Нэнси нахмурилась. Джозеф участвовал в ограблении банка, и при этом была отключена сложнейшая система сигнализации. Если бы он был на свободе, он вполне мог оказаться сегодня вечером в особняке Фелиции Уэйнрайт.
Но Джозеф был за решеткой. За пределами тюрьмы оказались только его картины. Что бы это могло значить?
Нэнси приехала в «Аризона-Хаус» к шести часам.
— Привет, Элиот! — Нэнси отметила время своего прихода на работу в картотеке у черного входа и поздоровалась с молодым поваром, явно чем-то обеспокоенным.
— Ах, Нэнси, — пожаловался он, — я просто с ума схожу. Шоун назначил меня новым шеф-поваром по десертам. Сегодня моя премьера, и ты не поверишь, кто сидит сейчас в зале.
— Президент Соединенных Штатов, — пошутила Нэнси.
— Гарольд Брэккетт, — сообщил Элиот. — Очень великодушно с его стороны предоставить нам все эти возможности, но третья неудачная попытка — и мы окажемся не у дел.
— Не волнуйся, Элиот, — рассеянно проговорила Нэнси. — Все обойдется.
В обеденном зале Нэнси увидела, что Брэккетт сидит в одиночестве и что-то пишет в блокноте. Увидев ее, критик помахал ей рукой и улыбнулся.
— Здравствуйте, господин Брэккетт, — приветствовала его Нэнси, подходя к его столику. — Как поживаете?
— Замечательно, — ответил он. — А скажите, у вас здесь выставлена картина Джозефа Спаци-енте?
Сердце Нэнси екнуло. Как во всем этом замешан Брэккетт?
— Нет. А почему вы спрашиваете?
— Мой друг Августе Спациенте сказал мне, что я обязательно до отъезда должен увидеть произведение его племянника, — пояснил Брэккетт.
— Ах! — воскликнула, нахмурившись Нэнси. Что-то подсказывало ей не давать ему больше никаких сведений. — Нет, я не видела эту картину.
К столику Брэккетта подбежала Анна-Мария, чтобы принять его заказ, и Нэнси, извинившись, ушла.
— Привет, Нэн, — поздоровалась с подругой Бесс, когда Нэнси вышла в фойе. — Я иду в дамскую комнату. Пойдем со мной, расскажешь мне, как идут дела.
— Ладно, но только на минутку. Я не могу надолго отлучаться отсюда. — Нэнси спустилась с Бесс вниз и сообщила ей о ходе расследования. Слушая Нэнси, Бесс озабоченно рассматривала свою французскую челку.
— Этот упрямый вихор все время вылезает, — возмутилась она и опрыскала его лаком для волос из маленькой пластмассовой бутылочки.
В дверь умывальника постучали.
— Бесс, пришли посетители в верхней одежде, — позвал Ли..
— Сейчас иду, — ответила Бесс и выбежала из уборной.
Взглянув на полочку под зеркалом, Нэнси увидела, что Бесс забыла свой лак. Нэнси сунула бутылочку в глубокий карман своего фартука и вышла из дамской комнаты.
Поднявшись по ступенькам, она встретила взволнованную Анну-Марию.
— Ты не видела где-нибудь Гарольда Брэккетта? — спросила официантка. Нэнси отрицательно покачала головой, и Анна-Мария пояснила: — Я послала Ли посмотреть в мужской уборной, но его там тоже нет. Когда я вернулась к его столику с бокалом вина, Брэккетта уже не было.
— Странно, — задумалась Нэнси. — Он что-нибудь сказал тебе?
— Ничего, — ответила Анна-Мария. В этот момент в парадную дверь ресторана вошел Ли.
— Я поднимался из уборной и увидел, как Брэккетт выбежал из парадной, — сообщил он. — Он так спешил, что из его блокнота выпал вот этот листок. Я побежал за ним, но, когда дошел до стоянки, он уже сел в машину и пронесся мимо.
— Можно взглянуть на записку? — попросила Нэнси.
— Конечно, — сказал Ли и протянул ей листок. — Похоже, он просто машинально чертил на бумаге.
— Не может быть! — Нэнси внимательно посмотрела на листок, и ее глаза округлились от удивления. Это была мелкозернистая бумага высшего качества.
— Что-то не так? — спросила Анна-Мария.
— Нет-нет, ничего, — ответила Нэнси, чтобы не встревожить их.
— Ладно, я, пожалуй, вернусь к работе, — сказала Анна-Мария, направляясь в обеденный зал. — Я уже потеряла одного клиента сегодня вечером.
— А меня поджидает компания из четырех человек, я должен усадить их за столик, — подхватил Ли и последовал за Анной-Марией.
Зажав в руке листок, Нэнси прислонилась к стене. На бумаге были нарисованы черточки и палочки, между ними снова и снова возникала цифра «4». Ниже следовала целая строчка вопросительных знаков. А внизу было небрежно написано «Фелиция Уэйнрайт» и несколько восклицательных знаков.
