Оля замолчала и остановилась у двух больших подгнивших бревен — комель одного из них лежал на хребте у другого.
— Давай тут присядем, — предложила она, — я еще долго буду рассказывать.
— Они ж сыроватые, — заметил Федя. Самому-то ему было на эту сырость наплевать, если бы не было рядом Оли.
— Ничего, — сказала Оля и собралась уже было сесть.
— Подожди, — удержал ее Федя, скинул куртку и расстелил на бревне так, что хватило места обоим, только надо было сесть совсем рядом.
— Холодно же, — не удержалась от усмешки Оля, однако села на предложенную подстилку.
— Ничего, — уселся с ней рядом и Федя, — мне нормально. Давай дальше рассказывай.
— Хорошо, — Оля еще на мгновение замолчала, видимо, вспоминая, на чем остановилась, и продолжила: — Так вот, полтора месяца назад, за пару дней до Восьмого марта, нормальная жизнь кончилась. Я тогда пришла домой с прогулки, тоже с Чарли тут гуляла и Аньку еще встретила… Ну вот, прихожу я домой, лапы Чарли помыла, переоделась и думаю, дай в почтовый ящик загляну, может быть, там что-нибудь есть от Артема, он туда всякие приколы иногда закидывал. А там… В общем, я сначала подумала, что это тоже от него, но потом поняла, что нет. Где он мог такую фотографию моего отца раздобыть? Да и шутка не в его духе… Понимаешь, там оказалась картинка, а на ней сидит улыбающийся отец, мой отец, в своей машине, и текст: «Все крупные современные состояния нажиты самым бесчестным путем». Плохая шуточка… В общем, я разозлилась, хотела по обратному адресу узнать, кто это заслал, и не смогла — адреса не было. Будто с неба она свалилась. Я уже собиралась связаться с Артемом, наверняка он тогда в сети был, но как раз вернулся с работы отец, и я ему это показала.
Оля опять замолчала, сунув руки в карманы куртки и зябко поеживаясь. Прямо перед ней на ствол ближайшего дерева припорхнул откуда-то поползень и, тихо шурша, стал спускаться все ниже и ниже по спирали, то скрываясь за стволом, то появляясь снова, крутя своей маленькой темной головкой и выискивая прячущихся в неровных бороздках влажной коры букашек. Так он спустился почти до самой земли, не обращая внимания на притихшую парочку, и, лишь полностью обследовав дерево, перепорхнул на другое.
— Он побледнел как-то, — продолжила Оля так, будто и не молчала добрых три минуты. — Я даже испугалась. Никогда его раньше таким не видела. Стал спрашивать, откуда это… Я говорю, не знаю, он чуть на меня не накричал, но сдержался, сказал, чтобы я ничего не трогала, и ушел к себе в комнату, куда-то звонил. Потом скоро пришел Артемов отец, повозился с нашим компьютером, поговорил о чем-то с отцом и ушел. Больше я в тот вечер к компьютеру не подходила. А на следующий день появилась новая картинка и тоже с текстом…
Федя заметил уже знакомую гримаску на лице рассказчицы: брови собрались у переносицы, между ними залегла резкая складка, лицо побледнело, глаза глядят будто в пустоту.
— Тут уже я испугалась, призналась Оля, — то есть не сразу. Сначала-то я просто разозлилась. Потому что на картинке была моя фотография. Я у себя на даче, бегу к пруду, на самом деле за Чарли, но его в траве не видно, и получается, что к пруду. А текст под картинкой такой: «Графиня изменившимся лицом бежит пруду». Я еще подумала: «Что за идиот с ошибками пишет?» Это теперь я знаю, что он вовсе не ошибался. А тогда… Тогда я снова показала эту картинку папе. На сей раз он покраснел. Сказал, что я вожусь со всякой сволочью, и ушел, даже дверью хлопнул. К компьютеру велел не притрагиваться, и снова приходил Артемов отец, опять колдовал у компьютера и с отцом разговаривал. А потом меня заперли на две недели дома. Никуда не выпускали. Ни на улицу, ни в гости. Даже с собачкой Виктор гулял. И к компьютеру подходить запретили. Только видик да телевизор и еще телефон — все. Всем в школе сказали, что я заболела. В общем, весело. Я опупела от такой жизни!
Едва не рассмеявшись этой немного неожиданной фразе, Федя снова глянул на свою собеседницу. Он увидел совсем другую Олю: теперь складка между бровями разгладилась, на щеки постепенно возвращался румянец, но главное — глаза смотрели не безучастно, не испуганно, а очень даже сердито и решительно, как тогда, когда он впервые встретился с ней в гостях у Артема.
