— Спроси что-нибудь полегче, — вздохнул Пуаро. — Понимаешь, она была среднестатистическая.
— Ты просто очень ненаблюдательный, — с осуждением посмотрел на него Муму. — У каждого человека есть свои отличительные особенности.
— Вот это ты, Мумушечка, не в бровь, а в глаз, — с восторгом произнесла Варя. — У тебя уж точно есть своя отличительная особенность.
— Гер-расим — дур-рак, — немедленно объявил попугай.
— Нет, Птичка, — звонко расхохоталась Варвара. — Я хотела сказать помягче: «Герасим — зануда». Хотя, может быть, ты и прав.
— Ну, знаете ли, — Герасим вскочил на ноги и патетическим тоном воскликнул: — Я ухожу!
Он и впрямь сделал резкий шаг к двери, но, зацепившись за ножку журнального столика, едва не растянулся на ковре посреди гостиной.
— Не умеешь — не выпендривайся, — хихикнула Варя.
— Пр-риколист, — поставил собственный диагноз попугай и вдогонку присовокупил свистящим шепотом нечто среднее между «вшивый» и «плешивый».
— Ну, знаете ли, — Герасим затрясся от ярости. — Это он тоже, скажете, из телевизора почерпнул?
— Не уверена, но все может быть, — ответила Марго. — По телевизору разное передают.
— Укр-репляй нер-рвы, — Птичка Божья скосил злобный глаз на Герасима.
И так как друзья снова не удержались от смеха, Герасим вновь тоном плохого актера из провинциального театра крикнул:
— Нет, я все-таки ухожу! Счастливо оставаться!
— Так уж скажи на прощание: «Карету мне, карету! «— не унималась Варя.
— Обойдешься, — вызверился на неё Муму.
— Эй, ну вы даете. Нашли время, — призвал их к порядку Луна. — По-моему, нам все-таки следует о Ваньке сейчас подумать.
— Ладно уж, — Герасим вновь опустился в кресло.
— Довер-ряй, но пр-ровер-ряй, — снова вклинился в беседу попугай.
— Марго, — нахмурился Каменное Муму. — Я категорически заявляю: или ты уберешь его отсюда, или я за себя не ручаюсь.
— Не р-рычаюсь! Не р-рычаюсь! — переиначил на свой лад явно новое для него слово попугай и с шумом затрепыхал крыльями.
— Правильно, — кивнула Варя. — Ручаться ты, Птичка, не можешь, у тебя рук нету. А рычать…
— Гр-р! Гр-р! — не дал ей договорить пернатый разбойник. — Пер-редача «В мир-ре животных»!
— Это они с бабушкой каждую неделю смотрят, — пояснила Марго. Затем, враз став серьезной, перевела взгляд на Ивана. — Все-таки постарайся вспомнить, какая она была. Это ведь очень важно.
— Сам знаю, что важно, — с грустью проговорил тот. — Эх, рассмотреть бы её тогда получше.
— Думай, Ваня, думай, — в Варином голосе послышались повелительные интонации.
— Ну-у, — от напряжения Иван так сморщился, будто съел что-то кислое. — Она была в пальто.
— Очень ценное наблюдение, — хмыкнула Варя. — Когда в феврале месяце человек ходит в пальто, а не раздетый, это крайне настораживает.
— Варвара, — сварливо прогундосил Герасим. — Ты можешь хоть раз в жизни обойтись без своих идиотских подколов? Ведь вспоминать человеку мешаешь.
— Заткнись, Васисуалий Лоханкин, — пренебрежительно отмахнулась от него Варя.
Герасим мигом встал в картинную позу и достойно ответил ей цитатой из того же «Золотого теленка»:
— «Волчица ты, тебя я презираю!»
— Пр-резираю, — с большой охотою повторил попугай.
— Вот это правильно, — обрадовался Герасим, ибо в кои-то веки выпад Птички был не по его адресу.
— Совер-ршенно пр-равильно, — даже как-то заговорщицки покосился на него Птичка Божья.
Герасим растаял и с довольной улыбкой произнес:
— Марго, а он у вас действительно вроде умный.
— Гер-расим — тр-рус, — разочаровал его в лучших чувствах умный попугай. И окончательно сформулировал собственную жизненную позицию: — Пр-резир-раю.
— Очень умная птичка! — захлопала в ладоши Варвара.
Герасим надулся.
— У этой тетки были толстые красные щеки, — неожиданно вспомнилось Ивану. — И шапка, как кастрюля, только без ручек.
— Норковая? — решила уточнить Марго.
— Я, знаешь, в мехах не очень, — признался Пуаро. — Но шапка и впрямь меховая, коричневого цвета.
— Темно-коричневого? — задала новый вопрос Маргарита. — Слушай, а пальто у неё какого цвета было?
— Шапка темно-коричневая, — отозвался мальчик. — А вот пальто… Ну, какое-то такое темное. Может, тоже коричневое, а может, зеленое. Но, кажется, точно не черное.
— Кажется или точно? — строго глянул на него Герасим.
— Слушай, ты, — разозлился Иван. — Посмотрел бы я, что тебе запомнилось в такой ситуации.
— Мне — все! — ни секунды не колебался Каменное Муму. — Потому что, в отличие от всех вас, у меня есть природная наблюдательность и аналитический ум.
Судя по огоньку, мелькнувшему в ясных голубых глазах Варвары, Герасим должен был сильно пожалеть о сказанном. Однако, на его счастье, Птичка Божья с криками: «Бабуш-шка! Бабуш-шка! Подр-руга, пр-ривет! «— косолапо понесся в переднюю.
Дверь действительно хлопнула, и до ребят донесся низкий грудной голос Ариадны Оттобальдовны:
— Ах ты, мой милый! Соскучился!
— Подр-руга! Огр-рабили! — истошно заверещал попугай.
— Кого ограбили? — всполошилась Ариадна Оттобальдовна.
А Герасим в гостиной на полном серьезе сердито сказал:
— Вот кто болтун-то.
— Ой, ребята, вы все тут, — возникла в комнате бабушка Марго. И так как она не сомневалась в огромном уме Птички Божьей, то немедленно спросила: — А что случилось? Действительно кого-то ограбили? Или он, — она взглядом указала на попугая, — просто очередное новое слово учит?
— Ну не совсем ограбили, — Иван решил, что скрывать бессмысленно. Все равно скоро весь подъезд узнает. — Просто кто-то к нам залез и все перевернул в кухне и гостиной.
— Какой ужас! — воскликнула Ариадна Оттобальдовна.
— Но вроде ничего не взяли, — скороговоркой добавил Иван.
— Бабушка, а ты знаешь, что Генриетту Густавовну вчера увезли в больницу? — Марго резко свернула в сторону от опасной для Команды отчаянных темы.
— Ка-ак? — округлились огромные, как у внучки, глаза Ариадны Оттобальдовны. Вообще, они с Марго были очень похожи. Видимо, в их роду от бабушки к внучке передавался не только мистический дар, но и внешнее сходство. — Ваня, с Геточкой что-нибудь серьезное?
— Да вроде не очень, — Иван поспешил успокоить её. — Сердечный приступ из-за гриппа. Мать сегодня с врачом говорила, и он обещал через несколько дней бабушку домой отпустить.
— Ну, слава богу, — с облегчением выдохнула Ариадна Оттобальдовна. — А уж вернется, я сама ею займусь.
Вообще-то, бабушка Марго до выхода на пенсию была совсем не врачом, а экономистом в одном из конструкторских бюро Москвы. Однако с этой, сугубо рациональной профессией у Ариадны Оттобальдовны каким-то чудесным образом соседствовал поистине мистический дар, который щедро эксплуатировали как её сослуживцы, так и многочисленные друзья. Она умела снимать любую боль, знала секрет древних снадобий, которые иногда помогали даже в фактически безнадежных случаях. А потому Иван воспринял её слова как нечто само собою разумеющееся.
— Мы ведь целую неделю с твоей бабушкой не виделись, — виновато продолжала Ариадна Оттобальдовна. — Если бы знать, что у неё грипп начался. Ну, ладно. Все хорошо, что хорошо кончается. Ребята, есть хотите?
— Да мы, в общем, вроде уже, — ответил Луна, правда, не слишком убежденно. Чувствовалось, если бы бабушка Маргариты начала настаивать, Павел не отказался бы от ужина.
— Спасибо, нам уже пора, — в отличие от него, решительно отказалась Варя.
Все поспешили в переднюю. Там Марго прошептала Ивану на ухо:
— Попытайся ещё что-нибудь вспомнить про эту тетку и позвони мне. Кажется, я знаю её. Правда, в нашем доме таких есть несколько.
— Попытаюсь, — пообещал Иван, и ребята, попрощавшись, вышли к лифту.
— Ваня, — крикнула вдогонку Ариадна Оттобальдовна. — Передай маме: я попозже ей позвоню. Узнаю, где лежит Геточка, и навещу её.
— Бабушка! Подр-руга! — хлопая крыльями, проорал попугай.
— Пошли, пошли, уже пора, — Герасим затолкал всю компанию в лифт. Он явно боялся, как бы Птичка Божья снова не выступил против него.
Когда лифт остановился на этаже Холмских, Павел снова предупредил:
— Ты все-таки без нас завтра в школу не иди. Дождись, пока мы все соберемся возле твоего подъезда.
Они поехали вниз, а Иван вошел в родную квартиру. Милиционеры уже удалились, а родители с хмурым видом наводили порядок.
— Давай помогай, — распорядился отец.
— А что делать? — спросил Иван.
— Естественно, расставлять все по местам, — ответил Константин Леонидович.
Иван отправился на кухню и начал засовывать в шкафчики кастрюли и сковородки, раскиданные по всему полу.
