– Я был в заведении „Соскок“, – сказал Квиллер, – что-то не помню, чтобы там были бильярдные столы.
– Их там и нет! Я спросил об этом хозяйку, и она сказала, что женщины не хотят играть в бильярд, когда им никто этого не запрещает. Она считает, что это ужасно смешно.
Квиллер раздражённо фыркнул в усы:
– Ладно. Увидимся завтра вечером на спектакле?
– Боюсь, что нет. Иначе нам надо нанимать няню, а это дороже билетов. Кроме того. Шекспира обожает Шарон, а не я.
Среда, день. Позвонила Селия. – Сегодня вечером мне нечего докладывать, шеф. В Круглом доме я не понадобилась. Там Тиш с матерью. Они готовятся к поездке. Я ходила в больницу. Эдди весь замотай, как мумия, „подвешен ко всяким трубкам и бутылкам. Он мало похож на человека.
Среда, вечер. Квиллер позвонил Полли спросить о здоровье Бутси.
– Завтра я забираю его домой, – сказала она. – Если ты не против, я бы вместо театра осталась дома. А ты иди, тебе же надо написать рецензию. А я с интересом прочту, что ты думаешь о постановке.
С ноткой раздражения в голосе он ответил:
– Что я об этом думаю и что говорю в печати – вовсе не обязательно одно и то же. Полагаю, тебе не нужно напоминать, что это маленький городок.
Четверг, утро. Снова позвонила Селия и мрачно проговорила:
– Эдди вряд ли доживет до полудня. Врачи известили Тиш и попросили срочно приехать в больницу. Я её там встречу и потом дам вам знать о том, что произойдёт.
Четверг, день.
– Шеф, у меня печальные новости. Эдди скончался в десять тридцать семь. Тиш в Пикаксе, а я ухаживаю за Флорри. На спектакль я успею.
Праздничная толпа ожидала первого представления „Сна в летнюю ночь“. В шуме голосов перед входом в театр, в вестибюле и в верхнем фойе слышалось возбуждение. Половина зрителей состояла из друзей, родственников или однокурсников молодых статистов. Вторая половина – из людей, которых Квиллер знал. Среди них были Комптоны.
– Где Полли? – спросили они его.
Хикси Райс и Двайт Сомерс. Эти тоже хотели знать, почему нет Полли.
Доктор Диана Ланспик с доктором Гербертом, бывшей привязанностью Хикси. Так удачно сложилось, что у обеих пар места оказались в одном ряду.
Селия Робинсон со своей новой подругой, Виржинией Алсток. Селия и Квиллер незаметно обменялись поклонами.
Профессор Прелигейт из Общественного колледжа Мускаунти с несколькими членами профессорско-преподавательского состава.
Скотт Гиппел, вечно озабоченный казначей клуба: „Похоже, всё кончится тьмой кромешной, но заранее никогда не узнаешь“.
Три поколения семьи Олсон. Дженифер Олсон играла Гермию.
Аманда Гудвинтер, в одиночестве: „Я ненавижу эту пьесу, но ведь её ставила Фран, вот и дала мне билет“.
Квиллер встретил своих гостей в верхнем фойе: Арчи и Милдред Райкер и дочь Милдред, Шарон, приехавшую из Мусвилла, чтобы не пропадал билет Полли.
– Что случилось с Полли? – спросил Райкер. Квиллер описал ситуацию.
– Слушай, Квилл! Надо что-то делать с твоей избранницей. Она сама не своя последнее время. Я понимаю, что она беспокоится за Бутси, но этот дом сведёт её с ума. У моей сестры однажды случился нервный срыв после перестройки кухни. Чем мы можем помочь Полли?
– Хотел бы я знать! Что ещё хуже, сегодня утром скончался её подрядчик.
Огни в фойе начали меркнуть. Квиллер и его гocти прошли в зал и заняли свои места в пятом ряду.
Пьесу принимали на ура. Публика аплодировала студентам в костюмах лордов и леди, когда те выходили на сцену из центрального прохода. Дерек Катлбринк и артель грубых ремесленников, как и ожидалось, ввергли зал в неистовство. Однако гвоздём программы стали „зелёненькие“ с их причудливым гримом и движениями роботов. Между тем поклонники Шекспира ждали своих любимых строк: Как странно всё! Не знаю, что подумать… Мне кажется, что у любви правдивой чем меньше слов, тем больше будет чувства… Как безумен род людской…
Когда царь „зелёненьких“ подал реплику: Я невидимкой могу подслушать смертных разговор … – и исчез в клубах дыма, Квиллер услышал завывание сирены пожарной машины, пронёсшейся мимо театра. Этот звук всегда его тревожил. Через несколько секунд послышались сигналы машины, на которой обычно ездила бригада спасателей. Затем, прямо перед объявлением антракта, запикал пейджер Райкера, и издатель, сидевший у прохода, быстро вышел в вестибюль. Как только закончилось первое действие, Квиллер поспешил к выходу и нашёл Райкера в телефонной будке.
