Почему я всегда представляю себе, как делаю самые ужасные вещи, о которых не говорят?
Я думаю, это потому, что в реальной жизни я самая настоящая мышка.
Через неделю место Денниса на уроке истории уже пустовало. Он уехал на Багамы со своими родителями.
«Бедный Деннис, — с горечью думала я. — Он пропустит не только экзамен, но и потрясающую лекцию о разделении власти».
Я сидела «на Камчатке», рядом с Мелоди Доусон. Она держала зеркальце и причесывала свои роскошные светлые волосы.
Я уже целый год сижу с Мелоди, и за все это время она едва ли сказала мне два слова. Каждый день она садится за парту, раскладывает учебники, а потом начинает причесываться.
Какая она противная! Чистюля, всегда выглядит безупречно. У нее французские дорогие джинсы. Спереди у них стрелка. А все ее свитера и футболки — с пони, фирменным знаком Ralph Lauren.
Однажды я увидела, как она переодевается в физкультурном зале, так даже белые носки у нее были с этим пони! Можете себе представить — носки от известного модельера?
У нее маленькие пухлые губки, вздернутый носик идеальной формы и белая кожа без единого пятнышка. Мальчики считают ее очень хорошенькой. А я думаю, что она противная девчонка.
Итак, мы сидели «на Камчатке». Денек опять выдался серый. Я думала о Деннисе.
Сейчас он, наверное, на пляже, купается в голубой прозрачной воде.
Мистер Нортвуд меж тем поставил на стол свой диктофон и нажал на кнопочку.
— Знаете, зачем я записываю наши уроки? — спросил он. — Потом я их прослушиваю вновь.
Он прочистил горло, и его большое адамово яблоко дернулось под воротом свитера.
— Записи помогают мне помнить, о чем мы с вами говорили, — продолжал он своим тонким голосом. — Дома я тоже себя записываю. Это может быть очень полезно.
Мелоди оторвалась от своего зеркальца.
— Это потому, что у него нет личной жизни, — пробормотала она.
Ребята захихикали.
— Я все слышал, мисс Доусон, — произнес мистер Нортвуд, поворачиваясь к ней.
Мелоди с вызовом посмотрела на него.
На ее месте я бы покраснела до корней волос и вообще провалилась сквозь землю. И чувствовала бы себя при этом ужасно.
Но Мелоди просто сидела и смотрела на него — нагло смотрела.
— Мелоди, я бы хотел, чтобы ты сегодня осталась после уроков, — жестко сказал мистер Нортвуд, потирая свою морщинистую щеку. — Нам надо поговорить.
— Я не могу, — холодно ответила Мелоди.
— Что ты сказала? — спросил мистер Нортвуд, глядя прямо на нее своими водянистыми голубыми глазами.
— Я не могу, — повторила Мелоди. — У меня тренировка по теннису.
Учитель постучал по столу своими длинными костистыми пальцами.
— Я боюсь, что сегодня ты опоздаешь на свою тренировку, — тихо сказал он.
— А я боюсь, что нет, — пробормотала Мелоди себе под нос.
И как только урок закончился, Мелоди вскочила и выбежала из класса на свою тренировку.
«Ну, надо же, — подумала я. — Вот это самообладание».
Если бы мистер Нортвуд велел мне остаться после уроков, я бы осталась, невзирая ни на что. Я очень боюсь проявить такую решительность.
Мне не нравится Мелоди. И никогда не нравилась. Но я поняла, что хотела бы иметь такое же самообладание.
Я встала и начала собирать свои учебники. Часть ребят уже ушла, но Зак Гамильтон и Кейтлин оставались в классе, и я услышала, как они разговаривают около доски.
Потом я посмотрела на мистера Нортвуда. Он был очень зол.
— Мне плевать, сколько банков у ее отца, — говорил он. — Она ничем не отличается от других учеников!
Зак и Кейтлин громко рассмеялись. Мистер Нортвуд стремительно повернулся к ним.
— Над чем вы смеетесь? — сердито воскликнул он. — Может быть, вы останетесь, чтобы обсудить это со мной?
После ужина (сэндвич с арахисовым маслом и пакетик чипсов) я сидела на полу своей комнаты, прислонившись спиной к кровати, и разговаривала по телефону с Маргарет.
Моя домашняя работа ждала меня на столе. Но мне не хотелось ею заниматься.
Я чувствовала себя как-то странно. Иногда жизнь в старом доме на улице Страха пугает меня… особенно когда я провожу вечера в одиночестве.
За окном падал легкий снег. Завывал ветер, скрипели старые оконные рамы. Иногда порывы холодного ветра задували в щели, и тогда по моей шее пробегал холодок.
