Янгиюль, Тойтепа…
Почему в дневнике дед поставил две точки?
Алмалык, Красногорск…
Надо попробовать вспомнить…
Первая точка: речь шла о причастности к пропаже эмирской казны мулл, то есть духовенства. Может быть, сокровища спрятаны в Ташкенте — в какой-нибудь мечети? Да, точно, там еще упоминался какой-то имам по имени…
Васька поднял глаза к небу и нахмурился. Неужели забыл? Он же так старался все запомнить, чуть ли не дословно… Святой имам по имени… По имени… Ходжа! Ходжа Хаким!
Завтра надо будет спросить у Зухры: знает ли она что-нибудь об этом человеке, какова была его судьба после революции?
Если к нему незадолго до бегства эмир ездил за благословением, то они люди друг другу не чужие…
Ну и что из этого? Что дает эта информация для более целенаправленных поисков деда?
Да ничего! — вынужден был признать Васька и снова склонился над атласом.
Чирчик, Ходжикент…
А что говорилось на страничке дневника за 8 сентября? Про какого-то водоноса… Абдулла… Абдулла-факир? Абдулла-кефир?
Было еще название ворот… Каршинские ворота…
Васька склонился над картой.
Карши от Ташкента далеко…
А какие города еще есть на карте поблизости?
Кибрай, Пскент…
Стоп, стоп! Что-то в дневнике было про Пскент!
Запись за 7 ноября!
Чтобы лучше сосредоточиться, Васька закрыл глаза и попытался представить себе каморку в музее, чернильные строчки в тетради, шелест страниц, запах…
Есть! Запах помог ему!
Уже давно Васька читал, что запах — одно из самых мощных средств, которое оказывает влияние на память. Лицо человека можно позабыть, но характерный его запах — никогда.
При ощущении запаха скошенной травы тут же всплывает в памяти детство, сенокос. В подробностях гораздо более ярких, чем при простом упоминании этих слов…
Индейцы носили с собой в походе мешочек с травами из родной местности. Нюхали, видать, перед тем, как выкурить трубочку мира или снять с кого-нибудь скальп…
Запах у рукописи был точно такой же, как у листьев яблони, склонившей свои ветви над чайханой. Запах пыли, но не затхлой, а даже как будто свежей, только что прибитой дождем…
Итак, запах и запись. Запись в дневнике от 7 ноября…
Праздновали годовщину Октября. За осень сделали много… Результатов нет… Про воробьев еще что-то… А! — чирикают воробьи, а Ходжа Хаким, говорят, совершил хадж в Кент…
Опять этот Ходжа Хаким!
И снова в том куске текста, который был отмечен дедом! Нет, с этим парнем явно что-то было не то!
Тогда, когда он, Васька, помогал Зухре закинуть контейнер с бумагами на музейную полку, он спросил, что такое Кент?
Интересно, что Зухра ответила, что «кент» по-узбекски — «камень». Не город, не поселок, а «камень». Может быть, такого города вообще нет?
Сна у Васьки не осталось ни в одном глазу.
Он вместе с атласом пододвинулся поближе к свету и принялся внимательно разглядывать карту.
Никакого Кента там не было!
И потом — как этот Ходжа Хаким мог совершить хадж, то есть святое паломничество, в какой-то Кент?
Мусульмане-паломники идут в хадж в Мекку, это любой школьник знает. А Мекка находится в Аравии, что от Узбекистана далеко почти так же, как от Москвы.
«Стоп-стоп, — осадил себя Васька. — А может быть, в этом Кенте похоронен какой-нибудь святой? Может быть, и к могилам святых можно совершить хадж?»
Так ли это было на самом деле, Васька не знал, а будить Тахира, чтобы задать ему этот вопрос, не хотелось.
И еще одно обстоятельство: может быть, до революции этот город и назывался Кент, а потом его переименовали — в какой-нибудь Красногорск. Очень даже запросто — раньше с этим не очень-то церемонились…
А может быть, прадед хотел написать «Ташкент»?! Или они так называли этот город, ну, скажем, на своем жаргоне. Ведь они в школе тоже никогда не говорят: «Пойдем в «Макдональдс», а «Пойдем в Мак». Может быть, в двадцатом-то году было модно называть Ташкент — Кентом?
Версии плодились с такой скоростью, что у Васьки даже пересохло в горле.
Нацедив из чайника остывшего чаю, Васька выпил его одним махом и снова засел за карту.
Но тут плодотворный поиск гипотез как заклинило. Названия городов и районных поселков сливались в один непонятный хоровод, где после каждой согласной, как пара, стояла гласная, отчего весь этот ряд названий казался бесконечным словом: кокандангреналмалыкянги-абадканибадам__
Очнулся Васька от того, что клюнул носом в книгу.
