— Тогда предлагай что-нибудь умное, — посоветовал Темыч.
Голубь, покружив по комнате, затаился в углу возле окна и весьма недружелюбно разглядывал семерых ребят.
— Кажется, мы ему не нравимся, — с опаскою посмотрел Темыч на птицу.
— Какая разница! — отмахнулся Женька. — Чего мы стоим и разглядываем? Нужно ему помочь.
— Вы хоть в клетку сперва его загоните, — взмолилась Моя Длина. — Иначе бабка вернется и Мурзика выпустит.
— И кранты голубку, — подхватил Пашков.
— А давайте в клетку хлеба положим, — предложил Женька. — Он туда и зайдет как миленький.
— Это, может быть, ты, Женечка, за едой в клетку полезешь, — нараспев произнесла Катя. — А голубь — нет.
— Чем он лучше меня? — с удивлением отозвался Женька. — Жрать, между прочим, всем хочется. Сколько он у тебя, Машка, уже сидит в комнате?
— Да часа два, — откликнулась девочка.
— Вот видите! — выкрикнул Женька. — Кто ж столько времени продержаться без еды способен! Он скоро вообще начнет мебель грызть.
— Да ты что? — испугалась Моя Длина. — Мать за эту мебель меня вообще убьет!
— Чем охать, лучше чего-нибудь принеси ему, — продолжал командовать Женька.
— Лучше всего хлебных крошек, — порекомендовала Таня.
— Он тебе что — уличный голубь? — обиделась за породистую птицу Моя Длина. — Будет он хлебные крошки жевать.
— Голуби не жуют, а клюют, — поправил ее дотошный Темыч.
— Неважно, — скользнула по нему взглядом Школьникова.
Голубь озадаченно косился на семерых друзей одним глазом, выражая всем своим видом высокомерное недоумение.
Моя Длина отправилась на кухню за хлебом. Именно в этот момент из спальни Зинаиды Николаевны донесся истошный вопль. Ребята, едва не сбивая друг друга с ног, кинулись к затворенной двери.
Пашков потянулся к массивной ручке, чтобы открыть.
— Погоди! — крикнул Олег.
Но было поздно. Пашков уже отомкнул замок. Этого оказалось достаточно. Из комнаты Зинаиды Николаевны вихрем вынесся Зевс. Верхом на псе, распустив персидскую шерсть сиамского цвета и держа хвост трубой, несся, словно заправский наездник, Мурлок Леопольд де Грие.
— Держите их! Только не в гостиную! — охватила паника Мою Длину.
— Сейчас, Машка, остановлю! — отвечал Пашков.
Во имя Школьниковой он был готов и не на такие подвиги. Поэтому попытался в решительном броске схватить Зевса за задние лапы. Но это ему не удалось. Зато он подсек сзади Женьку. Тот, не в пример Зевсу, послушно упал, увлекая за собой на пол две огромные китайские вазы, обвитые фарфоровыми драконами.
— Мамин антиквариат! — только и успела простонать Моя Длина.
Вазы, докатившись до входной двери, остановились. Но на осмотр их ни у кого не было времени.
— Голубь! Спасайте голубя! — вопила теперь Школьникова.
Ибо Зевс и его благородный наездник ворвались наконец в гостиную. Оба при этом громко орали. Правда, выходило это у них совсем по-разному. Мурлок Леопольд де Грие издавал победоносные кличи. Что касается Зевса, то он явно молил о пощаде.
Едва увидав двух славных животных, голубь, собрав последние силы, взвился на антикварную хрустальную люстру восемнадцатого века, которую Зинаиде Николаевне в свое время продали за круглую сумму в качестве «личного имущества императора Павла Первого». Судя по поведению голубя, ему было совершенно наплевать на реликвию. Опустившись на люстру, он сбил несколько хрусталин. Те крупным градом обрушились на голову мужественного и смелого наездника Мурлока Леопольда де Грие, гарцевавшего в это время на своем скакуне по столовой. Но что настоящему воину какие-то градины, пусть даже из старинного хрусталя!
Мурлок Леопольд де Грие был занят решением куда более важной- задачи. Продолжать ли борьбу с псом? Или кидаться на голубя? Кот на мгновение заколебался. Потом, видимо, рассудив, что голубь все равно никуда не денется, с удвоенной силой вонзил когти в Зевса.
— Голубь! — хором кричали девочки.
— Тесни их обратно в спальню! — распоряжался Пашков.
Зевс, пытаясь освободиться от врага, лег и начал кататься по полу. Похоже, что он решил стереть со спины непрошеного наездника. Но и Мурлок Леопольд де Грие был не промах. Раскусив коварный замысел своего противника, он успел спрыгнуть с него. Миг, и он вцепился Зевсу в нос.
Тот взвизгнул и, ничего не видя от боли, вылетел наугад в переднюю. Доблестный Мурлок врага не оставил. Он всеми четырьмя лапами цеплялся за морду Зевса.
— Держи! Спасай! Голубь! Мурзик! Зевс, ко мне! — наперебой кричали ребята.
Тут распахнулась входная дверь. Это пришла из очередного похода в магазин «Седьмой континент» бабушка Школьниковой, Антонина Васильевна.
— Бабушка! — попыталась предупредить Моя Длина. — Осторо…
Договорить она не успела, Антонина Васильевна споткнулась об одну из валявшихся возле дорога китайских ваз и, охнув, рухнула на пол. Деликатесные продукты мигом смешались с грудой антикварных черепков. Обезумевший от обилия отрицательных эмоций Зевс накрыл, словно шкура барана, дородное тело Антонины Васильевны. Мурлока резкая остановка пса застигла врасплох. Не удержавшись, кот кубарем полетел в сторону. Однако он был не из тех, кто сдается при первой же неудаче, и, снова ринувшись в бой, вцепился изо всех сил когтями в первую же попавшуюся ему часть тела.
На беду Мурлока, эта часть тела принадлежала не Зевсу, а Антонине Васильевне. И этой частью была голова.
— Убивают! — возопила, бабушка Школьниковой. — Убивают и грабят!
— Нет, тетя Тоня! — поспешил разуверить ее Пашков. — Все в порядке! Просто тут мы!
И они с Женькой с немалым трудом освободили бабушку Школьниковой от тирании Зевса. Моя Длина тем временем выпутывала из волос бабушки кота. Но Мурзик, по-видимому, пребывал в твердой уверенности, что ведет борьбу с Зевсом. А потому волос Антонины Васильевны отпускать не желал.
— Сейчас, тетя Тоня! Сейчас! — солидно проговорил Пашков. — Знаем способ.
Не успел никто вымолвить и слова, как Лешка приволок из кухни кастрюлю воды и вылил ее на голову Антонины Васильевны. Средство подействовало. Мигом отпустив бабушку, Мурзик заскулил, как побитая собака, и вцепился в Мою Длину. Та, оценив выигрышность ситуации, немедленно препроводила благородного воина в дальнюю комнату, где он и был заперт до лучших времен.
Антонина Васильевна, сидя на полу, недоуменно озиралась по сторонам. Пашков, который пользовался особым расположением бабушки Школьниковой и даже надеялся на ее помощь в деле завоевания сердца внучки, развил невероятную активность.
— Тетя Тоня! Может, водички?
— Спасибо, — не слишком ласковым тоном отозвалась бабушка Школьниковой. — Воды мне уже достаточно. И вообще, что это тут у вас происходит?
— Зевс не виноват. Это все Мурзик! — немедленно выкрикнул Женька.
— Как он только к нему умудрился пробраться? — изумленно проговорила Таня.
— Наверное, через балкон, — уже вернулась к ребятам Моя Длина. — В обеих комнатах форточки были открыты.
Бабушка продолжала ошалело вращать глазами. Она еще явно была не в силах должным образом оценить обстановку.
— Нападение, что ль, на квартиру случилось? — поглядела она на внучку.
— Да нет. Голубь, — принялась объяснять та. — Мурзик чуть не съел голубя.
— А собаку зачем привели? — посуровела бабушка.
— Это моя, — с улыбкой сообщил Женька. — Мне дали!
— А зачем к нам привел? — продолжала допытываться Антонина Васильевна.
— Мама попросила, — ответил Женька.
— Чья мама? — с отчаянием в голосе спросила бабушка Школьниковой, подумав, что начинает сходить с ума.
— Моя личная мама, — пояснил мальчик.
— Вот я вечером Зинке скажу, и она твоей личной маме хорошую личную жизнь устроит, — пообещала Антонина Васильевна.
— Это еще за что? — искренне удивился Женька.
— Собака совершенно не виновата, — вступилась за друга Моя Длина, — Кот сам на нее набросился.
— И на голубя тоже, — мрачным голосом сообщил Темыч.
— Какого еще голубя? — вновь стало темнеть в глазах у бабушки. — Вы, значит, еще нам и голубя притащили?
— Нет, — покачал головой Пашков. — Голубь прилетел сам. А я клетку принес. От Мичмана.
— А Мичман тоже тут? — простонала бабушка.
— Нет, — успокоил ее Пашков. — Мичман вообще-то прозвище. А зовут его Колька Матросов. Он мой сосед. В шестьсот десятой школе учится. В одиннадцатом классе.
— Это меня не интересует, — отмахнулась бабушка Школьниковой. — Главное, хоть этого Мичмана тут сейчас нету.
— Ребята, а голубь-то, голубь? — заволновалась вдруг Таня.
Семеро друзей, бросив бабушку среди осколков китайских напольных ваз, кинулись в гостиную. Голубя там не было. Нигде. Ни на люстре, ни на полу.