— Я постоянно думаю о Деннисе Артуре, — сказала я Маргарет. — Знаешь, он там, на Багамах… плавает, ныряет… а мы тут мерзнем.
— Да, — вздохнула подруга. — Нужно принять это как должное, Джоанна. У нас очень скучная жизнь. Я имею в виду, что самое невероятное событие в моей жизни — это когда кто-нибудь оставляет на чай целый доллар.
— Ладно, мне нужно еще поработать над рефератом, — проговорила я, зевая.
— Ах да. Знаешь, мне так жаль мистера Нортвуда. Быть таким любезным со всеми…
— Не со всеми, — поправила я.
— Что ты имеешь в виду?
— Разве ты не видишь, как он обращается с Деннисом и его друзьями? То есть с богатыми. Например, с Кейтлин, с Мелоди… ну, в общем, с теми, кого мы видели на прошлой неделе в «7–11».
Маргарет молчала. По-моему, она крепко задумалась над моими словами.
— Ну что же, — сказала она наконец. — Если он обращает внимание только на богатых детей, я думаю, что нас с тобой это не коснется!
Я хихикнула.
— Да уж, мы-то точно все экзамены сдадим.
— А почему ты думаешь, что Нортвуд их преследует? — спросила Маргарет.
Я начала было отвечать, но прервала себя на полуслове.
Под моими окнами хлопнула дверца машины. Потом я услышала какой-то грохот.
Разбитое стекло? Окно?
— Маргарет, извини! — закричала я. Мне… мне кажется, что кто-то ломится к нам в дом!
Я бросилась к окну моей спальни и почувствовала приступ ужаса. Грохот был такой сильный, что казалось, будто это у нас в прихожей.
Я выглянула во двор. В нашем квартале не было уличных фонарей, но на крыльце горела лампа, освещавшая небольшой прямоугольник газона.
Снегопад прекратился, и на зеленой траве белели небольшие сугробики.
Я прижала лоб к холодному стеклу и посмотрела вниз. На террасе и перед домом — никого. Во дворе тоже никого.
Чуть позже я заметила темные тени, которые передвигались рядом с домом мистера Нортвуда, по дорожке к гаражу. На обочине была припаркована машина.
Трое или четверо ребят столпились около старого «Шевроле» учителя.
Я узнала Зака, Мелоди и Кейтлин. Потом увидела светлые волосы Ленни. Да. Их было четверо, и они что-то собирались сделать с машиной моего соседа.
Что происходит?
Может быть, они хотят поджечь дом мистера Нортвуда, а потом убежать прочь?
Но это было бы слишком. На такое они не способны.
И все-таки — что они замышляют?
Повинуясь какому-то импульсу, я схватила свитер и побежала вниз по лестнице, на ходу натягивая его. Задыхаясь от бешеной скорости, я выскочила за калитку и подбежала к ребятам у машины.
— Ого! — воскликнул Зак вполголоса. — Джоанна? Что ты тут делаешь?
Все четверо смотрели на меня так, как будто я по меньшей мере с Марса.
— Я здесь живу, — сказала я, прячась за машиной мистера Нортвуда рядом с Мелоди и показывая на свой дом. Дверь я оставила широко открытой, так что дом наверняка остынет, пока я буду с ними тут разговаривать. Но бежать обратно и закрывать дверь мне не хотелось.
— Ты — соседка Нортвуда? — спросила Мелоди. Более длинной фразы в свой адрес я от нее еще не слышала.
— Да, — кивнула я. — Повезло мне, правда?
— Мне на этой улице даже находиться страшно, — пожаловалась Кейтлин.
У Зака на голове была маленькая лыжная шапочка. Он натянул ее на лоб, почти до самых очков.
— Нортвуду самое место на улице Страха, — пробормотал он. — Вместе со всеми этими привидениями.
Наверное, я должна была оскорбиться, услышав эти слова, но, как всегда, промолчала.
Признаюсь, мне было очень интересно: эти четверо ребят приехали сюда из Норт-Хиллс для того, чтобы нанести визит нашему «любимому» учителю истории?
У меня было ощущение, что они не собирались преподносить ему цветы.
— Скорее, — сказала Мелоди, хлопнув руками в кожаных перчатках. — Уже поздно, и сегодня очень холодно. А вы так шумите, что всех покойников на кладбище перебудите.
И она показала в сторону кладбища на улице Страха, которое находилось через квартал от моего дома.
— У него горит свет, — сказал «Пенни, вглядываясь в двухэтажный кирпичный дом учителя. — Значит, он не спит.
— Хотел бы я перебить все его лампы! — пробормотал Зак.
— А что вы собираетесь сделать? — спросила я.
Зак повернулся ко мне. В темных очках и в шапочке он выглядел довольно страшно.
— Ты должна поклясться, что ничего не расскажешь Нортвуду.