— Отстань ты от меня! — Сашка всем говорил «ты», — чего пристал!
— Я тебя спрашиваю: это диск разве? Если это диск, то почему он с этой стороны восемь миллиметров, а здесь только шесть с половиной, а? Как это у тебя получилось?
— Подумаешь, какие точности при нашей неточности! Для той телеги, что ты ремонтируешь, сойдет!
— Вон на что рассчитываешь! Так из тебя мастер никогда не выйдет! Вот ты деталь со станка снял, а она вся в заусеницах! Я должен резаться, да? На-ка хоть заусеницы сними, природа острых углов не любит!
Дядя Володя возвращает Сашке его работу.
— Нет, не токарь ты ещё, — заключает он. — Работу надо так делать: международную комиссию приводи — не подкопается.
— Отцепись! Лучше расскажи, как в плен сдавался! Как ты руки вверх поднимал? Покажи?
Каждую пятницу застоявшийся за неделю Сашка отправлялся за город на Карельский перешеек.
Так было зимой и летом.
Сашка был неутомимым и охотником, и рыбаком.
Он умел ходить в лодке под парусом и на вёслах.
Умел ловить птиц.
Любил пройти по лесу километров двадцать без передышки.
Силы у него — хоть отбавляй. Любую болванку поднимал на станок без посторонней помощи.
В кладовке у него стояли две двухпудовые гири, которыми он «баловался» в обеденный перерыв.
Брал он с собой в походы только Женьку — шестнадцатилетнего ученика дяди Володи. Сперва-то Женька стал учиться на токаря у Сашки, а потом не захотел, видно, стоять лицом к стенке и перешел к старику.
За что Сашка ещё больше разозлился на дядю Володю.
Зарабатывал Сашка неплохо.
Но ходил в странных одеждах.
Покупку одежды он доверял бабушке. Отца и матери у Сашки не было.
Ну и смеялись же в слесарке после каждой Сашкиной обновы!
Однажды он пришел в каких-то хромовых полусапожках с бульдожьими квадратными носами, но почему-то без каблуков.
Потом явился в огромной меховой шапке синего цвета. И стал божиться, что мех натуральный. Так сказала бабушка. Но что же это за синий зверь, бабушка не сказала.
Щеголял Сашка в брюках такой ширины, что цеховая шорница Маша бралась сшить из каждой брючины по юбке.
Равнодушен был Сашка к моде.
Ему бы охотиться! Рыбу ловить!
Заводские корпуса растянулись вдоль залива.
В жаркие дни вся бригада выходила в обеденный перерыв купаться.
Купались все.
Даже толстая и неуклюжая шорница Маша.
Сашка с Женькой торопливо сдирали с себя комбинезоны и сразу в воду. Уплывали далеко, к фарватеру. Там вода чище и холоднее. Там ходят «метеоры». Можно покачаться на волне.
Дядя Володя тоже выходил на солнце.
Но он даже комбинезона не снимал.
— Да разденься же ты, позагорай! — каждый раз говорила ему шорница. — Железная твоя душа! Солнца не любишь, да? Поплавай хоть раз! Потрогай, какой песок горячий! Эх! Ух!
Она, как девчонка, перекатывалась по песку, потом вскакивала и бежала к воде.
— Иди сюда!
— Нет. Не умею я.
— Чего тут уметь? Ногами крути, руками верти, и всё! Давай!
Дядя Володя качал головой:
— Поздно мне учиться, — и вздыхал почему-то.
Позагорать он, конечно, бы мог, но стеснялся своей худобы и шрамов на спине и ногах.
Иногда Сашка и Женька приходили на работу прямо с поезда.
Они приносили в вёдрах живых рыбин.
Ставили на верстаки лукошки с грибами.
Дядя Володя подходил, присаживался на корточки и опускал в воду руки.
Рыбины щекотали ему пальцы.
Как-то он вдруг попросил ребят взять и его в лес.
Сашка сразу сморщился, но Женька подтолкнул его локтем:
— Возьмем, возьмем! Что, тебе леса жалко?
Неудобно Женьке отказывать. Дядя Володя — его учитель.
В понедельник после поездки в лес дядя Володя выглядел утомлённым, лицо его покраснело от ветра и солнца, трофеев он из лесу не привез, но видно было, что он остался очень довольным. Он всем рассказывал, какое они видели озеро в лесу, как он провалился в болото и как его чуть-чуть не ужалила змея.
— Змея! — фыркал Сашка. — Ужонок там где-то прополз за три километра от него, а он уж и крик поднял. Привязался этот тихоход! Больше никогда не возьму. В следующий раз мы птиц ловить пойдём. На Смоленское кладбище. Говорят, там щеглы и чижики появились. Хорошо чижик поёт! Женька, пойдешь?
— Конечно. У меня сестренка давно щегла просит.
— И я пойду. Обязательно пойду! — тут же заявил дядя Володя.
— Видали, и он пойдет, — недовольно пробурчал под нос Сашка, — эдак он нам жизни не даст! Что бы придумать. Как его отучить…
Сашка вдруг рассмеялся и ехидно поглядел на дядю Володю.
— Ну подожди у меня! Вот смеху будет.
А дядю Володю словно подменили.
Он оставался после работы и мастерил блёсны. Сделал из проволоки красивую клетку.
Всю неделю он был необычно разговорчив и часто смеялся.
Шорница Маша пошла зачем-то в кладовку и вдруг выскочила оттуда, жестами подзывая всех к себе:
— Сюда, идите сюда!
Все подбежали к дверям кладовки.
— Тише! Смотрите. Штангист!
Дядя Володя нагнулся над Сашкиными двухпудовками. Он дважды поднял их до колен, потом с усилием, медленно вытащил на грудь. И засмеялся.
Но заметив, что за ним наблюдают, смутился, бросил гири и поспешил из кладовой.
В пятницу Сашка сказал громко:
— За птицами пойдём в понедельник на рассвете! Оттуда прямо на работу, слышишь, дядя Володя!?
— Почему в понедельник, — удивился тот, — а в субботу, а в воскресенье?
Но у Сашки был свой план.
— Как хочешь, — пожал он плечами, — иди в субботу! А мы с Женькой пойдём, когда я сказал.
— Нет, нет, прости. Куда уж я без вас. Я ведь никогда не ловил!
По сырым кладбищенским тропинкам гуськом шагали три человека.
Каждый нес клетку для птиц.
У двоих клетки были прикрыты газетой, а у третьего, отставшего от них метров на двадцать, клетка была аккуратно обернута тряпицей и перевязана.
Птицеловы спешили. Через полчаса начинался рабочий день.
Шагавший первым невысокий коренастый парнишка, с целой охапкой жестких чёрных волос, на которых, как на пружинах, подрыгивала кепочка-копеечка, свернул с тропинки и повел компанию напрямик через кусты по еле приметным холмикам древних могил. Можно было догадаться, что территория кладбища ему известна, как собственная ладонь: через несколько минут они были уже у дыры в заборе.
С коренастым парнишкой что-то происходило.
Он то зажимал рот рукой, то громко с тоской в голосе читал могильные надписи, то задирал голову к небу — словом, делал всё, чтобы не расхохотаться вовсю. Смех переполнял его. Бурлил в нём, как кипяток в чайнике, и каждую минуту мог выплеснуться наружу…
Слесари уже расходились по своим местам, когда в слесарку ввалились птицеловы.
Сашка, ни на кого не глядя, прошёл сразу же к станку, поставил клетку на ящик с инструментами и как ни в чём не бывало приступил к смазке станка.
— Сашка, — крикнул усатый бригадир Корнев, — иди-ка! Ты мне щегла обещал, я уже сынишке сказал, что сегодня принесу.
— Да ничего я не поймал. Только чижика и агашу.
«Агашей» Сашка называл самок, а они, как известно, не поют.
— Куда тебе агаша. У Женьки тоже пусто. Ты у дяди Володи спроси. У него, наверное, полна клетка. Он тебе продаст парочку.
И Сашка хихикнул, но тут же спохватился и отвернулся.
— И верно, продай мне парочку, Владимир, — сказал бригадир. — Обещал я парнишке.
— Зачем продавать! Я тебе так, — дядя Володя стал развязывать клетку. — У меня ж их, — он торжествующе оглядел всю бригаду, — у меня их полная клетка! Да, да! Вот тебе и в первый раз!
Шорница Маша нетерпеливо дернула его за рукав:
— Ну, ну, показывай.
— Сейчас, сейчас. Надо осторожнее… Только Сашенька привязал мне эту… подсадную, они сразу и налетели стаей. Только привязал, отошел к себе, а они и налетели. Я ему еще говорил: давай рядом ловить, — а он не захотел!
Наконец он стянул тряпку, и все увидели: действительно клетка полна птиц.
— Вот они! Красавчики! Вся стая! Правда, не знаю, какие это. Темновато было. Да всё равно, лишь бы пели!
Тут Сашка не выдержал и заржал во все горло:
— Запоют… ох, и запоют они у тебя, — задохнулся он от смеха.
— Постой, постой, — сказал бригадир, — да это же… ха-ха-ха, — залился и он.
Одна птичка, вцепившись коготками в проволоку клетки, раскрыла клюв, и хрипловатое «чик-чирик-чик-чик» раздалось в слесарке.
В ответ загремел оглушительный хохот. Смеялась вся бригада. Шорница Маша даже взвизгивала от смеха.
Один дядя Володя не понимал ещё, в чем дело. Он достал из ящика очки, которыми иногда пользовался во время работы, когда надо было рассмотреть какую-нибудь мелочь, поднёс их к глазам и неуверенно спросил:
