- «У заброшенного замка», - произнес Калле и бросился в траву рядом с Андерсом. - Это смотря откуда считать и с чем сравнивать. Если отсюда до Южного полюса, то это далеко. А если, к примеру, спрятать Великого Мумрика в окрестностях Хеслехольма, можно все же утверждать, что это «у заброшенного замка».
- Ты прав, - сказала Ева Лотта. - Разве мы говорили, что сорочье гнездо прямо-таки за углом старого замка? Но Алые слишком тупы, чтобы это понять.
- Они на коленях должны благодарить нас, - угрюмо буркнул Андерс. - Вместо того чтобы спрятать Великого Мумрика в окрестностях Хеслехольма, про который никак не скажешь, что он близко, мы спрятали Мумрика совсем рядом, недалеко от дома Эклунда. Это с нашей стороны весьма любезно.
- Точно, весьма любезно, - засмеялась довольная Ева Лотта. А потом неожиданно добавила: - Посмотрите-ка, на крыльце веранды сидит маленький мальчик.
Они посмотрели. На крыльце веранды действительно сидел маленький мальчик. И этого было достаточно, чтобы Ева Лотта разом забыла про Великого Мумрика. У живой и непосредственной Евы Лотты, этого испытанного и храброго воина, бывали минуты женской слабости. Тогда не помогало даже то, что предводитель Белых Роз пытался заставить ее понять: такое просто неуместно во время войны. Андерса и Калле всегда немного смущало и озадачивало поведение Евы Лотты, как только она сталкивалась с маленькими детьми. Насколько Андерс и Калле могли понять, все малыши были одинаково настырные, надоедливые, вечно мокрые и сопливые. Но Еве Лотте они казались маленькими очаровательными светлыми эльфами. Стоило ей попасть в волшебный круг таких вот светлых эльфов, как сердце этой маленькой, похожей на мальчишку амазонки смягчалось. И вела она себя так, что, по мнению Андерса, это было проявлением непозволительной слабости: она протягивала руки к малышу, а в голосе ее появлялись удивительнейшие, нежнейшие нотки, заставлявшие Калле и Андерса содрогаться от возмущения. В такие минуты дерзкой, задорной, сверхмужественной Евы Лотты, рыцаря Белой Розы, как не бывало! Ее словно ветром сдувало. Не хватало только, чтобы Алые застали ее врасплох в минуту подобной женской слабости. Тогда на боевом щите Белых Роз появилось бы позорное пятно, которое трудно было бы смыть. Так считали Калле с Андерсом.
Малыш, сидевший на крыльце, конечно, заметил, что у калитки происходит нечто необычное, и медленно зашагал по садовой дорожке. А увидев Еву Лотту, остановился.
- Привет! - чуть нерешительно сказал он.
Ева Лотта стояла у калитки, и на лице ее блуждала «дурацкая», как говорил Андерс, улыбка.
- Привет! - ответила она. - Как тебя зовут?
Малыш рассматривал ее своими серьезными темно-синими глазами и, казалось, не обращал внимания на ее «дурацкую» улыбку.
- Меня зовут Расмус, - сказал он, выводя узоры большим пальцем ноги на песке садовой дорожки.
Потом подошел ближе, просунул свою маленькую, курносую, веснушчатую мордочку сквозь рейки калитки и вдруг увидел сидевших на траве Калле и Андерса. Его серьезное личико расплылось в широкую, восхищенную улыбку.
- Привет! - сказал он. - Меня зовут Расмус.
- Да, это мы уже слышали, - снисходительно отозвался Калле.
- Сколько тебе лет? - спросила Ева Лотта.
- Пять, - ответил Расмус. - А в будущем году исполнится шесть. А сколько исполнится тебе в будущем году?
Ева Лотта засмеялась.
- В будущем году я буду уже старой-престарой тетенькой, - сказала она. - А что ты тут делаешь, ты живешь у Эклунда?
- Нет, - ответил Расмус. - Я живу у своего папы.
- А он живет здесь, в этом доме?
- Ясное дело, он живет здесь, - оскорбился Расмус. - Иначе я не мог бы жить у него, понятно тебе?
- Железная логика, Ева Лотта, - сказал Андерс.
- Ее зовут Ева Лотта? - спросил Расмус, большим пальцем ноги указав на Еву Лотту.
- Да, ее зовут Ева Лотта, - ответила сама Ева Лотта. - И ей кажется, что ты - симпатяга.
Поскольку Алые еще не показывались, девочка быстренько перебралась через калитку к симпатичному ребенку из сада Эклунда.
Расмус не мог не заметить, что по крайней мере один человек из трех им очень заинтересовался, и решил ответить учтивостью на учтивость. Надо было только найти подходящую тему для беседы.
- Мой папа делает листовое железо, - подумав, сообщил он.
- Он делает жесть? - переспросила Ева Лотта. - Стало быть, он жестянщик?
- Никакой он не жестянщик, - рассердился Расмус. - Он профессор, который делает листовое железо.
