– Кроссовки захвати, – напомнила ему вслед мама.
– Обязательно, – заорал Алешка из прихожей, заталкивая кроссовки подальше под тумбочку. Никак он с ними не расстанется.
Когда мы пришли в школу, Семен Михалыч участливо нас поприветствовал и спросил Алешку:
– Как у вашей мамы уши?
– Довольно чистые, – машинально ответил Алешка, позабыв о мамином «больном» ухе.
– А у папы зуб? – ехидно усмехнулся директор.
– Поправился, – сказал я.
– Ну-ну, – Семен Михалыч покачал головой. – Я проверю. Сегодня вечером.
До вечера еще далеко, что-нибудь придумаем. А вот что нам делать после уроков, мы уже знали. Поедем вымогателей от Аркашиного дома отпугивать.
Дядя Каша жил недалеко от нас, на окраине Москвы, где кончался город и начиналась природа, в большом новом доме (этажей в сто), окруженном железной оградой со шлагбаумом. Возле шлагбаума стояла веселенькая будочка, где нес свою вахту мрачный охранник в черной форме. Вооруженный до зубов пистолетом, наручниками, баллончиком и дубинкой. Он был очень вежлив с жильцами и очень груб с посторонними. Особенно с теми, которые не подъезжали к дому на клевых тачках, а подходили к нему пешком. Как мы с Алешкой.
Мы походили вокруг ограды – никаких в ней дырок, кроме «глазков» видеонаблюдения, не обнаружили и остановились у шлагбаума.
– Эй! – крикнул Алешка. – Нам к нашему дяде надо!
Охранник вышел из будочки, смерил Алешку взглядом и, коротко отозвавшись: «Иди отсюда!» – снова скрылся в будке.
Да, эту крепость нашими силами не взять. Я так и сказал Алешке. Он пожал плечами:
– Возьмем хитростью.
Через пару дней мы снова вертелись вокруг Аркашиного дома. Он, кстати, назывался почему-то «Парус». Наверное, потому что в самом деле немного походил на надутый сильным ветром парус, из бетона. Стены у него были не плоские, как положено, а какие-то кривые: одна выпуклая, а другая вогнутая. Наветренная и подветренная.
Лешка посмотрел на этот «Парус», задрав голову, и пробормотал:
– Парус... Это, Дим, не парус, а какой-то надутый великан.
Лешка точно сказал. Этот странный дом будто гордился перед нормальными домами, что он сам не такой же нормальный. Будто изо всех сил выпятил брюхо: вот, мол, я какой, а вы все не такие!
– Дим, а внутри у него стены тоже кривые? Наветренные и подветренные? Как же они там мебель вешают? Мебель у них тоже кривая? Наветренная и подветренная?
– А я откуда знаю?
– Пойдем, у охранника спросим.
– А он откуда знает? Он в своей будке торчит, его внутрь не пускают.
Алешка взглянул на меня так, что я сразу понял: его нисколько не интересуют выпукло-вогнутые стены. Во всяком случае – не снаружи. В этом доме, как и во всей этой истории, Алешку гораздо раньше, чем меня, заинтересовало что-то другое. И это другое, таинственное и опасное, скрывалось в пузатом доме. Потому Алешка так и рвался туда. Он будто чувствовал, где скрывается тайна и где находится что-то, что поможет ее раскрыть.
Тут как раз к «Парусу» подъехала красивая машина, разрисованная по бортам розовыми леопардами в зеленых пятнах. Охранник мгновенно поднял шлагбаум, вышел из будки и вытянулся как стойкий оловянный солдатик. Только на двух ногах. Зато лицо у него при этом было по-настоящему оловянным.
Машина въехала на территорию «Паруса», шлагбаум опустился. И поскольку охранник был не тот, что в прошлый раз, Алешка сделал еще одну попытку.
– Дядь, – сказал он, – а нам туда надо. Нас в гости позвали.
– Кто? Фамилия? Квартира?
– Дядя Каша позвал. А фамилию я не помню.
– Вспомнишь – придешь. – И охранник повернулся к нам своей оловянной спиной.
– Дядь, – сказал в эту спину Алешка, – а в квартирах стены тоже кривые?
Этот охранник был гораздо вежливей того: ни слова не говоря, он просто скрылся в своей будке.
Мы еще немного потоптались возле шлагбаума, но ничего интересного и полезного так и не получили. Всего-то: приехала еще одна разрисованная машина, да из одного подъезда вышел пацан (постарше Алешки, помладше меня) с какой-то не очень молодой женщиной. Но это были явно не жильцы «Паруса». Наверное, какая-нибудь уборщица со своим сыном, одеты они были довольно просто и, я бы сказал, не по-московски.
Но охранник их знал: вытягиваться перед ними не стал, но выпустил беспрепятственно. Женщина на нас внимания не обратила, а пацан скорчил рожу и надул под носом пузырь жвачки. Пузырь лопнул и повис у него на носу.
– Ах, как он нас удивил! – хихикнул Алешка. – Какой способный мальчик.
«Способный мальчик» обернулся и опять состроил рожу. Еще глупее первой.
Алешка ответил ему тем же. Только с б?ольшим артистизмом. А потом сказал мне:
– Дим, давай еще поболтаемся вокруг дома. Может, все-таки какую-нибудь дырку в заборе найдем. Или сами проделаем.
Как бы в нас самих тут дырок не проделали. Охрана тут крутая.
Но мы все-таки еще раз обошли территорию «Паруса» вдоль всего забора. Дырок в нем так и не нашли, а проделать их можно было только газосваркой. Или гранатой. Ни того, ни другого мы не имели. «Парус» был надежно защищен от нашего вторжения. Да еще и наябедничал. Правда, мы об этом узнали только вечером. Когда папа пришел с работы.
– У тебя очень непослушные дети, – сказал он маме за ужином.
– А у тебя? – спросила мама.
– Бандюги! Я сегодня просматривал записи с камер наблюдения Аркашиного дома...
– И что?
– Подозрительных лиц не замечено. Кроме двух личностей. Одна лет пятнадцати, другая примерно десяти. Делали попытки незаконно проникнуть на охраняемую территорию. Пытались подкупить охранника.
– Интересно чем?
– Личным обаянием.
В общем, нам не так чтобы уж очень попало, но мы поняли, что за Аркашину проблему папины сотрудники взялись серьезно. Папа даже без всякой конспирации сказал, что завтра состоится передача денег.
– И знаешь, где? – спросил он маму.
– У нас на кухне? – мама улыбнулась.
– Почти. На школьном стадионе.
– Класс! – Алешка аж подпрыгнул. – А когда?
– Посмотреть хочешь? Все равно не увидишь. Они все хорошо продумали.
– А как? Ну, пап... Расскажи, а? Мы никому не скажем.
И что удивительно – папа рассказал. Мне это даже показалось не столько удивительным, сколько подозрительным.
– Все очень просто. Рано утром, когда дворник очистит от мусора урны, Аркаша должен положить в крайнюю от входа на стадион урну газетный сверток. Неряшливый такой, газета мятая, в пятнах. Аркаша тут же уходит, а какое-то неизвестное лицо в неизвестный час этот сверток заберет.
– И вы это неизвестное лицо в этот неизвестный час...
– Точно, – сказал папа. – Мы его... Ого! Там всюду будут мои ребята. Под видом совершенно случайных людей. Ну там, молодая мамаша с коляской, бабуля с вязаньем, дедуля с газетой...
– Дядя Федор с топором, – добавил Алешка.
– А ты откуда знаешь? – папа сделал вид, что страшно удивился. – Бабуля с вязаньем – чемпион Москвы по карате, дедуля – мастер спорта по бегу на всякие дистанции, мамаша с коляской – призер Олимпийских игр по стрельбе...
– А в коляске у нее пулемет? – догадался Алешка.
– Гранатомет. – Папа улыбнулся. – Вот такие у нас кадры. Так что вы, непослушные мамины дети, не суйтесь завтра на стадион.
– А то еще спугнем неизвестное лицо, да, пап? – деловито спросил Алешка.
Глаза его блестели от предстоящего. Было ясно: он сделает все, чтобы ничего не проглядеть. Папа это сразу понял.
– Мать, Алешку под замок на весь день.
– А Димку? – ревниво взвизгнул Алешка.
– Димку необязательно.
– Дим, тогда ты мне все расскажешь. Как старший брат.
– Димку тогда тоже под замок, – решил папа. – Оба хороши.
Мне, честно говоря, тоже хотелось бы посмотреть, как сработают папины «ребята» – мамуля и бабуля с дедулей.
– Ладно, – сказала мама. – Под замок я их сажать не буду. Я им, как Золушке, дам всякие задания на весь день.
– Щаз-з! – взвился Алешка. – Отделить чечевицу от черепицы? Я не умею!
– Научишься, – спокойно сказала мама. – К вечеру. И кстати, когда наконец ты выбросишь в мусоропровод кроссовки?
– Начинается... – проворчал Алешка.
– Начинается! – вспыхнула мама. – Добрые люди, которые иногда к нам заходят, при виде твоих кроссовок пугаются и подскакивают. Мол, что за звери живут в вашей квартире?
– Мне их жалко, – сказал Алешка. – Они были такие красивые.
– Ну, когда это было, – сказала мама. – Сто лет назад.
– Папа свои болотные сапоги, все в дырках, тоже не выбрасывает, – сказал Алешка.
– Ну! – папа покачал головой. – Эти сапоги...
– ...У того, у кого надо сапоги, – продолжила мама. – Чтобы завтра утром твоих кроссовок в моем доме не было. Я хоть к ним и привыкла, но тоже побаиваюсь. И мне стыдно, что мой сын ходил в такой жуткой обуви. Значит, я плохая мать.
