Внезапно Беке стало очень грустно.
«Это все пилюли! – подумала она. – Пилюли вызывают депрессию, от них делается грустно».
«Нет! – спорила она сама с собой. – Это не пилюли, это я сама! Моя жизнь такая печальная. Очень, очень печальная».
– Где мои друзья? – громко закричала Бека, чувствуя, что начинает дрожать.
«Где все мои друзья?»
Все покалечены. Все в больнице. Все ушли.
Она натянула одеяло до самого подбородка.
Так грустно. Так хочется спать. И так тяжело, словно она весит тысячу фунтов. Ее знобит. Очень, очень грустно.
Бека уже почти провалилась в глубокий сон, когда зазвонил телефон.
«Никаких телефонных звонков!» – в памяти Беки возник голос доктора Клайна.
Телефон зазвонил второй раз.
«Не буду отвечать, – подумала Бека. – Я слишком расстроена, чтобы отвечать».
Третий звонок.
Бека удивилась, почему мама не снимает трубку. Затем она вспомнила, что мама ушла.
«Я плохо соображаю, – подумала Бека. – Я слишком расстроена, чтобы мыслить ясно».
Четвертый звонок затрезвонил прямо над ухом.
Бека сняла трубку.
– Алло, – тихо и робко прозвучал ее голос.
– Привет, Бека, это ты? Это Хани.
– А-а-а, – обыденно, без всякого удивления сказала Бека. – Я слишком расстроена, чтобы разговаривать с тобой, Хани. Все из-за тебя.
– Я тоже все время думаю о тебе, – бодро отозвалась Хани.
Бека не ответила. Телефонная трубка показалась ей слишком тяжелой.
«Зачем я держу ее в руке? Может мне положить ее обратно? Я совершенно ничего не соображаю!»
– Бека, ты меня слышишь? – нетерпеливо спросила Хани.
– Да.
– Ты нехорошо со мной поступила, очень нехорошо! Но у меня есть для тебя приятный сюрприз, – хихикнув, сказала Хани.
– Чему это она так радуется? – нехотя подумала Бека.
Ее снова охватил озноб. Снова стало очень холодно и грустно.
«Почему Хани так весело, когда мне так плохо?»
– Ты можешь сейчас зайти ко мне? – спросила Хани.
– Что?
– Зайди ко мне, – упрашивала Хани, – хотя бы на минутку! Просто посмотри на мой чудесный сюрприз. Тебе он понравится, Бека. Правда.
– Нет, – ответила Бека. Комната вдруг наклонилась и закачалась. Бека закрыла глаза, чтобы остановить ее движение. – Нет, я не могу.
– Ты должна прийти! – настаивала Хани. – Тебе очень понравится мой сюрприз. Надень пальто. Забеги хоть на секундочку. Тебе понравится, правда!
Нет.
Я не могу.
Мне слишком грустно, тяжело. Я хочу спать.
Я не могу.
Пока Хани умоляла Беку зайти, Бека услышала в трубке другой голос. Мужской голос.
Билл?
Это голос Билла? Билл в доме у Хани?
Зачем?
– Пожалуйста, поторопись! – уговаривала Хани.
– Хорошо, – сказала Бека. – Ладно, я приду. Но только на минуту.
– Вот и отлично! – воскликнула Хани. – А я тебе кое-что покажу. Большой сюрприз!
Не ощущая своего тела, Бека поднялась с кровати. Комната снова наклонилась и закачалась. Бека ухватилась рукой за край шкафа, чтобы не упасть. Сердце бешено колотилось в груди.
– Это не Билл, – сказала она вслух. – Это не мог быть Билл. Его голос мне показался. Билл никогда не был у Хани дома.
Но ей нужно было убедиться в этом самой.
«Я только зайду на секундочку, – думала Бека. – Я так и сказала Хани. На одну секунду. А потом я больше никогда не буду с ней разговаривать. Я не хочу ее больше видеть!»
«Незачем одеваться, – думала она. – Я выхожу только на одну секунду!»
Бека выглянула из окна: покрытая снегом земля, угольно-серое вечернее небо. Грозные тучи нависли над крышами домов. Снег казался блестящим и жестким, как лед.
«Он уже давно лежит на земле, – подумала Бека, смотря на заснеженный двор. – Я не смотрела в окно целую неделю! Как это странно. Я не видела неба, не видела снега. Ни разу не выглядывала в окно».
«Что со мной случилось? – недоумевала она. – Почему я так странно себя чувствую? Почему я не чувствую себя самой собой?»
Нетвердой походкой Бека спустилась по лестнице и остановилась у вешалки, чтобы взять пальто. Затем, накинув его на плечи, завязывая на ходу тесемки махрового халата, Бека направилась к двери.
На улице было холоднее, чем она думала. Бека застегнула молнию пальто и, качаясь на ветру, пошла по твердому скользкому снегу.
Она прошла по своему двору мимо гаража, пролезла сквозь дыру в тощей живой изгороди и вошла во двор Хани. Продрогшая Бека поспешила к черному ходу.
Она была уже в нескольких метрах от заветной двери, когда вдруг заметила два силуэта в ярком четырехугольнике кухонного окна.
– Нет! – в ужасе закричала Бека. – О нет!
Тонкий слой узорчатого льда покрывал окно кухни. Но в доме Хани ярко горел свет, и Бека ясно видела фигуры двух человек, сидящих за столом.
Стоя на снегу в незашнурованых теннисных тапочках, с голыми, окоченевшими руками, Бека во все глаза смотрела на происходящее.
Там была Хани с Бекиной стрижкой. Присмотревшись, Бека увидела на ней свой лучший зеленый свитер и эмалевую брошь-попугая на шее. Хани улыбалась. А рядом сидел и приветливо улыбался Хани Билл.
Держались ли они за руки?
Этого Бека видеть не могла.
В голове у Беки что-то замкнулось. Все вдруг стало белым и твердым, как снег под ее ногами. Холодным, как ветер, который старался унести ее прочь от этой проклятой двери.
Но Беке совсем не хотелось уходить.
– Она не получит Билла! – закричала Бека ветру. Крик прозвучал как злобный, срывающийся вой.
«Она все отняла у меня! – в бешенстве подумала Бека. – Все, но она не может отобрать Билла! Не может!»
Глаза Беки наполнились слезами. Она схватила круглую ручку двери, повернула ее и толкнула дверь внутрь.
Тяжело дыша, Бека ворвалась в ярко освещенную кухню. Задыхаясь, как раненый зверь, она свирепо смотрела на парочку.
Сидят здесь вместе. Оба улыбаются. Вместе в теплой, ярко освещенной кухне,
– Нет! – завопила Бека.
Ее глаза безумно рыскали в поисках чего-нибудь. Она еще не знала, чего именно.
Нужно что-то найти!
Вот то, что нужно, – деревянная подставка для ножей на кухонном столе. В ней стояло множество ножей с черными ручками.
– Бека, а вот и сюрприз! – радостно воскликнула Хани, показывая на Билла.
Она хотела встать из-за стола, но остановилась, увидев, как Бека вынимает нож из подставки.
Лезвие блеснуло в ярком свете кухонной лампы.
Билл сразу перестал улыбаться. Его глаза широко раскрылись от удивления.
Хани застыла на месте.
– Бека, что… – Хани не успела закончить фразу. Она сделала судорожный глоток, затем испустила жуткий крик, когда Бека высоко занесла нож: – Нет, Бека, остановись!
Но сама Бека кричала слишком громко, чтобы услышать ее крики.
Она кричала, когда неслась вперед по комнате, кричала от ярости, нацелив нож прямо в сердце Хани.
«Убью! – думала Бека. – Сейчас я убью Хани.
Мне нужно убить ее. Убить ее. Убить ее.
Тогда я снова смогу быть счастливой. Такой счастливой!»
Но на пути к своей цели Бека внезапно остановилась.
Комната закружилась, закачалась, начала постепенно погружаться в черный туман.
Бека громко застонала.
«Я слабею. Чувствую слабость. У меня абсолютно нет сил».
Глаза закатились, и Бека упала на пол. Ее тело тяжело ударилось об пол и больше не двигалось.
Бека не видела, как нож выпал из ее руки и отлетел в сторону. Она не видела, как Билл вскочил из-за стола.
– Ты сказала мне, что Бека знала, что я здесь! – гневно закричал он на Хани. – Ты сказала, что она меня ждет!
Он хотел подойти к Беке, посмотреть, чем он может ей помочь, но Хани опередила его.
– Не подходи к ней! – закричала она, дико сверкая глазами. – Она моя подруга!
– Ты что, сумасшедшая? – спросил Билл. – Она потеряла сознание. Она могла пораниться. Нам нужно что-то сделать!
– Не подходи! – повторила Хани, в ее голосе послышалась угроза. – Она моя подруга! Моя лучшая подруга!
Бека застонала, но не пришла в сознание.
Своей непропорционально большой рукой Хани подобрала с пола кухонный нож, который выпал из рук Беки. Он лежал около разделочного столика.
Стоя у неподвижно лежащей Беки, Хани угрожала Биллу ножом.
– Ты сумасшедшая! – закричал он. В его голосе слышался страх и гнев. – Опусти нож! Что ты делаешь?
– Не подходи к моей лучшей подруге! – приказала Хани. Черты ее лица исказились от бешенства.
Быстрым движением руки Билл перехватил нож.
– Пусти! – завопила Хани.
