подъездом и ругались.
– Ну и зачем ты, дура, ее отстирала?! Что мы теперь скажем? Что на улице нашли, такую всю чистую? Она же лучше, чем была, стала! – верещала Белка.
– Я не могу отдавать человеку его вещь в грязном виде! – чеканила Натэла. – Я должна была…
– А если это не ее вещь?!
– Тогда тем более нечего нервничать.
Перед такой непробиваемой логикой Белка смолкла и возвела глаза к небу. Натэла молча, осуждающе смотрела на нее. В руках ее была заметно посвежевшая кукла с вымытыми и расчесанными волосами, в отстиранном и отглаженном платье. Взяв ее, Юлька заметила идущую по подолу и рукавам платья вышивку – золотые и серебряные цветы. Нитки поблекли, местами вылезли, но все же вышивка выглядела очень изысканно. Подняв глаза, Юлька увидела, что окно Совы на третьем этаже открыто.
– Вам надо идти, пока она дома. А то еще на рынок сбежит или в сберкассу…
– Говорить будешь ты, – предупредила Натэла, в упор глядя на Белку.
– Опять я?! Все я, да?! А ты будешь только глазками хлопать, умная какая!
– Я очень плохо вру, – вздохнув, созналась Натэла. – Я понимаю, что надо… иногда… но плохо выходит. Сразу краснею и заикаться начинаю.
– Ладно, – сдалась Белка. – Идем. Надо побыстрей, я Соне обещала, что два часа играть сегодня буду. Завтра концерт… Вы придете за меня болеть?
– А это долго? – с тревогой спросила Юлька.
– Нет! Два отделения по сорок пять минут.
С арифметикой в отличие от алгебры у Полундры всегда все было в порядке. Быстро сложив и разделив в уме, она представила себе полтора часа Бетховена вперемежку с Шопеном и затосковала. Но радость от успешной переэкзаменовки еще не выветрилась, поэтому Юлька бодро пообещала:
– Придем! Я даже Атаманова уговорю!
– Забьем, что не проканает? – протянул руку Батон.
– Забьем! – хлопнула по его ладони Юлька. – Поскачет как миленький!
– На что спорим?
– На два литра колы. Пашка, разбей! Все, девчонки, вам пора. Мы, если что, тут, на гараже, будем…
Через пять минут Натэла и Белка стояли на лестничной площадке перед дверью Совы. Натэла держала куклу. Белка терзала звонок. Было слышно, как его трели разносятся по квартире, но к двери никто не подходил. Белка опустила руку, с тревогой посмотрела на подругу, открыла было рот… и в этот момент дверь распахнулась – на пороге появилась Сова.
– Здравствуйте… – сказала Белка… и осеклась.
Первый раз она видела соседку так близко, да еще без привычного черного пальто или платья и дурацкой шляпы с вуалью. Сова стояла перед ней в синем старомодном платье, с пушистой шалью на плечах. Волосы, очень густые и пышные для старухи, совершенно белые, были уложены узлом на затылке. Синих очков не было, и из рамки морщин на девочек глядели зеленоватые, неожиданно ясные и большие, но усталые глаза. Растерянная Белка даже не сразу узнала знакомую всему двору неразговорчивую, хмурую бабку и от изумления позабыла все, что хотела сказать.
– Здравствуйте, – ответила Сова тихим, чуть дребезжащим голосом. – Вы ко мне? Что вам, девочки?
Натэла посмотрела на потерявшую дар речи Белку. Шагнула вперед, протянула руку с куклой и отважно спросила:
– Извините, это не ваша? Мы… я нашла ее на клумбе, и теперь мы… – Натэла запнулась и на глазах у Белки стремительно начала краснеть.
Но врать дальше подружкам не пришлось: Сова схватила куклу, прижала к груди и, приведя девчонок в панику, вдруг тихо заплакала.
Минут через десять страшно смущенные подруги сидели на краешке дивана в комнате Совы перед чашками чая. Хозяйка чем-то гремела на кухне, оттуда доносился ее голос:
– Сейчас, мои милые, печенья принесу. Свеженькое, час назад в булочной взяла! И варенье у меня вкусное есть!
– Ой, господи… – пробормотала Белка. – Ну и вляпались же! Может, сбежим, пока не поздно?
Натэла, не отвечая, внимательно осматривалась. В конце концов Белка умолкла и начала делать то же самое.
Это была большая комната с тяжелой старой мебелью и выцветшими от времени обоями. На полу лежал красный протертый ковер, за стеклами серванта виднелись синие фарфоровые чашки, две такие же стояли сейчас перед девчонками. У стены – старое пианино, на нем – ваза с пионами. Все было очень старое, но нигде не виднелось ни пылинки, ни соринки. «Вот чистота-то у бабули!» – с уважением подумала Белка, у которой никогда не хватало ни времени, ни сил даже привести в порядок ноты на рояле, – всегда находились более важные занятия. На подоконниках стояли цветы в горшках. Обычная герань, но всех оттенков – от снежно-белого до багрово-малинового, почти черного.