– Квилл, к югу от Вайлдкэта – ужасная железнодорожная авария. Редакция городской газеты уже кого-то туда послала, но думаю, мне следует поехать туда самому. Если хочешь, присоединяйся! Шарон отвезёт Милдред домой.
Уже на театральной стоянке Райкер сказал:
– Я увёл тебя со спектакля, а ведь ты должен написать рецензию в завтрашний номер.
– Не беспокойся, – ответил Квиллер. – Я уже знаю, что сказать о первом акте, и подгоню это и ко второму.
Выехав за пределы города, Райкер нажал на газ; беседа была немногословной.
– Роджер сидит с ребёнком. Он будет жалеть, что пропустил такое событие.
– Да… ну…
– Кто сегодня дежурит?
– Дональд. Новенький.
– Получит крещение на крушении поезда. Интересно, что это за поезд?
– Товарняк, вот всё, что можно было вытянуть из ССЛ.
– Северное или южное направление?
– Не сказали.
В городке под названием Вайддкэт царило необычное оживление. В этом местечке всего и было что торговый центр, бар, заправочная станция и антикварная лавка; параллельно центральной улице шли железнодорожные пути. Люди толпились у шлагбаума или стояли прямо на путях, пристально вглядываясь во что-то в южном направлении. Райкеру пришлось прибегнуть к автомобильному гудку, чтобы прорваться.
– Это, вероятно, в полумиле к югу от города.
– Если ты не забыл поездку на Прогулочном поезде, – сказал Квиллер, – то вспомнишь, что железная дорога к югу от Вайлдкэта уходит в сторону от шоссе. Из окон поезда нам открывались такие виды, каких мы никогда не видели раньше.
Было ещё светло, но пасмурно. Впереди какое-то странное зарево освещало сгущающийся мрак. За поворотом они обнаружили, что шоссе перекрыто полицейскими машинами, каретами „скорой помощи“ и пожарными грузовиками. На обочине стояло несколько частных машин, а их владельцы с глупым видом таращились на аварийное оборудование. Райкер припарковал машину, и они с Квиллером пешком направились к месту основных событий, наблюдая, как „скорая помощь“, наполнившись ранеными, тут же отправлялась в Локмастер или Блэк-Крик. Откликнулись все окрестные городки. Фельдшеры бежали к лесочку, примыкавшему к дороге, а санитары с носилками возвращаясь с места крушения, продирались сквозь кустарник, хотя бригада спасателей, вооруженная топорами и пилами, изо всех сил старалась расчистить им путь.
Райкер показал полицейскому штата своё удостоверение журналиста.
– Можем мы попасть к месту происшествия?
– Идите за этими парнями, но не путайтесь у них под ногами, – сказал офицер, – Возьмите фонарики. Скоро стемнеет.
Оба репортёра нырнули в лесок, причем Райкер ворчал, что он испортит свои новые туфли.
Слышны были отдающие приказы голоса, которые эхом отражались от стен ущелья. Визг пил и удары топоров усиливали ощущение беды. Выбравшись из кустов, Квиллер и Райкер оказались на запасном железнодорожном пути – одноколейке со старыми телеграфными столбами. Команда санитаров с носилками, к которым ремнями был привязан пострадавший, бежала по пути, неловко прыгая по шпалам.
Когда журналисты, спотыкаясь, дошли до места крушения, то увидели вагон-платформу с огромным прожектором, освещавшим деревянный мост. На противоположной стороне ущелья виднелся ещё один вагон-платформа с подъёмным краном для аварийных железнодорожных работ. Потом они увидели сюрреалистическую сцену: ошеломлённые случившимся раненые сидели рядком на насыпи, а между ними сновали доктора в белых халатах. Никакого поезда не было видно.
– А вот и наш парень! – воскликнул Райкер. – Эй, Дональд! Добыл что-нибудь?
Они заспешили молодому репортёру навстречу.
– Немного, – ответил Дональд. – Только фотографии. Никто наверняка ничего не знает.
– Продолжай снимать, – распорядился его начальник. – А мы здесь покрутимся и попытаемся что-нибудь выяснить.
– Есть предположение, что состав угнали из Помойки с запасного пути.
– Боже мой! – вскрикнул Квиллер, подбежав к краю ущелья. – Это же „девятка“!
Три смятых вагона громоздились на паровозе, лежащем на боку в грязи, – гротескный монстр всё ещё изрыгал пар и дым.
Пятничный выпуск „Всякой всячины“ вышел из печати на два часа раньше обычного; в нём рассказывалось о случившемся в Вайлдкэте. Напечатанный крупным шрифтом заголовок первой полосы гласил:
