– Не знаю. Но в голове они смутно запечатлелись. Только вот полагаю, что Петр Александрович и Дарья Владимировна амнезией не страдают?
– Вы слишком хорошо о нас думаете, – вздохнула я. – Хотя главную цепь событий я воспроизвести сумею.
– Не надо, – вдруг попросил Аркадий. – Кто как, а я сегодня об этом предпочел бы не разговаривать. Опять же, я весь в крови.
– Вы ранены?
– Ну что вы! Забрызган. Как и все.
Вот тут среди женской части поднялся подлинный переполох, и восклицания ужаса послышались вновь.
– Как же в этом идти?
– Это же немыслимо!
И прочие столь же важные слова.
– Переоденьтесь в свои платья и идите домой в них. А стирку театрального платья придется организовать мне, – вздохнул Петя.
Дамы удивились такому очевидному решению и отправились переодеваться. Мужчины поплелись за свою ширму.
– Аркадий! Возьмите для нас всех извозчика! – крикнула Ольга.
– И для нас с Эрастом, – присоединилась к ней Софья Генриховна.
– Да как же я на двух извозчиках поеду? – удивился Аркадий. – Тьфу ты! Совершенно разум потерял. Они сами подъедут, нужно лишь сказать.
– Коллега, я, пожалуй, составлю вам компанию, – присоединился к Аркадию Иосиф Давыдович. – До стоянки дойдем вместе, а там уж расстанемся.
– Буду рад.
– Петр Александрович, – вполголоса обратился Иосиф Давыдович, проходя мимо Пети. – Вы поступили не слишком разумно. Впрочем, вы сейчас это и сами видите. Я просто хотел сказать, что не стоит предпринимать необдуманных дальнейших шагов. Не хотелось бы скомпрометировать любезную Светлану Андреевну. Тем более иных меценатов для нас в ближайшее время не предвидится.
Аркадий обернулся скоро, и залу мы с Петей покидали последними.
– Жаль, что не удалось спросить о тех людях, что могли знать о времени репетиции, – сказал Петя, с удовольствием вдыхая свежий морозный воздух.
– Может, так будет интереснее, – ответила я. – Прогуляемся?
– С удовольствием! Тем более что все эти события произошли очень быстро и репетиция в общей сложности продолжалась час, а не два запланированных. Но объясните, что вы имели в виду, сказав, что будет интереснее?
– Можно было просто спросить, как и задумывали. Но это скучно. А можно попытаться выследить.
– Слежка – дело тоже малоувлекательное. Я уж проверял.
– Я помню.
– И долгое. Много народу, а за всеми разом не проследишь.
– Немного. То есть далеко не все, кто сегодня присутствовал.
– Вы кого-то подозреваете?
– Слишком сильное слово для людей, которые могли со спокойной совестью сказать о столь обычном деле, как репетиция, в присутствии человека, имеющего ко всему прямое отношение. Ставлю пять к одному, что человек, что нас интересует, из окружения сестер Лариных.
– Это вы про Ольгу с Татьяной? А ведь точно! Они даже под описание Пушкина подходят… Только характеры у них наоборот: наша Ольга молчалива и серьезна, зато Татьяна…
– Да уж, Татьяна Францевна весела и общительна за двоих. А сказать про них я вот что хотела. Они своих кавалеров не взяли с собой, чтобы те не испугались. Но уверена, что один из тех кавалеров нашел бы благовидный предлог не сопровождать одну из них, даже если бы его попросили. А по поводу слежки решайте сами. Следить и выявлять круг знакомств или просто расспросить обиняками. И давайте уже спустимся с крыльца. Кстати, вы не напрасно искали потайной ход.
– Это вы про то, что кто-то сумел заменить свечи на новые? Но это могла сделать прислуга.
– Сгоревшие едва на четверть свечи менять новыми? Вряд ли. К тому же они явно изготовлены с расчетом на то, что почти затухнут через определенный отрезок времени.
– Гм, очень может быть. Где пойдем? По Миллионной или по Магистратской?
– По Магистратской, там тише, меньше прохожих и разговаривать проще.
Мы дошли до угла особняка и перешли на противоположную сторону Магистратской улицы. Я оттуда глянула на особняк и замерла.
– Что там такого? – спросил Петя.
– Дым из трубы!
– Обычная вещь!
– Не скажите! В доме паровое отопление, пар греют вон там, в дальнем от нас конце, где труба больше и дым гуще. А это как раз над залой. Где кабинет. Тот, которым никто не пользуется.
– Светлане Андреевне могла взбрести блажь воспользоваться кабинетом. Вот и велела растопить там… камин!
– Светлана Андреевна собиралась лежать. И скорее всего, исполнила свое намерение. Не из-за выпавших на ее долю переживаний, а по причине очень веселой вечеринки, с которой она явилась.