Да, с ночным бдением пора было завязывать — на завтра хватит отрабатывать те версии, что имеются.
Васька погасил свет и растянулся на одеяле-курпаче.
Рядом уютно журчал канал, поскрипывал чигирь, что под напором течения поднимал в чей-то огород воду. Крупные, как орехи, звезды весело перемигивались каждый раз, когда ветер ворошил листву яблони.
Кокандангреналмалыкянгиабадканибадам…
Тяжесть уже навалилась на Васькины глаза, но мозг упорно продолжал поиск.
Ходжа Хаким…
В Кент…
Чирчик, Пскент…
Чирикали воробьи…
Годовщина революции…
7 ноября…
Кибрай, Янгиюль…
Чирикали воробьи…
Почему они чирикали?
Не лето ведь было, не весна…
Алмалык…
Сон своими мягкими лапами обхватил голову Васьки. Тело перестало бороться с дремой, и мозг нехотя, сопротивляясь, засыпал.
Теперь сквозь шелест листвы пробивались лишь отдельные слоги, которые часто не имели ничего общего с осмысленным текстом:
Чирик… кент…
…алык хаджи…
револю… чирик…
чирикчик…
хаджи… кент…
Хаджи… кент…
Хаджикент.
Хаджикент!
Хаджикент!!
Потрясенный, будто только что ему снился жутчайший кошмар, Васька резко открыл глаза.
Хаджикент!
Чирикчик!
Это же… Это же…
Путаясь в одеяле, Васька стал шарить вокруг себя. Он же оставлял атлас где-то рядом! Вот он!
Яркая, полная луна, своей светящейся желтизной похожая на срез круглой дыни, давала достаточно света, чтобы все, даже самые мелкие надписи на карте были ясно видны.
Вот оно!
Примерно в сорока километрах от Ташкента — город Чирчик и река Чирчик! А в семидесяти, уже в горах, — поселок Ходжикент! Так вот в какой Кент совершал хадж святой Хаким!
Чирчик! Ходжикент!
Ходжикент! Чирчик!
Васька был так потрясен своим открытием, что не заметил, как его шепот перешел в торжествующий вопль.
С перепугу где-то в махалле залаяла собака, и Тахир с Игорем испуганно вскочили со своих мест.
– Что случилось? Да что с тобой?! Только когда над чайханой вспыхнула лампочка, Васька пришел в себя:
– Я нашел его!
Кого нашел Васька, пояснять не требовалось, но тем не менее оба — и Тахир, и Игорь спросили:
– Кого?
– Кого-кого, — глупо ухмыльнулся Васька, — деда моего, вот кого!
– Где? — зевнул Игорь и помотал головой. — Где ты его мог найти, когда ты всю ночь на чайхане продрых?
– Текст дневника хорошо помните? — подался к Игорю и Тахиру Васька.
– Ну, более-менее, — ответил Тахир. — А что?
– В предпоследней записи мой прадед упоминает о том, что воробьи чирикают, а Ходжа Хаким недавно совершил паломничество в Кент.
Васька выдержал паузу, но по тому, как на него смотрели парни, понял: чтобы они не считали его за идиота, нужно срочно все пояснить.
Васька раскрыл карту и показал на ней две точки:
– Вот вам почему чирикали воробьи, видите
реку Чирчик? А вот вам хадж в Кент — он же Ходжикент!
– Вай-бо! — воскликнул Тахир. Бледный Игорь взял в руки карту и внимательно ее рассмотрел:
– Похоже, что ты — прав, а мы все — стадо недоделанных баранов…
– Вай, зачем так говоришь? — возмутился Тахир.
– Так это же очевидно! — потряс книгой в воздухе Игорь. — Проще пареной репы!
– Лепешка тоже, кажется, простая штука, — пожал плечами Тахир, — а ты попробуй ее испеки… Молодец! — легонько стукнул Ваську в плечо Тахир. — Голова у тебя варит на все сто! Завтра в этот Ходжикент и наведаемся. Чем черт не шутит — вдруг именно там и найдем свежие следы твоего деда? А теперь — спать, ночь уже на исходе…
Выспаться Васька не успел — Тахир поднял всю компанию в пять часов утра, когда рассвет еще не окрасил облака в ярко-золотой и нежно-розовый цвета, а потому казался серым, как больничная простыня, началом тяжелого дня.
С канала тянуло прохладой.
Васька спустился вниз, наклонился над водой и, отфыркиваясь, умылся.
