— Нет, по колену не надо, — рассмеялся Лешка. — Да ты не обижайся… Бог с ней, с этой книжкой. И без нее как-нибудь справимся. Может, мы вообще на Крит на этот и не попадем. Отвезут нас куда и собирались — на Кипр — и все дела.
— Попадем! — набычился Вовка. — Если как следует этим делом займемся, обязательно в крепости покопаемся.
Из-за распроклятого контролера Вовке пришлось потерять полчаса — пока он смотался домой и наскреб там мелочи по карманам отцовских пальто, пиджаков и плащей. Потом вместе с Лешкой он выкатился на улицу, и друзья отправились в обход газетных киосков.
Вовка задумал смелую операцию, которая в случае успеха могла принести очень хорошие результаты. Дело в том, что он нашел на кухне газеты, где отец помечал туристические фирмы, которые отправляли людей на ртдых на остров Кипр. Вовке пришла в голову блестящая идея — подменить газеты. Ведь в тех же самых выпусках, которые просматривал отец, часто те же самые фирмы предлагали лететь и на Крит!
Пополнив свои финансы, Вовка и Лешка стали выспрашивать у продавцов, есть ли у них позавчерашние или недельной давности выпуски газет. Найти удалось не все. Но, к счастью, в номерах, которые нужны были друзьям, не печаталась программа телевидения, и поэтому некоторые из залежавшихся газет им приобрести все-таки удалось. Окрыленные своей удачей, они поспешили к Вовке на квартиру, чтобы успеть, пока никого нет дома, совершить подлог.
Вовка скатал в трубочку те газеты, дубликаты которых они не нашли, и не поленился сходить к мусоропроводу, чтобы ликвидировать их бесследно. Потом они с Лешкой провели оперативный розыск на кухне, чтобы найти ту самую авторучку, которой отец отмечал приглянувшиеся ему варианты.
Поиски заняли минут пятнадцать, пока Вовка не сообразил, что мама, прибираясь, наверняка убрала эту ручку, поскольку, по ее мнению, предметам, не имеющим отношения к кулинарии, на кухне делать было нечего. В большой комнате Вовка разыскал целый ворох авторучек, и они с Лешкой принялись их расписывать на клочке бумажки, сравнивая цвет чернил. Наконец нужная или, по крайней мере, очень похожая авторучка была найдена. Вовка, напевая про себя знаменитую арию "Фигаро си, Фигаро ля!", стал переносить пометки из одной газеты в другую. Потренировавшись в росчерках кружочков и галочек, Лешка принялся ему помогать.
Через десять минут операция была завершена. Те газеты, где был отмечен Кипр, отправились в мусоропровод, а остальные в том же самом порядке, в котором лежали, — благо Вовка подумал и об этом — заняли место на подоконнике. Только Вовка успел поставить чай и со спокойной душой полез за сахаром, как раздался звонок в дверь.
— Нет, ну она просто как будто телепает! — разразился гневной тирадой Вовка. — Вот как к сахарнице я потянусь, так она уже дома! Прямо мистика какая-то! Леш, слушай, будь другом, кинь мне три куска в чай, да только смотри, чтобы пузырьков не было, когда мама сюда войдет. А я ее в прихожей задержу.
Пока Лешка выполнял тайное задание, Вовка помчался к двери.
— Вы чего так долго не открывали? — подозрительно посмотрела на него мама.
— Мы… э-э-э… — начал лепетать Вовка, но, так ничего и не придумав, сказал: — А почему, собственно, долго?
— Да, вот именно, почему? — переспросила мама и еще пристальнее взглянула на Вовку.
— Ну не все же говорить! — наконец нашелся Вовка. — Ну, в туалете я был. Непонятно? Что, об этом орать надо?
— Ладно, ладно, извини, — смягчилась мама и потрепала его по голове. — Есть хочешь?
— Хочу, — пробормотал Вовка. — Может, и Лешка тоже есть хочет. Леш, ты есть хочешь?
— Угу, — отреагировал его друг, отчаянно замешивая остатки сахара в чай. — Сейчас вот чайку попьем, а потом и пообедаем.
— Нет уж, — возмутилась мама, — сначала обед, потом чай.
— Да мы все съедим, честное-честное слово!
— Ну ладно, — смилостивилась мама. — Что, в школе было трудно?
— Ой трудно! Ой трудно! — схватился за голову Вовка. — Конец года — голова совсем не соображает. Фруктов-овощей, что ли, не хватает?
— Ну, с витаминами мы вам поможем. Тем более, поедете на Кипр! Погреетесь там на солнышке, по крайней мере, витамина D вам на год вперед хватит.
