Журналист пожал руки своим новым друзьям, сел на мотоцикл, надел шлем, который достал из одной из багажных сумок, и исчез, оставив после себя облако выхлопных газов.
— Симпатичный парень, — решил Артур.
— И притом весьма энергичный! — добавил Даниель.
— Ему не понадобилось много времени, чтобы придумать хитрость и вывести нас из оцепления республиканских гвардейцев, — сказал Мишель.
Друзья неторопливо дошли до конца улицы. Они были в прекрасном расположении духа, чему немало способствовало чувство избавления если не от опасности, то по крайней мере от больших неприятностей.
В самом конце улицы, на краю леса, стояла вилла. Она была окружена забором, калитка которого сломалась, а потому постоянно оставалась полуоткрытой. На заборе висела покрытая эмалью табличка, на которой можно было прочесть: «Глицинии».
От улицы дом отделял немного запущенный сад, какие в народе иногда называют «садом кюре». По бокам и сзади он был обнесен довольно высокой кирпичной стеной.
Друзья пошли по аллее, обсаженной самшитом. Она была посыпана мелким песком, сквозь который местами пробивался мох. На неправильной формы клумбах цвели тюльпаны и розы, по сторонам росли кусты бирючины с разноцветными листьями и сирень.
Крыльцо с тремя ступенями вело к входной двери, верхняя часть которой была застеклена и защищена фигурной чугунной решеткой. Фасад дома был наполовину скрыт глициниями, согнувшимися под тяжестью лиловых цветов.
— После того как все это уничтожат, понадобится немало времени, чтобы вновь создать такую красоту, — заметил Мишель.
— Да, бетон не скоро заставишь цвести! — пошутил Артур.
— Повторяешься, старина! — недовольно сказал Даниель.
— Как поется в одной песне, оставь бетон в покое и проваливай, — подвел итог Артур.
Мартина открыла дверь своим ключом. Вслед за ней мальчики вошли в дом и оказались в коридоре с плиточным полом. Однако плитки настолько истерлись, что оставалось только гадать, каким узором они когда-то были украшены. Нижняя часть стен была обтянута искусственной кожей, а верхняя — оклеена выцветшими обоями в цветочек. Тем не менее повсюду царила безукоризненная чистота.
Друзья прошли в гостиную, вдоль стен которой стояли диван и кресла, обитые серым бархатом и покрытые гобеленовыми чехлами с наивными рисунками, изображавшими сцены из сельской жизни. Посреди местами вытертого ковра почетное место занимал невысокий стол.
На него и положил Даниель футляр с фотоаппаратом. Открылась дверь, и в комнату вошла мадам Перо. Бабушке Мартины было шестьдесят. Ее седые волосы были причесаны на прямой пробор и собраны сзади в тяжелый пучок. Эта аккуратная прическа резко контрастировала с одеждой пожилой женщины. Ее слегка расплывшаяся фигура была затянута в оливковый комбинезон, какие обычно носят механики, на руках были садовые перчатки, которые она тут же принялась стягивать.
— Как, уже вернулись?! — удивилась она. — Все прошло хорошо, Мартина?
Девочка состроила недовольную гримасу.
— Скорее плохо, бабушка. Не обошлось без республиканских гвардейцев.
Она в двух словах рассказала, чем завершилась манифестация и как молодой журналист избавил друзей от неприятностей.
— Как, говоришь, его зовут? — спросила мадам Перо.
— Ноэль Месмэ.
— Мне приходилось читать его статьи в «Курье де ля Тэрнуаз». Мне нравится, как пишет этот юноша! А что интересного было на ярмарке?
— Посмотри-ка, бабушка, что принес Даниель!
Девочка вытащила фотоаппарат из чехла и протянула его мадам Перо. Реакция бабушки поразила ее. Улыбка исчезла с губ пожилой женщины, на ее лице застыло напряженное выражение, глаза как-то странно заблестели. Она быстро заморгала и смахнула скатившуюся на щеку слезу, потом покачала головой. Ей пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы снова улыбнуться.
— Прошу меня простить, я слишком разволновалась. У моего отца был точно такой же аппарат. Он купил его еще до того, как я родилась, и первые мои снимки делал именно им. Разумеется, когда в сорок пятом году я вернулась домой из эвакуации, фотоаппарат исчез. Честно говоря, здесь м ало что сохранилось из сколько-нибудь ценных вещей. После смерти отца дом был разграблен. Несколько раз здесь квартировали солдаты — сначала немцы, потом союзники. — Мадам Перо взяла фотоаппарат в руки. — Как странно! У меня перед глазами встает картина: отец наводит объектив на резкость…
— Но у него же нет видоискателя! — заметила Мартина.
— И никогда не было, — кивнул Даниель. — Этот аппарат устанавливали на треногу, резкость наводили по матовому стеклу и только потом вставляли светочувствительные пластинки.
— Так оно и было, — подтвердила мадам Перо. — Просто с ума сойти, сколько разных вещей вы знаете, мальчики!
— Но я ничего не вижу! — заявила Мартина, взяв аппарат в руки и направив его в сторону окна.
— Потому что ты не сняла крышку с объектива!
Даниель снял маленький кожаный колпачок Цилиндрической формы, и сразу же на матовом стекле появилось перевернутое изображение окна.
Оно было не совсем резким. Мальчику пришлось покрутить ролик, раздвигая мех аппарата и тем самым перемещая объектив.
— Вот теперь все очень резко! — воскликнула Мартина. — Бабушка права, Даниель: ты все знаешь и умеешь!
Артур хотел подойти поближе, чтобы тоже взглянуть на изображение, но запутался ногой в ремне футляра, взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и шлепнулся на четвереньки, уронив при этом футляр.
— Вот дьявол! — сердито воскликнул он.
— Ты, кажется, решил заняться сбором грибов? — с невинным видом спросил Даниель. — Но сейчас ведь не сезон!
Футляр лежал на паркете дном вверх, крышка его была открыта.
— Надеюсь, петли не сломались, — сказал Артур. Он поднял футляр, внимательно осмотрел его и заявил, вставая на ноги: — Полный порядок. В старину делали прочные вещи.
— И это большое счастье для таких растяп, как ты, — проворчал Даниель.
Мадам Перо с улыбкой наблюдала за пикировкой приятелей.
Артур уже собирался закрыть футляр, слегка тряхнул его и услышал, как внутри что-то стукнуло.
— Похоже, Даниель, мы рано радовались. Боюсь, я все-таки что-то повредил.
— Только не это! — отозвался мальчик. — Хороша же будет моя коллекция, если ты разбил первый ее экспонат!
Артур поставил футляр на стол, и все подошли поближе, чтобы осмотреть его изнутри. На первый взгляд все было в порядке, но стоило Артуру снова потрясти его, как опять послышался стук.
— Похоже, все дело в днище, — констатировал Артур. — Оно, наверное, отклеилось.
— Тогда тебе придется его подклеить, — решил Даниель. — Я хочу получить футляр в целом виде!
— Можешь считать, что все уже сделано, — бросил Артур. — Мартина, разогрей, пожалуйста, клей!
Девочка, привыкшая к шуткам Артура, несколько секунд стояла неподвижно, не зная, следует ли ей выполнять просьбу. Артур тем временем поднял обитую синим бархатом дощечку, которая, собственно, и составляла днище футляра с внутренней стороны. При этом показались небольшие бруски из некрашеного дерева, при помощи которых днище крепилось к стенкам. Между ними оставалась небольшая полость.
— Что это еще за штука?! — воскликнул мальчик.
Все увидели, что в полости лежит какой-то пакет желтоватого цвета. Он был довольно плоским, прямоугольной формы.
Мартина достала его из тайника. Пакет был завернут в промасленную ткань и аккуратно перевязан бечевкой.
— Он довольно тяжелый, — сказала девочка. — Что там может быть? И кто мог положить его в такое странное место?
— Пакет был спрятан! — заявил Мишель.
— Спрятан?! — переспросила мадам Перо. — Значит, там что-то очень важное.
— Откроем его, бабушка? — нетерпеливо предложила Мартина.
Та какое-то время колебалась.
— Мне кажется, это было бы нескромно с нашей стороны, — ответила она наконец. — А если речь идет о какой-нибудь семейной тайне? По-моему, мы должны, не разворачивая, передать пакет прежнему владельцу.
— Бабушка! Он же наверняка даже не подозревал о существовании пакета, иначе вытащил бы его, прежде чем отдавать фотоаппарат!
— Ну разумеется! Однако это нисколько не меняет сути дела.
Мальчики, которых нетерпение обуревало не меньше, чем Мартину, не вмешивались в разговор.
— Послушай же, бабуленька! — не унималась девочка. — Мы откроем пакет, а если окажется, что это нескромно, мы сразу же снова перевяжем его и вернем. Пакет, я думаю, лет сорок пролежал в тайнике; те, кого касается его содержимое, наверняка уже умерли. А если и живы, то сейчас они глубокие старики.
— Как я, например? — улыбнулась мадам Перо.
Мартина сделала вид, что рассердилась.
