– Наоборот! Считай это признанием твоих способностей. Если бы я не думала, что ты можешь разыскать преступников, то позволила бы тебе сколько влезет играть в сыщиков. А ты не играешь, в том-то все и дело. Иногда это меня пугает.
Мама ушла, собрав чашки на поднос, а Блинков-младший сел делать уроки. Оставленные в прихожей газетные статьи удалось спасти и спрятать в диван. Он думать не мог ни о чем другом. Скорее бы родители улеглись!
«Так, историю можно не учить – она пойдет первым уроком, химия не лезет в голову, в физике я и так разбираюсь, литературу за один вечер не прочтешь. Последние два урока завтра – «физ-ра», предмет серьезный. Физподготовку нельзя запускать, а то сам не заметишь, как вырастет живот. Поработаем с гантелями, и домашнее задание готово… Да, совсем перестал учиться. Признаю. Но Пал Петрович говорит, что это пройдет, а ему можно верить: опытный опер, с крыши упал. А если серьезно, я хорошо понимаю все, что в таких случаях говорят взрослые. Но человек не компьютер, с программы на программу не переключается. (А как было бы здорово: записал историю в один файл, химию в другой и снова занялся расследованием.) Сейчас мне на ум ничего не идет, кроме дела пропавшего бомжа…»
Торопя время, Блинков-младший улегся в постель раньше всех, даже раньше кролика Ватсона. Этот балбес вылез из своего ящика на подоконник и смотрел одним глазом на улицу, другим в комнату. Такое у кроликов зрение, чтобы враги не подкрались. Они даже у себя за спиной видят почти все, и головой крутить не надо.
– Дело Иванченко не для нас, Ватсон, – сказал ему Блинков-младший.
Кролик промолчал.
– Но про дело Никиты нам ничего не говорили.
Кролик дернул ухом.
– Вы как всегда спешите с выводами, Ватсон, – заметил Блинков-младший. – Хотите, я восстановлю ход вашей мысли?
Кролик опять промолчал, а молчание, как известно, знак согласия.
– Вы считаете, что дело Никиты – часть дела Иванченко, и в этом я с вами согласен, – подбодрил Ватсона Блинков-младший. – А дальше вы рассуждаете так: раз нам запрещено расследовать дело Иванченко, а дело Никиты – его часть, значит, и дело Никиты расследовать нельзя. Так?
Кролик не возражал.
– Но это поверхностный вывод, Ватсон! – укорил его Блинков-младший. – Если рассуждать по-вашему, то раз я не могу накопить миллион, а рубль – часть миллиона, значит, я и рубль накопить не могу!
Кролик виновато прижал уши.
– Ага, дошло! – обрадовался Митек. – А скажите-ка, Ватсон, куда я завтра поеду?
Одно кроличье ухо приподнялось и зашевелилось, ловя его голос.
– Правильно: в контрразведку, составлять Никитин фоторобот. Видите, меня даже просят: «Дмитрий Олегович, помогите разыскать Никиту!», а вы говорите – запрещено!
Пристыженный Ватсон развесил уши, как вертолетные лопасти, и уковылял к себе в нору. А Митек дождался, когда придет мама с контрольным поцелуем в лоб, достал свои газетные статьи и стал перечитывать под одеялом, включив фонарик.
Какие тут уроки!
ЧТО БЛИНКОВ-МЛАДШИЙ УЗНАЛ ИЗ ГАЗЕТ И О ЧЕМ ДОГАДАЛСЯ САМ
Вечером третьего мая Иванченко ехал домой не один. Его подвез на своей машине знакомый – такой же, как и он, оперативник и тоже подполковник милиции. Его фамилия была Большаков. Потом на этого Большакова пало серьезное обвинение; Его даже на время отстранили от работы.
Большаков был единственным, кто оказался поблизости от места преступления. И при этом не помог Иванченко, а, наоборот, отбежал в сторону и спрятался за машиной! То, что он рассказал следователю и что потом попало в газеты, выглядело так, словно Большаков что-то недоговаривает, если не врет. Он утверждал, что не видел киллеров, только слышал выстрелы, и не пришел на помощь, потому что не сумел открыть дверь подъезда.
Но – начнем сначала.
Оперативники – не те люди, которые в восемнадцать ноль-ноль встают из-за рабочих столов и расходятся по домам. Может, в это время они висят на крыше, вцепившись одной рукой, а с другой стреляя в бандита! Или допрашивают свидетеля, или дописывают документ, который завтра понадобится следователю. Разве можно бросить борьбу с преступностью из-за того, что рабочий день кончился? Нет, они трудятся не сколько положено, а сколько нужно.
Вот и Большаков вечером третьего мая уходил из Управления в половине восьмого. Дверь Иванченкиного кабинета была распахнута. Подполковник словно кого-то ждал и, когда Большаков проходил мимо, вскочил из-за стола.
– Я тоже домой собираюсь, – сказал он, – подбросишь меня?
Это было первое подозрительное совпадение, которое насторожило следователя, а за ним и журналистов.
Судя по тому, что Блинков-младший вычитал в газетах, допрос происходил примерно так:
Следователь: Вы что же, заранее договорились с Иванченко ехать вместе?
Большаков: Нет.
Следователь: Вы дружили?
Большаков: Нет, но были давно знакомы. Иванченко попросил подвезти, мне было по дороге, и я подвез.
Следователь: Он ждал, когда вы поедете домой?
Большаков: Похоже на то.
Следователь: А он это как-нибудь объяснил?
Большаков: Нет, просто сказал – подвези.
Следователь: А раньше он часто вас об этом просил?
Большаков: Ни разу. Я, бывало, сам ему предлагал: «Степан Иваныч, рядом живем, хочешь, подброшу?»
Следователь: А он?
Большаков: Когда соглашался, а когда говорил: «Я лучше пешком до метро пройдусь».
Еще один подозрительный факт: по словам Большакова, Иванченко попросил подвезти его к самому подъезду. Двор у подполковника был старый и тесный, колодцем, с единственным въездом через подворотню. Пока Большаков разворачивался, чтобы ехать назад, Иванченко скрылся в подъезде. Секунд через десять оттуда послышались выстрелы…
Следователь: Вы и раньше подвозили Иванченко к подъезду?
Большаков: Нет. Он всегда выходил на улице, у подворотни.
Следователь: Можно ли назвать его поведение в тот вечер необычным?
Большаков: Да.
Следователь: Вас оно насторожило?
Большаков: Несильно. Я решил, что у Степана Иваныча проблемы, но не опасные для жизни.
Следователь: А вы не пытались его расспросить?
Большаков: Нет. У нас это не принято. Проблемы могли быть связаны с его служебными тайнами, а кто же о тайнах расспрашивает? Если бы Степан Иваныч мог и хотел сказать, то сам бы сказал.
Следователь: Итак, он скрылся в подъезде, затем вы услышали выстрелы. Почему вы не побежали на помощь?
Большаков: Я побежал, а там стальная дверь с кодовым замком. Я не знал кода. Смотрю, решеточка с динамиком, значит, думаю, есть домофон. И набрал наугад номер квартиры.
Следователь: Какой номер вы набрали?
Большаков: Не помню. Куда пальцы попали, такой и набрал. В той квартире сняли трубку. Я кричал: «Откройте дверь, милиция!», но мне не открыли.
Следователь: Как вы поступили?
Большаков: Отбежал к машине и занял позицию для стрельбы.
Следователь: А почему не позвонили в другую квартиру?
Большаков: Времени не оставалось. Я же понимал, что стреляли в Иванченко и сейчас киллеры выбегут на меня.
Следователь: А встретить их у двери вы не могли?
Большаков (мрачно): Иванченко уже встретил.
Следователь (цепляясь за слово): Выходит, в тот момент вы уже знали, что Иванченко ранен?
Большаков: Я знал, что стрельба прекратилась, значит, в кого-то попали.
Следователь: Так почему вы не позвонили по домофону в другую квартиру?
Большаков: Я уже объяснил – ждал выхода киллеров и укрылся за машиной.
Следователь: Почему вы говорите «киллеров», во множественном числе? Вы же тогда не знали, что их было двое.
Большаков: Нет, я сразу это понял, потому что первые два выстрела почти слились. Третий прозвучал секунд через пятнадцать – контрольный. Картина была вполне ясная, и я уже не надеялся увидеть Степана Иваныча в живых.
Следователь: И сколько же вы ждали выхода киллеров?
Большаков: Три минуты, я засек время. А потом на улицу выбежала женщина. Она там живет, я позже проверил. Кричит: «Убили, милиционера убили!» Я кинулся к подъезду, она увидела мой пистолет и опять захлопнула дверь.
Большаков был в штатском. Эта женщина, соседка Иванченко, приняла его за киллера и до приезда милиции не впускала в подъезд. А когда подкатила патрульная машина, киллеров и след простыл.
Это была главная загадка дела подполковника Иванченко: каким путем скрылись преступники?
В доме имелся черный ход, но его давным-давно заколотили досками и так завалили всяким хламом, что не могло быть и речи о том, чтобы выйти через него на улицу.
С двери в подвал был сорван замок. Милиционеры пустили по следу собаку, но та, побродив по подвалу, вернулась к той же двери.
Похожая картина ждала их и у чердачного люка: сбитый замок и неясные следы в пыли, которые, попетляв, снова возвращались к люку. В одной из газет сообщалось, что на чердаке нашли старое тряпье. Судя по всему, там ночевал бомж (Никита?!). Его искали, но не нашли…