– Ну да, это я и сам заметил.
– Петя, а давайте вернемся и попросим Петра Матвеевича пустить нас на двор.
– Вот теперь совсем не понимаю!
– Да очень просто! Вы же не нашли никакого потайного хода? Вернее входа в потайные ходы. Возможно, этот вход ведет в залу со двора.
– Вход со двора? Но ведь и выход в залу должен быть! А я его не нашел!
– Очень ловко спрятан, вот и не нашли. А посмотреть во дворе любопытно.
– Хм. Не уверен, что нам удастся там обнаружить что-то значимое… ведь и вход должен быть ловко упрятан. Но попытаться можно.
Мы живо вернулись на крыльцо и позвонили.
Петр Матвеевич нам не слишком удивился.
– Забыли что?
– Нет. Но мы просим разрешения выйти во внутренний двор.
Швейцар потеребил бороду, собрался спросить о чем-то, но передумал.
– Проще вас провести через черный ход, чем калитку отпирать, – сказал он. – Идемте.
Мы прошли по коридору первого этажа мимо кухни и комнат прислуги и вышли во двор. От крылечка натоптанная тропка вела к дровяному сараю. В дальнем конце виднелись каретник и конюшня, но ими явно не пользовались. Снег возле них не убирался давно. Это вполне понятно, Светлане Андреевне держать свой выезд здесь было не с руки, проще пользоваться наемными экипажами.
Зато остальной двор был убран хорошо, а снег не шел со вчерашнего дня.
– А это что за флигель? – спросил Петя, указывая на небольшой домик в дальнем от нас конце двора.
– Флигель и флигель. Он пустует, уж не помню с каких времен.
– Можно подойти?
– Да сколько угодно, мне не жалко. Но внутрь нам не попасть, ключей у меня нет.
– Да мы и не собирались заходить. Так, глянем вблизи.
На ступеньке и на крыльце были видны размазанные следы. Скорее всего, человек, прошедший по крыльцу, растер их своими же ногами. Вот эти полосы и остались.
– Вот те раз! – удивился швейцар. – Кому сюда подниматься понадобилось? Я гляну?
– Гляньте, – не стал возражать Петя, который и не имел права тут что-то запрещать.
Швейцар поднялся на крыльцо, подергал ручку входной двери.
– Вроде не отпирали, – пробормотал он. – Оно хоть и пусто там, но и бродяг разводить нам резону нету.
– Значит, кто из прислуги поднимался, – сказала я уверенно. – Померещилось чего, вот и поднимался человек.
– А вы сами чего надеялись углядеть?
– У флигеля ничего. А на дворе хотели глянуть, не перелезал ли кто через забор, Петр Матвеевич. Похоже, никто не перелезал.
– Ну да, снег подле забора не тронут. Вы небось полагаете, что кто-то через забор да через черный ход мог в дом пройти да вас пугать? Оно вряд ли. Я безотлучно не могу при дверях находиться, но, как отлучаюсь, парадную запираю. Через черную, оно может и быть, кто незамеченным проникнет, но не за последние четыре часа. Их я на посту провел.
– Так мы пойдем тогда.
– Да уж, если ночевать у нас не намерены, так идите, – пошутил швейцар.
Мы возвращались прежним путем и уже дошли до просторного холла, откуда в верхние этажи поднималась лестница и где располагался вход в нашу злополучную залу и выход на парадное крыльцо. Я заинтересовалась приставленными к стене огромными пакетами.
– Это картины. Хозяйка привезла, да за суетой никому недосуг их наверх отнести.
В который раз за вечер довелось вздрогнуть. С верхних этажей послышался крик, а затем визг. Кричала явно Светлана Андреевна, голос был ее. Визжать мог кто угодно, но скорее всего и визжала она.
Не сговариваясь, мы втроем побежали наверх. Мы с Петей пропустили швейцара вперед, чтобы он указал дорогу.
– Вроде с третьего этажа кричали? – спросил Петр Матвеевич. – Из комнат хозяина. Тьфу, из хозяйкиных комнат.
Светлану Андреевну мы застали в коридоре. Одетая в домашний халат, она прислонилась к стене и закрыла лицо руками. Руки были испачканы темно-красным. Но не успела я подумать о чем-то совсем нехорошем, как она свои руки отвела и дрожащим голосом произнесла:
– В гостиной! Там… там…
Мы приоткрыли указанную ею дверь, не зная, что за сюрприз за ней нас поджидает. Темнота, во всяком случае, там была полная. Лишь в центре что-то едва-едва светилось.
– Светлана Андреевна! Голубушка! – сказал Петр Матвеевич. – Да что там такое! Вор забрался?
– Если бы! Там… я там плачу!
– Так вы ж здеся!
– На портрете!
Швейцар не удержался от вздоха облегчения.
