Старинные стены арки, ведущей во двор-колодец, уже давным-давно никем не обновлялись, давненько их не касались руки не то что художников — просто маляров. А вот руки малолетних графиков — касались сколько угодно. Чего стоила только одна надпись: «Эля + Славян = жиних и нивеста». Да-да именно так — «жиних и нивеста». Видимо, самодеятельный плакатист был не силен в вопросах правописания в объеме школьной программы. Были и другие надписи, но их я вообще воздержусь цитировать.
Сейчас стены сделались еще непригляднее — вечерние сумерки, которые скрывали грамматические ошибки, а также истинный возраст облупившейся краски, были безжалостно развеяны светом автомобильных фар.
Во двор осторожно въехал маленький красный автомобиль. И это была не игрушка из «Детского мира», а самая что ни на есть настоящая легковушка. Она вынырнула из-под сводчатого тоннеля, чиркнула фарами по мокрым стенам домов и остановилась под ржавой пожарной лестницей.
Распахнулась передняя дверца, и рядом с авто выросла художница в белоснежном плаще. Первым делом она внимательно осмотрела крыло своей машины: тоннель был узковат, и ей показалось, что, въезжая, она что-то задела и, не дай бог, поцарапала краску. Автомобиль ей подарили мама и папа, Яна им очень дорожила. В тот памятный день, когда любимая доченька закончила Академию художеств и стала живописцем, они и преподнесли ей такой дорогой подарок. Конечно, они ее баловали, это бесспорно, и даже Яна это понимала, но она выросла в очень дружной семье и всегда старалась не огорчать своих родителей. Поэтому и берегла их подарок. Царапин, к счастью, не обнаружила.
Дворик сиротливо затаился, он был пуст и уныл. Сотни окон светились над ним теплым домашним светом, а здесь, внизу, окна отражались в черных холодных лужах. Понятно, что ни одному нормальному человеку не взбредет в голову посидеть на лавочке возле подъезда в такое ненастье. Даже неизменных бабушек, которые все про всех знают, не наблюдалось во дворе. Вот и представьте: как же узнать, за которым из этих окон живет мальчуган? И все ли с ним в порядке? Яну очень тревожило то обстоятельство, что охранник опять направился к малышу, что он хочет втянуть его в свои дела, в поиски пропавших компьютеров, во все эти взрослые неприятности.
Она и сама толком не знала, зачем она здесь, может быть, чтобы остановить этого противного Алена Делона, может, чтобы узнать — не покусали ли мальчишку собаки, может, просто чтобы успокоиться, убедиться, что он уже дома с мамой и папой, жив и здоров. Спроси ее, и она не ответит на эти вопросы. Просто не могла сидеть на месте, и все. Какая-то неосознанная тревога мучила ее, заставляла действовать, гнала неизвестно куда.
Внезапно задорный детский голос прогнал дворовое одиночество:
— Здравствуйте, вы помните меня?!
К Яне приближалась та самая девочка, которая звала на помощь своему застрявшему на лестнице другу. Сейчас-то она улыбалась во всю ширь, а тогда выскочила на Центральную улицу взъерошенная и перепуганная. Но Яна, конечно, помнила ее.
— Привет, малышка, — обрадовалась художница. — Как твой приятель-верхолаз поживает?
— Мишка-то? Нормально. А чего с таким дураком сделается-то?
— О, я вижу, вы настоящие друзья. — Яна улыбнулась, ей были хорошо знакомы подобные интонации.
— Вы не представляете, у него в голове такие тараканы! — Эля закатила глаза к небу, дескать, такие тараканы, что словами не передать. С самой первой фразы она почувствовала в этой тетеньке чуть ли не единомышленницу, во всяком случае — понимающую собеседницу. Сразу видно — в школе настоящей девчонкой была, мальчишкам спуску не давала.
— Небось этих тараканов хорошо портфелем выбивать, — хитро прищурилась художница. — А?
— Это точно, без этого с ними нельзя. А вы откуда знаете?
Яна развела руками и прошептала:
— Если откровенно, я не далее как сегодня испытала точно такое жгучее желание. — Приложила палец к губам: — Но это секрет. На самом деле мальчишки тоже люди, им же больно…
Эту задушевную беседу прервал Мишка — главный объект обсуждения, он, как и Эля, возвращался с тренировки. Свою спасительницу в белом плаще он узнал сразу, кивнуть кивнул, но подходить и не собирался, и вообще то воспоминание — не из самых приятных, случай на пожарке, чего уж там, выставлял его в невыгодном свете, самоуважения не прибавлял.
Но Элька не упустила случая:
— Эй, верхолаз! Ты домой — на лифте? Или, как обычно, по пожарной лестнице?
— Ну зачем ты?! — вступилась за мальчишку спасительница. — Ему ведь неприятно вспоминать об этом, — и обратилась к Мишке: — Ты не обижайся на подружку, она не со зла. Иди к нам. У меня к тебе вопрос.
Стоило Яне произнести слово «спорт», которое, мол, изображено на курточке, как дети хором воскликнули: «Да, это Славка Саночкин!» — «Как хорошо, что я встретила вас! Вы видели его сегодня? Что он вам рассказывал?» Через минуту Мишка захлебывался словами:
— Чего вы ему верите! Вы еще не знаете, какой он врун! Главное, я сегодня иду на тренировку, никого не трогаю, а он на заборе сидит и это… говорит мне, типа, он всю ночь в засаде просидел. Во дает! Грабителей, говорит, хотел сцапать, нет, ну главное, такое придумать…
— Но он и вправду попал в страшную историю! — остановила Мишкино возмущение Яна. — У нас в магазине украли товар, а ваш Славка стал свидетелем, он всю ночь в универмаге прятался, его чуть собаки не съели. Где его сейчас можно найти? Где он живет?
Нечего и говорить, что Мишка потерял дар речи. А Эле все эти ребяческие геройства были до лампочки, ее взволновало отсутствие Славки:
— Так его нету дома, свет не горит. Может, опять шатается у вас по универмагу?
Растерявшийся Мишка, который впервые узнал, что такое настоящая противная зависть, пробурчал:
— Он еще врал, то есть говорил, что воры компьютеры потащили в какую-то абсерна… абсернава… Абсарнаваторию…
— В обсерваторию? — в нетерпении поправила Яна.
— Ну да, в нее. Они там будут эти ваши компьютеры к телескопу прикручивать…
Яна уже поворачивала ключ в замке зажигания, когда обнаружила, что у ее любимого автомобиля образовались две лишние детали — справа и слева. Да еще эти непонятно откуда взявшиеся детали дергают ручки задних дверей. Как дикари маленькие.
— Вы сейчас двери отломаете!
— Мы поедем с вами! — Эля прокричала таким решительным голосом, что Яна вспомнила саму себя в детстве. Если такой девчонке что-нибудь втемяшится в голову, то лучше не спорить. Как пиявка!
Пришлось открыть двери.
— Не сносить мне головы от ваших пап и мам, — горько подытожила свое положение художница.
Глава 27. Один-единственный миг отделяет всех людей от природной катастрофы! И один-единственный шаг — от спасения. Сделает его Славка или нет? Вот в чем вопрос!
На жестяной табличке, которая отсвечивает в луче фонарика, выбиты непонятные значки, цифры, иностранные буквы, тут без высшего образования не разберешься. И поверх — бумажка, на которой по-русски: «Оптический телескоп-рефрактор ГНГ-1». Резиновый человек в черных перчатках брезгливо, двумя пальцами, оторвал ярлычок. Понюхал зачем-то, потом брызнул на него светом своего фонарика. «Ни размера тебе, ни состава материалов, ни цены, в конце концов, что за культура торговли, черт знает что!» — проворчал. Будто он уже старший менеджер в универмаге.
Черная многотонная конструкция, немного напоминающая зенитное орудие, возвышается в центре зала. Любим с брезгливой миной рассматривает прицел, ковыряет его пальцем, затем прикладывается глазом.
— Не понимаю, куда здесь можно компьютер впихнуть… Ничего не видно, — и оторвавшись от телескопа, другим тоном: — Эй вы, астрономы-любители, долго копаетесь! Включайте уже свою формулу в розетку, или куда там следует.
Гогов с Магогиным кряхтят, склонившись над ворованным компьютером. Клацает клавиатура, на экране мелькают цифры.
Любим зашел с другой стороны астрономического орудия. Здесь было еще непонятнее, провода и антенны, экраны и кнопки. Опять зашифрованные надписи, и снова два слова по-русски: «Радиотелескоп волновой ГЕГ-1».
«Гм, интересненько. Признаться, не знал, что уже изобрели радиотелескопы, это хорошо. Новых товаров нынче появляется прорва, за всеми не уследишь. Не удивлюсь, если уже наладили выпуск видеотелескопов».
— Эй, кандидаты наук, не забудьте радио в телескопе включить! Погромче. Что-нибудь веселенькое, танцевальное. А то знаю я вас… будете потом лепетать: «А мы-то что…» — и опять важно заложил руки за спину, ворчит себе под нос: — Глаз да глаз за ними! Все сам, все сам!
И вдруг самодовольные мысли продавца прерывает вопль Гогова:
— Готово, Любим Сысоич!
— Получилось! — вставил свое слово Магогин.
Новый компьютер, окутанный проводами, как муха паутиной, мерцал экраном. Хаос из цифр, формул и непонятных значков, еще недавно царивший на нем, сейчас превратился в стройную картинку, даже приятно посмотреть — все цифры и буквы расставлены по местам, будто кто-то порядок навел в комнате, в которой недавно повеселились детки.