— Чего вы все с этим Кипром носитесь? — изумился Вовка. — Кипр, Кипр… Может, мы не хотим никуда ехать. А потом — не Кипр, а Крит.
— Какой Крит? — рассеянно отреагировала мама, разглядывая в зеркало потери в своем макияже после прогулки на улице.
— Ну Крит — греческий остров, — украдкой глянул Вовка за угол и увидел, что Лешка показывает знаками, что операция по сахаризации чая завершена.
— Греческий, говоришь? — мама взяла с полки пудреницу. — Греческий — это хорошо. Греция — колыбель культуры.
— Вот-вот, — подтвердил Вовка. — А Кипр чего колыбель, никто даже и не знает.
Чаепитие и обед прошли весело. Несмотря на неудачу на Осенней улице, друзья чувствовали, что их на первый взгляд неперспективная авантюра может удасться. Правда, в самом конце обеда, когда Вовка и Лешка уже порубали щи из кислой капусты, котлеты с чесноком и картофельное пюре, чуть не случилось непоправимое. Мама, которой делать было нечего, пока грязные тарелки не перекочевали со стола на мойку, вилась по кухне озабоченной пчелой, переставляла какую-то посуду, протирала стаканы и стол, и вдруг взгляд ее упал на пачку старых газет.
— А это что за пылесбор? — возмутилась она, схватила всю пачку и двинулась к мусорному ведру. — Вова! После обеда вынеси это вон.
— Не-ет! — заорал Вовка, роняя остаток котлеты на пол.
— Ты что вопишь, как резаный огурец? — мама даже вздрогнула. — Там что — деньги внутри?
— Да нет, это же специально нам надо для этой…
— Политинформации, — подсказал Лешка.
— Какой политинформации? — удивилась мама и нехотя отдала газеты Вовке. — Я уж думала, что их давно не проводят.
— Ну, не проводят, конечно, не проводят, — начал выкручиваться Лешка. — Только у нас ну что-то вроде кружка этой… как ее…
— Политической безграмотности, — ляпнул Вовка. — Безграмотность политическую ликвидируем.
— Да, — кивнул Лешка, — вот именно. Типа факультатива.
Мама не любила разговоры про спорт и политику, поэтому от ребят она отстала, но потребовала, чтобы через три дня этих газет на кухне и духу не было. Вовка охотно согласился, потому что этого срока ему вполне хватало для того, чтобы продолжить охмуреж отца.
После обеда Вовка и Лешка получили час на переваривание пищи и, устроившись за Вовкиным столом, принялись штудировать книгу о Фортецце.
"…Первый натиск пиратов был успешно отбит, и Паловеччини позволил себе расслабиться. Подставив шею и голову ветру, который не охладил его кожу, но тут же высушил ее от пота, Паловеччини спустился вниз, во двор Фортеццы и принялся рассматривать ту часть стены, где была заложена взрывчатка. К счастью, желтый, изъеденный морской солью, камень оказался достаточно крепким, и брешь, образовавшаяся в стене, была засыпана.
Пираты, изрыгая проклятья, бросив своих раненых, откатились к галерам и, опасаясь огня из мушкетов и пушек, в спешном порядке отплыли к тому месту, где их ожидал основной флот. Когда галеры десанта приблизились к судам, стоящим на рейде, до крепости донеслись вопли и стенания гарема Улуч-Али.
Ну что ж, если предводитель шайки, возглавлявший штурм, погиб, это было обороняющимся на руку. Теперь она скорее всего сама рассосется и станет грабить мелкие поселения, не защищенные такой мощной крепостью, как Фортецца.
Однако менее чем через час вестовой снова принес неутешительные новости.
Сам Сфорца в это время был в небольшой часовне и молился. Припав на колени перед иконой Святой Богородицы, он благодарил свою защитницу за то, что она помогла ему разделаться с алжирскими пиратами.
Поминальные свечи у иконы потрескивали, плавясь то ли от огня, то ли от невыносимого жара, давящего с улицы. Богоматерь смотрела на начальника гарнизона рассеянно и чуть грустно. А он с неудовольствием ловил себя на мысли о том, что думает сейчас не о делах духовных, а о том, предпримут ли пираты еще одну попытку взять Фортеццу или уберутся восвояси.
Вестовой, заглянув в дверь и поморгав некоторое время, чтобы глаза привыкли к полутьме часовни, шепотом обратился к Паловеччини.
— Сеньор?
— Что тебе, Паоло? — спросил, не оборачиваясь, Паловеччини, осеняя себя очередным крестным знамением.
— Сеньор, они возвращаются.
"О, черт!" — чуть не выругался вслух Паловеччини и, решительно вскочив на ноги, двинулся прочь от часовни. Похоже, что сегодня время в основном отведено Господом Богом не для мира, а для войны.
