по коридору, представляя ужасных людей, с которыми могу столкнуться, но не могу придумать никого страшнее, чем шеф Ито. Сейчас я выдаю себя за полицейского. Это влечёт за собой суровое наказание. Но проблема не только в этом. Вполне возможно, если шеф узнает, что я сделала, то воспримет это как личное оскорбление. И у меня есть чувство, что задетая начальница будет серьёзной проблемой для моего благополучия.
Теперь я должна войти в тюрьму, используя пропуск, чтобы получить доступ и как можно быстрее добраться до камеры Калеба Ротко. Скоро часы посещений закончатся, и начнётся обход, поэтому я хочу поскорее войти и выйти.
Я проскальзываю в двери, не глядя по сторонам. Я знаю, что большинство полицейских, которые работают здесь, мало интересуются посетителями. Здесь всего дюжина камер, и лишь одна достаточно уединённая, чтобы посадить туда кого-то настолько провокационного, как Безумный Шляпник. Должно быть, полицейские подумали, что в общей камере Калеба просто убьют, и, даже выбрав вариант с одиночным заключением, его разместили в самом конце коридора, поэтому мне требуется специальный ключ из диспетчерской.
«Всё решает поведение, малышка, – говорит Она. – Никто не посмеет задавать вопросы королеве. Веди себя так, и тебе не придётся ни перед кем отчитываться».
Я открываю пропуском дверь диспетчерской, киваю парню, который наблюдает за мониторами, и снимаю ключ с крючка.
– Проверяю мистера Ротко от имени шефа Ито.
Он безразлично машет мне рукой.
– Передай от меня привет этому Безумному Болтуну, – он хихикает. – Берегись, этот парень тебе все уши заговорит.
– Я учту.
Хотя мне хочется броситься прямиком к Калебу и расспросить о своих друзьях, я заставляю себя идти, спокойно переставляя ноги, пока не добираюсь до уединённой камеры за углом в конце коридора.
Её стеклянная поверхность напоминает мне коридор с клетками в лаборатории Кайла Аттенборо. Я была в одной из них не так давно и могу оказаться там снова, если не буду осторожна. Мою грудь сжимает беспокойство, и я с трудом сосредоточиваюсь.
Я точно знаю, как выглядит эта камера, но всё равно удивляюсь, когда вижу там Калеба, скрестившего ноги на полу перед столом и спокойно потягивающего чай из чашки. Безумный Шляпник, чьё лицо разлетелось по экранам телевизоров и газетам, заняло заглавные страницы всех новостных сайтов, сейчас сидит передо мной, и теперь мне начинает казаться, что я добралась до него слишком легко.
И... Калеб Ротко выглядит так, будто ждал меня.
«Потому, что так и должно было быть, – говорит Она. – Это судьба».
Когда я подхожу, Калеб ставит чашку перед собой и складывает руки под подбородком. Он со своими татуировками и чёрной меткой Наследия на запястье кажется меньше, чем раньше. Я представляю, как Калеб распиливает человеческое тело, раскладывает его по коробкам и разносит по городу, и всё это во имя Верности Наследию.
Террорист. Демон.
И он смотрит прямо на меня, улыбаясь.
– Это ты, Мэри Сью? – спрашивает Калеб, всё ещё улыбаясь.
– Вообще-то я Мэри Элизабет.
Он издаёт тихий смешок. Я замечаю, что Калеб совсем не удивился, увидев меня. Я низко надвигаю фуражку не только из-за камер, но и потому, что мне нужно установить некоторую дистанцию между нами.
– Заходи, – говорит Калеб. – Давай поболтаем. – Увидев, что я медлю, он поднимает руки. – Посмотри, детка, никакого оружия.
Я поворачиваю ключ в замке, сканирую удостоверение, чтобы дверь открылась, и прохожу.
– Присаживайся, – приглашает Калеб, указывая на пол напротив себя.
– Я постою, – говорю я.
Он кивает.
– Жаль, но на этот раз я не смогу предложить тебе чай. Я сжёг чайник.
Чай – это традиция Шрама, и в последний раз, когда я видела Калеба, он уже предлагал меня угостить.
– Всё в порядке. Я пришла не за чаем.
– Так зачем ты пришла, Мэри?
Теперь, когда я оказалась здесь, я не совсем уверена. Я оглядываю маленькую камеру. Тут есть унитаз, раковина с зубной щёткой и пастой, небольшая стопка книг, кровать с лёгким одеялом и лампа, прикрученная к полу. Пустой поднос стоит возле двери, через которую я только что вошла.
– Почему ты не удивился, увидев меня? – спрашиваю я его.
– Все хотят видеть Калеба. Тут бывает много посетителей. Разных типов. У меня здесь был мэр, шеф полиции... Все хотят узнать то, что знаю я. Но они всё равно не смогут попасть сюда, – Калеб постукивает себя по виску и снова смотрит на меня, как ленивая древняя черепаха: его движения вялые и неспешные. Его слова звучат размеренно, но в глазах мерцает огонь. – Почему бы тебе не спросить у меня то, ради чего ты пришла?
Я колеблюсь. Если Калеб знает, о чём я хочу спросить, у меня остаётся надежда, что мои друзья не исчезли в другом измерении, что я смогу увидеть их снова: положить голову на грудь Джеймса, посмеяться с Урсулой до боли в животе. Я могу надеяться, что в жизни ещё будет что-то большее, чем мрак и обречённость каждую секунду каждого дня.
– Ты сказал кое-что сегодня на суде.
– Я много чего наговорил. Это был хороший день для меня, ты так не думаешь?
– Ну, да, но ты сказал одну конкретную вещь.
– Одну вещь?
– Да.
– И это повлияло на тебя? Заставило проделать весь путь сюда? Оставить Шрам? – Калеб на мгновение прикрывает глаза. – Я скучаю по запаху города, улиц и сладостей, по небу, на котором движутся облака. Я скучаю по своим людям. Это место – тюрьма не только на физическом уровне. Эти марионетки Элит понятия не имеют, что значит жить, отстаивать что-то, обладать семенем магии.
– Да, – соглашаюсь я. – Так и есть.
О людях, которые живут за пределами Шрама, многое можно сказать, но сейчас у нас нет на это времени. Быстрый взгляд на телефон говорит мне, что занятия по аквааэробике закончатся с минуты на минуту. Мне нужно поторопиться.
– Ты сказал, что люди, которые не понимают движение Верности Наследию внутри Шрама, – это несчастные жалкие души. Где ты слышал эту фразу?
– Может быть, я сам её придумал. Звучит неплохо, не так ли? Цепляет?
– Дело в том, что Урсула, девушка, которой ты делал татуировку...
– Морская ведьма...
– Да. Кажется, теперь её так называют, и...
– Продолжай.
– Ну, ты же знаешь, что она была моей лучшей подругой, что