- Ой, как здорово! Раз так, он сделает жестяной противень для моего папы, - обрадовалась Ева Лотта. - Понимаешь, он пекарь, и ему нужна целая уйма противней.
- Я попрошу папу, чтобы он сделал противень для твоего папы, - приветливо пообещал Расмус, сунув ручонку в руку Евы Лотты.
- Фу, Ева Лотта, какая чепуха! - пристыдил ее Андерс. - Плюнь ты на этого мальчишку, ведь в любую минуту могут появиться Алые.
- Успокойся! - сказала Ева Лотта. - Я же первая раскрою им всем черепушки.
Расмус с глубоким восхищением уставился на Еву Лотту.
- Кому ты раскроишь черепушки? - спросил он.
И Ева Лотта начала рассказывать. О войне Алой и Белой Розы. О диких погонях за врагом по улицам и переулкам городка, об опасных заданиях, таинственных приказах и захватывающих приключениях, когда они темными ночами тайком удирали из дому. О достопочтенном Великом Мумрике и о том, как вскоре сюда налетят Алые, злые, как шершни, и начнется великолепное сражение.
Расмус все понял. Наконец-то он понял, что смысл жизни в том, чтобы стать Белой Розой. Ничего прекраснее на свете нет. В самой глубине его пятилетней души зародилось в этот миг безумное стремление быть таким, как Ева Лотта, как Андерс и еще как этот - ну, как звать другого мальчика, ну, как его - Калле! Быть таким же рослым и сильным, раскраивать черепушки Алым, издавать воинственный клич и красться в ночи… Он поднял на Еву Лотту широко раскрытые глаза, в которых читалось это его страстное желание, и неуверенно спросил:
- Ева Лотта, а я не могу стать Белой Розой?
Ева Лотта слегка щелкнула его в шутку по веснушчатому носику и сказала:
- Нет, Расмус, ты еще слишком мал.
Ну и рассердился же Расмус! Его охватил праведный гнев, когда он услыхал эти презрительные слова: «Ты еще слишком мал». Вечно только это и слышишь! Он сердито посмотрел на Еву Лотту.
- Тогда, по-моему, ты - дура, - констатировал он.
И после этих слов решил бросить ее на произвол судьбы. Лучше он спросит этих мальчиков, не может ли он стать Белой Розой.
Они стояли у калитки и с интересом смотрели на дровяной сарай.
- Эй, Расмус, - спросил тот, которого звали Калле. - Чей этот мотоцикл?
- Ясное дело, папин, - ответил Расмус.
- Скажи, пожалуйста, - удивился Калле. - Ничего себе, видать, профессор, который ездит на мотоцикле! Наверно, борода у него путается в колесах.
- Какая еще борода, - зло сказал Расмус. - У моего папы нет бороды.
- Разве? - усомнился Андерс. - Ведь борода есть у всех профессоров.
- А вот у него нет! - повторил Расмус и с чувством собственного достоинства зашагал обратно к веранде. Эти ребята - дураки, и он больше не собирается с ними разговаривать.
Очутившись в безопасности на веранде, он обернулся и закричал всей этой троице у калитки:
- Вы все - дураки! Мой папа делает листовое железо, и он - профессор без бороды!
Калле, Андерс и Ева Лотта, забавляясь, смотрели на сердитую маленькую фигурку на веранде. Они вовсе не собирались его дразнить. Ева Лотта сделала несколько быстрых шагов, чтобы броситься за ним и хоть чуточку его успокоить, но тут же остановилась. Потому что в тот самый миг дверь за спиной Расмуса отворилась и кто-то вышел на веранду.
Это был загорелый молодой мужчина лет тридцати. Крепко обхватив Расмуса, он перекинул его к себе на плечо.
- Ты абсолютно прав, Расмус, - сказал он. - Твой папа делает листовое железо, и он - профессор без бороды.
С Расмусом на плечах он зашагал по песчаной дорожке, а Ева Лотта чуточку испугалась: ведь она переступила порог частного владения.
- Теперь ты сам видишь, что у него нет бороды! - торжествующе закричал Расмус, обращаясь к Калле, который нерешительно топтался у калитки. - И еще он, ясное дело, умеет ездить на мотоцикле! - продолжал Расмус.
Потому что он уже мысленно представлял себе папу с длинной волнистой бородой, которая путалась бы в колесах, и зрелище это было просто невыносимым.
Калле и Андерс вежливо поклонились.
- Расмус говорит, что вы делаете листовое железо, - сказал Калле, желая замять разговор о злополучной бороде.
- Да, пожалуй, это можно так назвать, - засмеялся профессор. - Листовое железо… легкий металл… понимаете, я сделал небольшое изобретение.
- Какое изобретение? - заинтересовался Калле.
- Я нашел способ изготовить легкий непробиваемый металл, - начал рассказывать профессор.
И это-то Расмус называет «делать листовое железо»!
- Да, я читал об этом в газете, - оживился Андерс. - Тогда, выходит, вы - знаменитость, вот это да!