— Это… — сказал дед, стоя в дверях. — Это… Надо бы мальца сперва чаем напоить. Что уж за ремень —то сразу.
— Спасибо, — вежливо отказался Алешка, — я уже откушал. Два раза.
У Хилтона был утомленный вид, Павлик хмурился, папа сердился.
— Хай, мистер Невилл, — сказал Алешка, довольно нахально, даже не как однокласснику, даже как первоклашке.
Папа насторожился — понял, что это неспроста. Нахальство Алешки, видимо, держалось на фундаменте его правоты. А вот в чем она
— Вот что, Алексей, — сказал папа. — Я тебе кое —что расскажу. Чтобы ты понял, что ты натворил.
— Я от чистого сердца, — сказал Алешка.
— Да, — поддержал его Хилтон —Невилл. — Алекс рисковал для меня. Он не знал.
— Вот пусть знает, — сурово сказал папа. — И пусть на всю жизнь запомнит, что нельзя вмешиваться в дела взрослых.
Алешка опустил голову, но на его губах играла пренебрежительная улыбка, а в голубых «маминых» глазах сверкали шкодливые огоньки.
— Один наш великий жулик…
Но Алешка нахально прервал его:
— Знаю! По фамилии Бычков.
— Кто тебе сказал — Папа с подозрением взглянул на Хилтона. Тот отрицательно качнул головой.
— Кто, кто Ты и сказал. В одной газете.
— Я могу продолжить — спросил папа. — Спасибо. Этот Бычков удрал в Англию. И затеял там свой бизнес. Вот мистер Хилтон хорошо знает, что в его стране много наших русских людей. Это не выдающиеся ученые, не талантливые писатели, художники и артисты. Это богатые проходимцы, которые ограбили нашу страну и теперь собираются грабить Англию. Так, мистер Хилтон — Мистер Хилтон понуро кивнул. — Наша милиция и английская полиция, объединившись под «крышей» Интерпола, стараются с ними бороться…
— Да знаю я! Это долг каждого честного гражданина, — высокопарно заявил Алешка.
— Не подлизывайся. Слушай. Так вот, этот жулик Бычков решил приобрести у некоего мистера Невилла небольшую мебельную фабрику и наладить в ней производство высококачественной мебели под старину для таких же жуликов, которые приобрели в Англии загородные дома и замки.
— Да знаю я, — сказал Алешка. — Самая твоя прекрасная мебель, она из дубовых бревен. А в Англии таких дубов ни фига нет. То есть они есть, но их охраняют почти как ихнюю королеву. А у нас все продают направо и налево. Своих лесов нам не жалко.
— Алекс хорошо читает газеты, — заметил с уважением Хилтон. — В его возрасте я читал баллады о Робин Гуде.
— Давайте еще чайку попьем, — предложил Дедуля. — Я самоварчик вздую.
— Это как — удивился Хилтон. — Ремнем Серж тоже сегодня говорил, что он Алексея хорошенько вздует.
— Это разное вздутье, — мутновато пояснил Дедуля. — Наше — оно вон какое. — Он приподнял конфорку, бросил в трубу несколько еловых шишек и принялся раздувать огонек внизу самовара, где теплились в дырочках красные угольки.
— Да я все знаю, пап, — опять врезался Алешка. — Наш Хилтон — засланный казачок…
Папа нахмурился.
— Выбирай выражения, Алексей.
— Да, — вставил и Павлик, — ты уж полегче, Леш.
— А вы, капитан Павлик, — не остался Алешка в долгу, — вам бы получше за Хилтоном смотреть, а не за своей невестой. А еще папин бинокль взяли.
Павлик сильно смутился и стал сильно задумчиво пить чай.
— В общем, — сказал папа, — мы получили не очень четкую информацию, что этот Бычков зачем —то послал в Россию жулика Ломакина. Этот Ломакин должен был что —то здесь нелегально отыскать. В общем, совершить преступление. А в задачи Интерпола входят не только расследование и розыск, но и предупреждение возможных противоправных действий.
— Во завернул! — восхитился Дедуля. — Ну и батя у тебя, Лексей. Весь в тебя, по уму.
— Спасибо, Акимыч, что похвалил, — улыбнулся папа. — И вот к нам в Россию поехал в то же время как бы владелец фабрики мистер Невилл.
Хилтон привстал и поклонился.
— Этот мистер Невилл совсем не хотел продавать свою фабрику. И он нарочно «засветился». Мы, кстати, ему в этом помогли — запустили дезинформацию: мол, этот Невилл вовсе не порыбачить в Россию поехал, а для того, чтобы договориться о закупке хорошей древесины для своей фабрики.
— И они на меня клюнули, — сказал Хилтон, — как рыба на дохлую муху. И схватили меня в заложники.
— Да, мистер Хилтон умышленно подставился, чтобы узнать, что этому Ломакину нужно на маленькой речке Тайнинке.
— О! Они меня взяли в обормот…
— В оборот, — поправил его папа.
— Йес, в обормот. Они хотели меня пугать. Они сказали, что мой брат, который учит… изучает комаров, будет страдать от побоев. Всякие страхи были. И я уже сломался… Так, Серж Сломался и сказал, что буду с ними в доле. Вместе работаем, вместе получаем много мани. И я уже все мог узнать, чтобы их изучать, арестовать и облачить.
— Разоблачить, — опять поправил его папа.
— Нет, Серж. Облачить. Облачить в тюремные штаны и курток. Но тут… — Хилтон горестно вздохнул. — Но тут вмешался юный Шерлок Холмс и все смешал. И теперь мы никогда не узнаем их замысел.
— Понял — грозно спросил папа Алешку. — Понял, что ты натворил
— Да, — чуть слышно прошептал Алешка, низко опустив голову. — Теперь вы никогда не узнаете их замысел. — Тут он вскинул голову и щедро улыбнулся. — Если только хорошенько не попросите.
Сначала было молчание. А потом и папа, и Хилтон в один голос спросили:
— Кого попросите
— Меня, — скромно сказал Алешка.
Было молчание — стала тишина. Только из краника самовара звучно падали капли в подставленное блюдце.
— Серж, — робко спросил Хилтон. — Будем попросить
— Придется, — вздохнул папа.
А Лешка просто сказал:
— Пап, они за дубами охотились. Заморенными. Эти дубы сто лет назад в речку, под песок заложили. И этот Ломакин решил речку в сторону отвести, дубы эти вычерпать и графу Корзинкину в подвал сложить. Чтобы высохли. И чтобы песок с них ссыпался. Вот и все.
Опять довольно долго было тихо и молчаливо. Только Лешка изо всех сил хлюпал чаем и смачно закусывал медом. Столовой ложкой.
— Не понял, — сказал папа, хмуря брови. — Да кто ж ему позволил русло реки менять Это же экологическое преступление.
— А ему в Думе разрешили. Корзинкину очень хотелось карасей половить в собственном пруду. И Ломакин его подловил: мы тебе заливаем пруд чистой водой из речки Тайнинки, а ты нам предоставляешь свой подвал. Тот и обрадовался: пруд с карасями, лодочками и вишневым вареньем.
— Токо одна Мотря против была, — вставил дед. — Из —за своего огорода.
— Вел, — сказал Хилтон. — Занавес упал прямо на ога… Оша… ошурашенных зрителей. Финиш. Клево. Нормальек. Прикольно. — Лешкина школа.
— Ни фига не прикольно, — сказал дед, Дедуля, Железный Дровосек. — Это все, ребята, пустые хлопоты. Нет там никаких дубов. Их еще в войну оттеда выбрали. И пошли эти дубы на детали к самолетам, на приклады к автоматам, на ручки для гранат. И на другие полезные вещи.
— Вешчи, — растерянно повторил Хилтон. И улыбнулся.
— Одно токо бревно осталось, — добавил дед. — У меня под окном. Но фиг я его кому отдам.
— Ну что ж, — сказал папа. — Ремень откладывается до новых времен. Тебе повезло, Алексей.
— И тебе, папочка, — хихикнул Алешка.
— Это еще почему
— Потому что!
— Клево! — сказал дед. — Объяснил!
— Потому что в строительном вагончике лежат два мешка денег. Которые украли под руководством дяди Ломакина три брата —акробата: Толян, Колян и Вован Ивакины. Врубился
— Это грубый вопрос, Алекс, — пожурил его джентльмен Хилтон. — Нужно спросить: въехал
— Въехал — послушно переспросил Алешка.
— Ну! — восхитился Павлик. — Теперь они, товарищ полковник Сергей Александрович, не отвертятся. Мы и Бычкова теперь за шкирку потрясем! Да, Хилтон
— Очень да! А шкирка это что Это штаны сзади
— Это рубашка спереди, — объяснил Алешка.
— Поехали домой, — сказал папа. — Мама борщ наварила, с котлетами и с солью. Вот только Вован от нас ушел. Да ладно, не долго ему бегать.
— Ага, — сказал Алешка. — Долго ему не бегать. Я его одним выстрелом уложил.
— Как — У папы рот раскрылся почти до груди.
— Спит. В подвале. Только вы его не пугайтесь.
— Еще чего! — возмутился папа. — Всякую шпану бояться!
— Это не всякая шпана. Это шпана зеленообразная.
Когда папа и Павлик спустились в подвал и разбудили Вована, они и в самом деле сначала от него немного шарахнулись.
И было от чего. Все лицо бандита было умело разрисовано зеленой краской. Алешка постарался — зеленкой его, сонного, намазал.
В холле Вован глянул на себя в зеркало и заплакал. Скупой бандитской слезой. А Мариша сказала: