— Ты чего выпендрилась-то? Сядь!
Не отрывая от его лица своих большущих черных глаз, девчонка ногой, очень ловко, надо заметить, пододвинула себе стул, села напротив Голубчика:
— Я вас слушаю!
— Ты меня слушаешь? — спросил Голубчик зло. — Надо же, какое счастье! Я сейчас подохну!
— Что-то не понимаю вас…
В ответ Голубчик энергично кивнул: дескать, сейчас поймешь и даже очень.
— Ты прикидывала, сколько эта пленочка стоит?
— Вы же назвали цену! — воскликнула Берестова. Но Голубчик услышал, что голос ее дрогнул. — Я могу вам предоставить эти доллары…
— Видали, шустрая какая! Доллары! — Голубчик весело хохотнул. — Больно просто думаешь выпорхнуть из моих крепких объятий! Давай-ка по порядку и не в таком темпе.
— Но ведь мне же Стариканди…
— Да он слизняк, ты сама видала… Так что все у нас начнется по новой. Соглашайся, пока я добрый. Ничего сильно плохого не случится. Но, конечно, тебе придется немного поработать.
Берестова в ответ замерла и уже совсем по-другому, без малейшей бедовости, уставилась на Голубчика. Он довольно улыбнулся:
— Ты понимаешь, как твой папаша может загреметь, если о тебе станет известно? — снова хмыкнул довольно. — Вижу, понимаешь! Но не до конца.
И стал рисовать картину, от которой у любой нормальной девчонки слезы полились бы из глаз. Но эта сидела, как истукан, только губищу толстую нижнюю закусила.
Голубчик еще поднаддал… Он вообще был говорун, а эту речь специально тренировал, мысленно произнося несколько раз.
— Ты про газету «Жареные факты» слыхала? Она в Москве выходит… Ну, значит, еще услышишь! Туда попасть — этого я никому не посоветую! А особенно твоему коню!
— Не говорите так о моем папе…
— Да это хоть сто порций повторяй! А в трубу он вылетит, «твой папа», как пить дать! Ну и повесится в итоге, само собой. На радость любящей дочке!
— Прекратите! — воскликнула она шепотом. — Не надо так себя вести… Это неблагородно. Я согласна. Я все для вас сделаю!
Голубчик от души рассмеялся:
— Вот и все, а ты боялась, даже платье не помялось! Теперь слушай сюда и слушай внимательно… У «папы» больше денег… не воруй! — Это последнее слово он гаркнул так, что девчонка вздрогнула. — Я тебе сам буду давать. Неограниченно. Однако сколько заслужишь. — Тут он сделал значительную паузу. — Думаешь, ты на отцовы очень жирно кайфовала? Начхай и забудь. Вот со мной ты узнаешь, что такое богатство. И что такое быть настоящей королевой! Об любого ноги сможешь вытереть, поняла? Потому что башли — еще далеко не все. Запомни это, пока у меня хорошее настроение!
Он глянул на девчонку и остался доволен — в глазах стояли и отчаяние, и надежда на то, что все образуется, и надежда на то, что она действительно сможет обо всех ноги вытирать… Это хорошо! Голубчик кивнул ей ободряюще:
— Дальше. Вот эту небольшую хренотень спрячешь в кабинете своего отца.
И взял с каминной полки крохотного «жучка», то есть микрофон для подслушивания.
«Вот самый удобный момент!» — сейчас же подумала Ольга и вскочила со своего стула, как бы непроизвольно подбежав к окну. Стала к нему спиной — чтобы Голубчик не подумал, будто она чего-то там высматривает.
На самом деле это ее должны были увидеть в окне…
Вроде бы перед этим домом спрятаться негде. Но если как следует поискать, найти можно и даже очень отличные места. Они их и нашли — вчера, когда приходили сюда в неузнаваемо другом наряде.
Появление Ольги в окне было условным сигналом. Тут же Олег с Лидиного телефона должен был позвонить домой, дать сигнал бабушке Томе, которая набирает данный ей номер (Голубчика) и говорит взволнованно:
— Вам известно, что из ваших окон дым валит?!
Тут предположительно Голубчик должен выскочить в другую комнату, а дальше…
Но дело в том, что бабушка в этот момент не могла услышать их звонка. На телефонный провод, проходивший по улице скольких-то там бакинских комиссаров (она была рядом с их домом) упала тяжелая сосновая ветка, перегруженная снегом… Бабушка Тома не особенно по этому поводу забеспокоилась, она, по правде говоря, даже не проверила, чего это телефон стал у них таким молчуном. Подумаешь, дело великое — не будет участвовать в ребячьей игре.
Знала бы Тамара Романовна, что сейчас жизнь ее внучки приближалась, как говорится, к роковой черте, по-другому бы себя повела. Но она ничего не знала!
— Ты чего тут запрыгала, как блоха под кайфом? — спросил Голубчик сурово. А Ольге же ничего не оставалось, только продолжать свою игру и ждать, когда у Голубчика в кармане запиликает телефон. Однако он не пиликал!
— Я не могу это, вы понимаете, не могу! — пробормотала Ольга точно таким же голосом, каким недавно Лида говорила, что не пойдет к Голубчику. — Я не могу за отцом подслушивать!
— Дура! — сказал Голубчик душевно. — Ты пошевели рогами, тут ничего страшного не случится. Просто кое-кто будет кое-что знать про твоего папана. Нельзя же ему одному драть столько фанеры, надо делиться!
Ольга хлопала глазами. Откуда ей было знать, что «шевелить рогами» — это значит соображать, а «фанера» значит деньги.
Голубчик увидел ее недоумение, расхохотался:
— Ох, тебя еще надо много-много стирать и в кадке полоскать, пока ты умницей станешь…
И тут наконец у него во внутреннем кармане зателебомкало. Много Ольге понадобилось сил, чтобы не вздрогнуть, не напрячься. Вообще — не выдать себя.
— Кто там? — спросил Голубчик неприветливо, как он всегда начинал телефонные разговоры.
— Это из пожарной охраны, — раздался в трубке мальчишеский голос. — У вас в соседней комнате горит!
— Шо ты мелешь? — сказал Голубчик хрипло. — Ты кто есть, лох?!
И тут Ольга поняла: что-то не так, и, значит, ей надо самой действовать. Через всю эту большую комнату с камином она побежала к двери:
— Пожар! Там пожар!
— Да что за оперный театр? — Голубчик шагнул в дверной проем.
И тут же двери за ним захлопнулись… Ну да, на каждой двери у него в каждую комнату были замки. А в эту особенно… Только ими редко пользовались. Они существовали скорее на всякий случай. И сейчас Голубчик оказался перед запертой дверью!
— Открой, дура! — взревел этот совсем не маленький, а, наоборот, весьма могучий дядя.
И жахнул плечом в дверь. Но и двери были сделаны очень надежно. Голубчик ударил снова. Никакого эффекта.
— Эй, ко мне! Ко мне, падлы! — И далее он прокричал еще много всяких слов.
На эти вопли прибежали, стали бить в дверь чем попало. Наконец по приказу Голубчика кто-то явился с охотничьим ружьем, заряженным жаканами на медведя.
Голубчику совсем не хотелось этого делать. Но дверь по-иному не желала подчиняться. Он вырвал ружье, сам приставил его к тому месту, где стальной язык от замка входил в стену. Подумал: «А вдруг?..» Потому что ведь там была дочка миллиардера.
— Отойди, стерва! Стреляю!
И шарахнул из двух стволов. Тут же стоящие рядом амбалы доделали то, что не смогли сделать свинцовые кругляши.
Они ворвались в комнату и увидели… что там пусто!
А вот окно раскрыто!
Отталкивая своих прислужников, а это были все крепкие ребята лет по пятнадцать-шестнадцать, так что амбалами они были еще не совсем, только наполовину, он подлетел к окну. А его будущая команда — что там говорить, достаточно наглые и дерзкие парни: когда требовалось, они запросто могли отделать и взрослого человека, не то что девчонку, — стояла в сторонке.
Они столкнулись с чем-то необычным и потому растерялись. Признаться, и сам их предводитель не мог взять в толк, что же произошло, чего вообще хотела эта пигалица.
И вдруг он понял все. Внизу, под открытым окном, стояла эта самая девчонка — в своем пальто дурацком и в дурацкой кепке. Увидела, что он смотрит на нее, и нагло так помахала конвертом… Голубчик сразу узнал его: это был тот самый конверт с негативами, который ему принес Стариков Димон, — дочка Берестова-миллиардера общается с наркокурьером. Негативчик удачный еще и потому, что этого «коняку» прихватили, захомутали, дали срок. Так что картинка была, можно сказать, бесценной!
Но как эта Берестова могла ее найти? Непредставимо, так ее, перетак! О потайном месте, где лежал конверт и еще много кое-чего, знал только он сам, Голубчик!
Вот хреновина с морковиной!
Берестова помахала ему конвертом и зажигалкой, а потом пропала во дворе большого дома напротив… Преследовать ее не имело смысла. Но Голубчика сейчас волновало другое.
— А ну-ка вон отсюда все! — гаркнул пахан. Его солдаты не привыкли задавать вопросы, они привыкли подчиняться беспрекословно.
— Станешь с той стороны спиной к двери! — Голубчик ткнул пальцем в грудь одного из своих полу амбалов.
