Олег ответил, что как раз именно собирается! И это вызвало общее веселье. Они уже без всяких нервов выпили по второй чашке.
— А кто ж тогда все-таки поджег, дядя Эдь? Охранник не успел ничего ответить, как заговорила его жена, Вера Петровна:
— Да просто ошибся этот… пожарный следователь!
— Вряд ли, тетя Вера. Он… — Олег вспомнил, какой тот пожарный эксперт был обстоятельный, с седыми висками и с седыми усами…
— Я бы перед другим, может, не стала откровенничать, — перебила его Вера Петровна. Она говорила быстро и в то же время как-то весомо. Она убеждала: — Вот ты слыхал такую поговорку, что, мол, ружье один раз в год стреляет само?
— Ну… да…
— Так вот, огонь, я думаю, загорается сам намного чаще!
— Как это?
— А просто! Он почти живое существо, ты не задумывался об этом?.. — и, сделав паузу, Вера Петровна обвела взглядом сидящих за столом. — Вы посмотрите, как он извивается, как двигается… Неживые так не умеют!
— Чудишь ты, Верунчик! — Эдуард Григорьевич покачал головой.
— Ну, тогда признавайся, что поджег! — Она засмеялась.
Олег уехал в Чашкин с хорошим настроением. Но и с сомнениями в душе.
Глава XXIX
Ямайская Лиса Патрикеевна
Поскольку с домашним заданием все обошлось благополучно (Ольга сделала его за двоих) и близнецы могли ни от кого не скрываться, они решили поговорить с бабушкой Тамарой на тему живого существа под названием «огонь» и ружья, которое стреляет один раз в год. Потому что две головы хорошо, а бабы-Томина лучше!
Спустившись на первый этаж, во взрослую часть дома, близнецы застали всех четверых своих «родителей» в большой комнате, которая называлась у них гостиной.
Во многих семьях — да вы это и сами прекрасно знаете! — так называемые «дети» не очень-то любят советоваться со взрослыми. Потому что известно: взрослые частенько используют полученные сведения… против вас.
Ты пришел поговорить по душам, рассказать, например, о своей любви, а тебе немедленно отвечают: «Так вот где ты пропадаешь по вечерам, вместо того чтобы заняться алгеброй!»
И говоришь себе невольно: «Да ну вас на фиг!» И в другой раз лучше пойдешь советоваться с каким-нибудь вовсе незнакомым «мэном». Он, может, ничего путного не скажет, но зато не будет плешь переедать своими наставлениями.
У Сильверов, по счастью, было не так. Может, потому, что дети чувствовали себя достаточно взрослыми, а может, и потому, что взрослые были… несколько детьми — как отчасти все цирковые люди! Итак, четверо «родителей» были в гостиной. Отец смотрел хоккей, бабушка штопала свое цирковое трико, а дед и мама играли в карты.
— Вы бы хоть когда-нибудь почитали! — шепнула Оля на ухо брату.
Как, наверное, догадался читатель, это была классическая фраза мамы (или бабушки, или любого из них), обращенная к близнецам.
Невольно Олег рассмеялся. Взрослые сейчас же оторвались от своих занятий, посмотрели на двойняшек.
— Могу спорить, это над нами! — сказал отец.
— Могу спорить, я знаю даже причину смеха! — сказала бабушка.
— Во-первых, не над вами, — поспешно сказала Оля.
— А во-вторых, не знаете! — добавил Олег.
— Мы по делу пришли! — продолжала Оля, чтобы побыстрее проехать опасное место. — Вы слышали когда-нибудь, что огонь — это живое существо?
— Уж не про то ли «живое существо» речь идет, которое съело кабинет в доме господина Берестова? — Это произнесла проницательная мама.
И близнецам оставалось только кивнуть:
— Про то самое.
И дальше Олег рассказал о своей поездке, о разговоре с Эдуардом Григорьевичем и его женой…
— При этом что удивительно, — заметил дед Олава, — задачи по геометрии у него решены, а сочинение «Последний день моих каникул» написано… Удивительно способный мальчик! — И он выразительно посмотрел на Ольгу.
Наступила пауза, во время которой близнецы, каждый на свой лад, подумали о том, что даже самые лучшие взрослые остаются все-таки взрослыми, и тут уж ничего не поделаешь — таков закон природы!
— Мы ведь все-таки посоветоваться пришли! — сказала Оля, почти не надеясь, что разговор об уроках прекратится.
Наступила еще одна пауза, во время которой взрослые поняли, что занудством они ничего не добьются.
— Продолжай, сынок, — сказала бабушка Тома. Она звала близнецов: сынок и дочка.
И Олег продолжил — про предположение Веры Петровны, что пожарный инспектор ошибся, а живой огонь возник сам собой… Конечно, это похоже на фэнтази, но ведь Эдик действительно не виноват, а больше некому было туда проникнуть и поджечь!
— А что Лида? — спросил отец.
— При чем здесь Лида?! — изумился Олег.
— Я имею в виду: что она думает?
А Ольгу почему-то неприятно изумили слова папы-Севы… про Лиду.
— Сказки братьев Гримм, — сказала бабушка Тома.
— Это ты в смысле чего?
— Это я в смысле живого огня.
Оля чувствовала, что она тоже не верит ни самостреляющим ружьям, ни самовылезающим неизвестно откуда огням!
А в ошибку пожарного инспектора ты веришь?
По правде говоря, тоже не очень. Она верит в злоумышленника, который неизвестно как пробрался в дом и неизвестно зачем развел огонь под письменным столом в кабинете Берестова-папы.
Но когда попробуешь представить себе этого человека, а главное — причины, по которым он совершил свое злодейство, то понимаешь, что лучше все-таки и проще поверить в «огненного зверя».
И с удивлением она услышала, что ее родная половинка решает… окончательно решается поверить в живую «Огневушку» (как в сказках Бажова). Даже потом стал звонить Лиде, сообщил, что следствие закрыто, что это самовозгорание…
Но ведь ясно же: не то здесь что-то! Однако Оля промолчала… Ей теперь ужасно хотелось попасть на бывшее место происшествия, все осмотреть самой. Ей почему-то казалось: вот она посмотрит и поймет, как дело было и в чем же там правда!
Но несколько дней не было никакой возможности заниматься чем-нибудь, кроме самых необходимых дел. Уроки, репетиции, спектакли. Наконец в четверг вечером они узнали, что завтрашнее представление отменяется. Причина здесь не важна, и мы не станем на ней останавливаться. Главное, появлялись свободные полдня. И Оля сразу подумала, что хорошо бы поехать в усадьбу, все там разведать, собственно, просто посмотреть — самой, своими глазами.
Да только ведь ее туда не звали! И, вернее всего, вряд ли будут рады, если она опять начнет там копаться. Может, как-то при помощи Олежки?.. Спросила голосом Лисы Патрикеевны:
— А ты что сегодня собираешься?
И по тому, как братец начал ускользать от прямого ответа, Оля поняла: у него с Лидой встреча…
А меня не приглашают!
И тут дело не в обиде. Она не обижалась, но ей надо было туда попасть.
— А скажи, пожалуйста, вы где встречаетесь? Он покраснел.
— Да просто… погуляем немного. — Ему не хотелось от сестры ничего скрывать, но и не хотелось ничего рассказывать.
«Погуляем немного» — скорее всего это значило, что за город они не поедут.
Ну и прекрасно!
Туда может приехать Ольга — под каким-нибудь предлогом… Под каким — это всегда можно придумать… даже заранее не придумывая.
Подождав, когда брат ускачет на свидание, Оля буквально минут через пять вылетела из дома.
— Ты-то куда, птица? — спросил дед Олава, с удовольствием глядя на свою прелестную внучку.
— Ой, дедушка, как нехорошо с твоей стороны кудыкать!
— Хитрость в тебе чисто ямайская! — Олава Джонович усмехнулся.
— Это в смысле какая?
— А такая, которая всему свету видна… Куда же ты все-таки отправляешься?
Ольга помучилась сомнениями две-три секунды, а потом все ему рассказала. Причем быстро и толково.
— Ну и что ты там собираешься заметить?
— В том-то и дело… — Ольга развела руками. — Но чего-нибудь я там обязательно увижу!
План у нее был такой. Доехать докуда можно на автобусе — хотя б до того же Еловина. А оттуда на лыжах… Это и не очень подозрительно, кстати. В смысле, что девочка каталась-каталась, а потом устала дико и решила забрести на огонек к своей подруге… Ах, ее нету? Ну, а можно, я тогда вот здесь вот — с краешку, на крылечке… Как говорится в той сказке: «Я лягу на лавочку, хвостик под лавочку, курочку под печку…»
И, возможно, это уже получится не совсем «ямайская хитрость», а кое-что похитрее!
Она действительно доехала до Еловина, а оттуда пошла в направлении усадьбы господина Берестова. Здесь это место, конечно, знал всякий. Впрочем, всяких, увы, не оказалось: январский мороз, дело к вечеру… Кого тут на лыжню потянет?
Ей попался один-единственный физкультурник — старый дяденька, от которого пар валил, как от тепловоза. Он и указал дорогу: через поле, потом по березняку, потом в горку, потом…