Нэнси не верила своим глазам. Буква «е» в слове «Фелиция» наклонялась назад. А уголки «л» были заострены. Это был почерк Августе Спациенте.
Должно быть, Гарольд Брэккетт и есть Августе Спациенте, только в гриме.
Или все наоборот? Или, возможно, оба варианта были просто маскировкой.
А что означала цифра «4»? Имела ли она какое-то отношение к четвертой картине? Фелиция сказала Августе, что картина будет выставлена в ресторане. И он пришел за ней переодетый Гарольдом Брэккеттом!
И теперь он знал, что картины здесь нет. Он наверняка сейчас едет в особняк Уэйнрайт.
Нэнси не знала точно, что именно задумал Августе. Но она подозревала, что картины служили для Джозефа способом передачи информации своему сообщнику. Один Спациенте участвовал в ограблении банка. Другой был мошенником. Эти люди не были ни коллекционерами, ни создателями предметов искусства.
Их цель была заполучить рубин «Глаз дракона»!
Нэнси опустила монету в телефон-автомат в ресторане и поспешно набрала номер Фелиции Уэйнрайт. Нужно предупредить Фелицию о возможной опасности.
Щелк… щелк… взз… — в трубке слышались странные звуки. Нэнси позвонила на телефонную станцию, и ей сказали, что на линии неисправность и номер Фелиции проверяют.
— Бесс! — воскликнула Нэнси, подбежала к гардеробу и быстро нацарапала номер на визитной карточке «Аризона-Хаус». — Вот номер Фелиции Уэйнрайт. Постарайся дозвониться до нее. Скажи ей, чтобы она не впускала в дом ни Брэккетта, ни Августе. Это правда очень важно.
— Ладно. А что случилось? — удивилась Бесс.
— Расскажу, когда вернусь, — обронила Нэнси, выбегая из парадной двери ресторана.
Было уже без четверти семь, когда Нэнси подъехала к аллее, ведущей к особняку Уэйнрайт. Здесь ее остановил охранник в форме, в руке у него была рация.
— Меня зовут Нэнси Дру, — представилась сыщица. — Госпожа Уэйнрайт меня знает, мне нужно поговорить с ней.
Охранник связался с кем-то по рации. Наконец, он помахал Нэнси, чтобы она проезжала.
Поднимаясь по подъездной аллее, Нэнси была изумлена при виде происшедших изменений. Воспользовавшись пунктом проката, Шоун проделал потрясающую работу. В легких вечерних сумерках весело сияли маленькие белые фонарики, висевшие на проволоке, натянутой от столбов. Под белыми шатрами уютно разместились столики, щедро уставленные восхитительными закусками и хрустальной посудой, сверкающей в последних лучах заходящего солнца.
Нэнси увидела, как Шоун, одетый в белый наряд шеф-повара, командует небольшой армией официантов и официанток, которых он нанял на этот вечер. Он не заметил ее, а у нее не было времени с ним разговаривать. Она не останавливаясь ехала к дому.
Дверь открыл дворецкий Конрад.
— Входите, мисс Дру, — вежливо пригласил он. — Охранник сообщил госпоже Уэйнрайт, что вы едете. Подождите, пожалуйста, в фойе. Она сейчас в гостиной, разговаривает с каким-то господином. Она скоро к вам выйдет.
— С господином? — переспросила Нэнси. — А как он выглядит?
— Не могу сказать вам, мисс, — важно ответил Конрад и вышел.
В противоположность сутолоке и суматохе снаружи в особняке было тихо и спокойно. Как только Конрад ушел, Нэнси поспешила в гостиную, где они на днях встречались с Фелицией, и заглянула в щелку между створками высокой двери.
В гостиной Фелиция разговаривала с Гарольдом Брэккеттом! Фелиция в длинном свободном платье золотистого оттенка была похожа на принцессу. Ее светлые волосы были зачесаны назад и завязаны золотым бантом. Брэккетт стоял к Нэнси спиной.
— Я очень рада, что вы хотите приобрести обе картины, — сказала Фелиция. — Шоун Морган дал вам правильный адрес. Выписывайте чек на имя Джозефа Спациенте, а после аукциона вы сможете забрать картины.
— Я бы хотел забрать их сейчас, — резким тоном заявил Брэккетт.
— Все, о чем я прошу, — лишь несколько часов, чтобы мои гости получили возможность увидеть эти полотна, — пояснила Фелиция.
— Дорогая моя, я хочу получить эти картины немедленно, — потребовал Брэккетт, и его голос зазвенел как сталь.
Нэнси услышала, что в фойе вернулся Конрад. Она тихонько проскользнула в приоткрытые двери. Фелиция и Брэккетт, видимо, были так поглощены своей беседой, что не заметили ее.
— Об этом не может быть и речи, — возразила Фелиция.