— Мне ничего не говорили, — продолжала Оля, — ничего не объясняли. Папа ходил мрачнее тучи, я к нему и подступиться боялась… А маму он чем-то напугал, и она тоже молчала. Папа каждый вечер садился за компьютер, раньше он никогда этого не делал — у него свой на работе. Я догадывалась, что он проверяет мой почтовый ящик, но, видимо, все было нормально, потому что через две недели мне наконец разрешили выходить из дому, и я пошла в школу. Ага, выходить, — горько усмехнулась Оля, — под конвоем. То есть под охраной, только это одно и то же. Повсюду за мной таскается с тех пор этот проклятый Виктор. Такой дурак…
С последним замечанием Федя от всей души согласился, но вида не подал. Оля вздохнула и продолжала:
— Дружить мне разрешили только с Артемом. То есть они мне не могли запретить общаться с кем-нибудь в классе, но в гости пускали только к нему, а гулять я стала только с Чарли. Кто ж со мной еще гулять будет… под надзором?
Оля, через силу улыбаясь, вытерла сгибом указательного пальца слезинку под глазом, и сердце Феди чуть не лопнуло от сострадания, как напоровшаяся на острый шип автомобильная шина.
— Чо дальше-то было? — чтобы скрыть свои чувства и перевести дух, вымолвил он.
— Что дальше? переспросила Оля.
А дальше все было ничего. Никто меня не беспокоил. Я стала привыкать к такой жизни. Ходила в гости к Артему, гуляла с Чарли, в классе болтала с Катей. Она одна со мной нормально разговаривала, когда я стала на уроки и с уроков на «Мерседесе» ездить. Нет, и другие вроде бы нормально, но я же вижу, как они смотрят. Я сама с ними разговаривать перестала. И с Анькой, и с остальными. А потом появился ты в нашем классе, и все началось снова.
— Ни фига себе, — раздельно выговорил Федя. — Но я ни при чем! Я наоборот…
— Да что ты так нервничаешь, — усмехнулась Оля, — я знаю, что это не ты. Иначе бы сейчас с тобой не говорила. Только я не сразу это поняла. Ну подумай сам. К тому времени, как ты появился, мне уже разрешили пользоваться компьютером. Мы опять болтали в Интернете с Артемом. Я сменила электронный адрес и никому его больше не давала, кроме него. Все уже шло хорошо, — со вздохом сказала девочка, — и вдруг, это на третий только день, как я стала пользоваться компьютером, нахожу в своем ящике такое послание: «Ждите апельсинов братьев Карамазовых*. Честно говоря, я не испугалась, бывает, всякая дрянь по E-mail залетает, но адрес отправителя решила на всякий случай проверить — тут я и поняла, что это действительно мне. И написано так же по-дурацки, как в прошлый раз, правильнее ведь «от братьев Карамазовых». Тот же почерк. Я испугалась тогда, что меня опять дома запрут, стерла эту писульку и никому ничего не сказала. Подумала было на Артема, но поговорила с ним и поняла — не он. Я-то его хорошо знаю. Когда он шуточки свои запускает, это сразу понятно, он смеется, как маленький.
Впервые за свой рассказ она улыбнулась действительно весело, и от этой улыбки у Феди защемило под ложечкой… Но и тут он сдержался. Оля же вроде и не замечала ничего.
— Хороший он парень, — продолжала она.
— Хороший, — буркнул Федя.
— Правда, хороший? — Оля так и просияла, повернувшись к Феде.
— Хороший, хороший, давай дальше, г— поторопил он, чтобы проехать тяжелый момент.
Оля вернулась к своей истории:
— Так вот, это не Артем. И я не могла понять, кто же. Кто-то из нашего класса? Но я никому своего нового адреса не давала. Артем тоже. Я всю ночь не спала, всех-всех в уме перебирала, просто не знала, на кого подумать. Решила никому ничего не говорить, а на эти дурацкие послания попросту плюнуть. Будь что будет. Прихожу на следующий день в класс, на географии ты со мной садишься, я гляжу на парту и вижу: «Братья Карамазовы». Ну, дальше ты знаешь, что со мной случилось. Уже дома я поняла, что, наверное, это кто-то из класса, но на тебя я не думала, ты же только что появился. Но когда ты и на следующий день рядом со мною уселся, да еще и книжку я у тебя в портфеле нашла ту самую…
— На корешке же не написано, — перебил Федя.
— Да, но там же написано, что Достоевский. А нам литераторша говорила, кто «Братьев Карамазовых» написал. Вот я и посмотрела твою книгу, а там как раз этот роман. Потом я его у тебя попросила, чтобы проверить, как ты на это отреагируешь, и узнать, кто они такие, эти братья.
Федя покивал.
— Я ведь тоже взял его у отца для того, чтобы узнать, что тебя в этой надписи напугало.
— Про надпись ты от Артема узнал?
— Угу.
— Говорю же… Как ребенок.
«Хорош ребеночек… Птенчик! Еще не известно, не его ли это работа!» — окончательно разозлившись, подумал про себя Федя.
