Глава VIII
ПОЖАР
А Ромка закончил свой рассказ и, допив третью чашку ароматного чаю с очередным пирожком — и когда только Маргарита Павловна успевает их печь? — шумно потянул носом. Воздух за окном из свежего неожиданно превратился в неприятный.
— Что-то горит, — произнес Ромка.
Лешка тоже почувствовала запах гари. Примерно так пахло когда-то в городе, когда в Подмосковье горели торфяники. Она переместилась к другому окну и воскликнула:
— Ой, смотрите, пожар!
Петр Иванович приподнял свое грузное тело.
— А не на Сосновой ли это горит?
— Где? На Сосновой? Это же там, где мой… мой ход! — крикнул Ромка и ринулся к выходу. Артем с Венечкой тоже выскочили из-за стола.
— Извините, — только и сказала всем Лешка и понеслась следом за мальчишками.
Зрелище пожара привлекло к себе по меньшей мере четверть населения поселка. Еще издали ребята увидели большую толпу, красную пожарную машину, суетившихся возле нее пожарников. Они уже складывали свои принадлежности и готовились к отъезду.
Лешке сначала показалось, что горит тот самый дом, возле которого находится Ромкино подземелье, но огнем был объят и не дом даже, а старый деревянный сарай, принадлежащий-той вредной тетке, которая помешала им забрать баул. Угол ее дома тоже чуть было не занялся огнем, но пожарники не дали ему разгореться, а крыша сарая обрушилась еще до их приезда. Об этом ребятам рассказала словоохотливая бабка, для которой зрелище пожара стало непредвиденным развлечением. А самым интересным было то, что руководил тушением пожара Федор Игнатович, к дому которого подходил подземный ход. Как раз сейчас он отдавал последние распоряжения своим подчиненным.
— Он кто? — спросила Лешка у бабки.
— Пожарник наш главный, — ответила та. Поскольку больше ничего не горело, то и интерес
у собравшихся к происходящему исчез, а потому все разошлись по своим домам. Остались лишь сочувствующие Александре Прокофьевне соседи. Они называли ее тетей Шурой и наперебой жалели, а она громко стенала, призывая всех разделить ее горе. Хоть дом и не сгорел, но требовал ремонта, а сарай так и вовсе надо было отстраивать заново. Александра Прокофьевна жила на одну пенсию, и такое ей было не под силу.
Ромка же счел, что тетка Шура должна не плакать, а радоваться.
— Повезло ей с соседом-пожарником. Не успел сарай загореться, как он тут как тут. Подумаешь, сарай, главное, дом не сгорел и сама жива. И нам это на руку. Никто не увидит, как мы свои сокровища прихватим, всем сейчас не до нас.
Однако, прежде чем перелезть через забор, Ромка внимательно огляделся. Убедившись, что никто за ним не следит, он метнулся к кустам крапивы и, пока Лешка отвязывала от яблони веревку Маргариты Павловны, брат с огромным трудом перекинул свой баул за ограждение.
— Тяжелый какой! — взявшись за ручку, воскликнул Венечка.
— А ты как думал? Тут же самородки, — хриплым от волнения голосом произнес Ромка и еще раз всех предупредил: — Никому чтоб! Им только скажи. Петр Иванович первым привяжется, ему в голову тут же всякие страсти типа взрывчатки взбредут. Нет уж, сначала я сам все рассмотрю как следует.
Лешка схватила брата за руку и оттащила его от огромной сумки.
— Ой, а вдруг там и вправду какой-нибудь пластид?
— Не мели чепухи! Сколько раз мы его швыряли, давно бы взорвался. Нет, это самый что ни на есть настоящий клад. — И Ромка, закряхтев и беспрестанно вытирая льющийся с лица пот — одет-то он был не по-летнему, — потащил баул к дому. Сжалившись над ним, Артем нашел толстую палку, просунул ее под ручку, и они понесли сумку вдвоем.
На улице было сравнительно темно, во многих домах погасли окна, луну накрыло небольшое облачко, и путь им освещали лишь редкие фонари и далекие огромные звезды.
— Быстрее, — всю дорогу торопил друга Ромка. Незаметно от Нины Сергеевны они втащили свою
ношу наверх, и Ромка, поковырявшись в замке, распахнул баул. В нем оказались какие-то странные окаменевшие раковины, как целые, так половинки, а то и отдельные куски. Каждая была обернута ветошью. Ромка схватил ту, что лежала сверху. Она была величиной с ладонь, спирально скрученной и распиленной вдоль, а ее отполированная середина почти вся была золотой.
— Видите? — прошептал Ромка.
— Дай сюда, — потребовала Лешка и поднесла сокровище к настольной лампе. Раковина засверкала так, что дух захватило. Неужели Ромкина мечта сбылась и он действительно нашел целый баул золота? Услышав о сокровищах, она не очень-то ему поверила, а теперь смотрела на брата с некоторым испугом. Как знать, вдруг он и вправду притягивает к себе клады?
Потом заполненная золотом раковина перекочевала в руки Артема. Он осмотрел ее и задумался. И думал так долго, что Ромка устал ждать и заглянул ему в лицо.
— Темка, ты чего не радуешься? — удивился он.
Артем вздохнул.
— Боюсь тебя огорчить, но мне кажется, что это не золото.
— Это еще почему? — рассердился Ромка.
— Ну, золото немножко не такое. Не могу объяснить, но оно другое.
— И какое же оно, по-твоему?
— Ну, оно может быть в чешуйках, в зернышках или сплошной массой, но только не таким.
Артем встал и побежал на кухню. Вернулся он с острым ножом и провел им по гладкой поверхности раковины. Нож не оставил никакого следа.
— А мамино золотое кольцо все исцарапано, — сказала Лешка.
— Вот именно, — кивнул Артем. — Я же говорю — не золото.
Он снова сбегал на кухню, принес молоточек, положил раковину на стол и легонько стукнул по самому ее краешку. Отбился малюсенький кусочек, своей формой похожий на кристаллик поваренной соли.
— Видите? Это кубический кристалл и, значит, точно не золото.
— Тогда что это такое? — растерянно проговорил Ромка и недовольно поджал губы. Неужели он весь день напрасно радовался?
Тем временем Венечка выложил на пол почти все содержимое баула, и у друзей разбежались глаза. Все окаменелости были разными. Нашлось еще несколько с отполированными золотыми серединами, но были срезы и синие, и сиреневые, и фиолетовые, радужные. Похожие разводы дает бензин, расплываясь по луже. Ни одна из раковин не повторяла другую. Некоторые были как улитки, другие — как зонтики, третьи напоминали карандаши, четвертые — бесформенные клубки. Нашлась одна, похожая на вязальный крючок, но слишком толстый для того, чтобы цеплять нитки. Сами раковины в основном были серыми, как булыжники, но нашлись среди них и отливающие перламутром, и белоснежные, как зимние, небрежно слепленные снежки, а одна была и по форме точь-в-точь как морковка, и тоже оранжевая.
Наклонившись, Лешка выбрала раковину с острыми шипами, сужающуюся к одному концу. На синем фоне отполированного среза сияли, как звездочки, желтые кристаллики. Она положила ракушку на стол шипами вверх, и получился маленький ежик.
— Тогда что же это? — снова спросил Ромка.
— Какие-то окаменелости, — пожал плечами Артем.
— Точно, совсем древние, — закивал Венечка. — Только я забыл, как они называются.
— Я такие тоже где-то видела, — сказала Лешка, — вот только никак не могу вспомнить, где именно.
Артем сосредоточенно сморщил лоб.
— Мне почему-то кажется, что мы видели их с тобой вместе, — сказал он.
— Срочно вспоминайте, — велел Ромка и сложил свое богатство обратно в баул, дно которого устилали полиэтиленовая пленка и старая пожелтевшая, местами даже почерневшая от времени и сырости газета. Под настольной лампой осталась лежать только одна сверкающая золотом половинка раковины, и он, поднявшись, снова взял ее в руки.
— Я все же думаю, что такая красота не может не быть ценной. Да и кто бы тогда стал эти штуки прятать в подземном ходе?
— Логично, — сказал Артем, а Лешка внезапно вздрогнула, услышав в гостиной треньканье телефона. Кто мог позвонить им в такое время?
Все бросились вниз. Артем схватил трубку.
— Добрый вечер, Маргарита Павловна.
Голос женщины в тишине звучал отчетливо, ребята слышали каждое слово.
— Надеясь, вы еще не спите? Извините, что так поздно, — сказала она. — Ко мне Наденька пришла, я забыла ее предупредить, что вы на пожар убежали. И она спрашивает, не покажете ли вы ей завтра свой подземный ход.
— Покажем, — оглянувшись на Ромку, сказал Артем.
Трубку взяла сама Надежда.
— Здравствуй. Это…
— Артем, — подсказал мальчик,
— Тема, извини за беспокойство, но мне очень хочется посмотреть на ваше подземелье. В десять часов вас устроит? Или пораньше?
— Нет-нет, — испугавшись, что ему придется рано вставать, вскрикнул Ромка. — В десять в самый раз.
Надежда его услышала.
— Отлично, тогда в десять на Сосновой, встречаемся в начале улицы, и вы мне показываете, куда идти, — сказала она низким, приятным голосом.
