— Разве не ты говорила, что последние семь — восемь лет она жила в доме для престарелых? — спросила Трейси.
— Так сказал папа.
— Тогда понятно, — заключила Трейси. — Это дорого стоит. Тысячи фунтов в год. Ничего удивительного, что деньги уплывали.
Холли вздохнула:
— Еще одна тайна ускользнула. Не успела появиться, как исчезла.
Кроме банковской книжки, из конверта выпали старые исписанные листы бумаги. Трейси протянула их Белинде.
— Скорее всего, это завещание.
Белинда даже присвистнула.
— Вот что я должна почитать. — Она заскользила глазами по строчкам и тотчас же нашла свое имя. — Слушайте! — воскликнула она и начала читать:
«Все мое состояние я оставляю своей правнучке, Белинде Хейес. Я виделась с ней лишь однажды, когда она нарочно полила горчицей голову своего отца, моего племянника. Это дало мне надежду, что она не будет похожа на остальных членов нашей семьи. Все они безмерно напыщенные и безнадежно респектабельные господа. Долгие годы они знать меня не знали, считали паршивой овцой в стаде. Но я кое — что раскопала и утверждаю, что семья Хейес не была столь респектабельна, как им хотелось бы думать о себе. Мой собственный дед попал в тюрьму как фальшивомонетчик. А в Средние века Вильяма Хейеса повесили за воровство овец. А между этими двумя прошли десятки других, кто пятнал имя нашей семьи. Все это записано моей собственной рукой в «Истории семьи Хейес».
Белинда сложила листки и усмехнулась.
— Я всегда знала, что родилась в интересной семейке. И вот подтверждение. Так, где здесь «История семьи Хейес»?
Холли протянула изрядно потрепанную тетрадь.
— Я думаю, она здесь.
Белинда начала читать.
Потом Холли и Трейси ушли домой, а она все больше углублялась в чтение, глотая с жадностью страницу за страницей.
Холли оставила велосипед у входа в Топ — Милл — Холл и постучала. Пока она ожидала у двери, глазам ее открылся вид на долину внизу. Вид был действительно завораживающий — тем более под голубым небом, в лучах яркого солнца.
Совсем другое ощущение по сравнению с ее первым приездом. Но одно точно совпадало: дверь никто не открывал.
«Опять расслабляется», — подумала Холли.
Она обогнула дом. Надо было все — таки позвонить заранее. Но что — то внутри останавливало ее. Вдруг Лавиния передумала давать интервью? Ну а потом она сама сказала: «Приезжай в любое время».
Как и в прошлый раз, задняя дверь была не заперта. Холли постучала в нее. Ответа не последовало. Она вошла. Никто не отозвался на ее приветствие. Она пошла прямо к последней комнате. Но в ней Лавинии тоже не оказалось. Огонь в камине был единственным признаком жизни.
Холли заглянула на кухню. Чайник был теплый, в раковине стояли грязные чашки. И все.
«Может быть, она наверху», — подумала Холли и, выйдя из кухни, пошла к тому месту, откуда начиналась лестница, ведущая наверх.
— Ла — ви — ни — я! — громко позвала она. — Это я, Холли.
Ответом было молчание.
Холли наверх не пошла. Она огляделась и увидела на коврике у входной двери письмо. Холли вспомнила, что по дороге ей попался почтовый фургончик. Должно быть, письмо валялось здесь с полчаса.
Холли подняла его. Оно было адресовано мисс Лавинии Джесоп с пометкой в левом верхнем углу: «Лично». На обратной стороне конверта было напечатано: «Франк Гибинс и сын. Адвокатская контора». Подобную вывеску Холли видела где — то в городе, но точно не помнила где.
Холли отнесла письмо в комнату и положила на столик рядом с камином. На столике оказалась открытая книга. Холли посмотрела на обложку. Название ее ошеломило: «Черная магия в современном мире». И подзаголовок: «Взгляд на верования и колдовские чары».
Хлопнула задняя дверь. Холли положила книжку на место и громко поздоровалась.
Лавиния просунула голову в дверь.
— Какой приятный сюрприз, — заулыбалась она. — Не ожидала увидеть тебя так скоро.
— Может быть, я не вовремя? Я стучалась, но, когда никто не открыл, я…
— Ты подумала, что я опять растянулась на полу.
— Да.
— На этот раз я вышла порастрясти свои старые бедные косточки. Если я хоть день засижусь дома, суставы немеют. Проклятый артрит.
— Разве у вас нет лекарства от этого? — удивилась Холли.
Лавиния стояла спиной к камину, всем телом приникая к теплу.
— У меня есть пара микстурок. Но чуда сотворить нельзя.
Тут Холли вспомнила про письмо.
— Оно лежало на коврике у входа.
Лавиния посмотрела на него не то с интересом, не то с подозрением. Затем она взяла с каминной полки специальный ножик и вдруг заметила напечатанные на оборотной стороне имена.
В одно мгновение женщина изменилась в лице. Она с силой ткнула костяным ножиком в конверт, с шумом набрала воздух в легкие и, быстро прочитав письмо, скомкала его и бросила в камин.
Лавиния молча смотрела, как пламя охватывало измятый лист, и не отвела глаз до тех пор, пока бумага не превратилась в черный комок. Тогда она взяла кочергу и растолкла его на мельчайшие хлопья.
Никогда прежде Холли не доводилось видеть такой яростной расправы с письмом. Казалось, Лавиния вознамерилась не оставить от него и следа.
— По — моему, нам нужно выпить по чашечке моего зелья, — проговорила она и без дальнейших объяснений заспешила на кухню. Холли молча последовала за ней.
Только после того, как Лавиния налила себе вторую чашку горячего красного напитка, она начала отходить.
— Итак, что же понесло тебя сюда снова? Только, пожалуйста, не отвечай: «Велосипед».
Холли улыбнулась. Момент был не слишком подходящий для разговора о статье. Но Лавиния догадывалась, что Холли «понесло» не просто так.
— Говори, не стесняйся. Чего там топтаться вокруг да около.
Холли скрестила два пальца и глубоко вздохнула.
— Я все время думаю о статье, — начала она. — Слишком интересный материал, чтобы засунуть его куда — то на последнюю страницу школьного журнала.
— Да уж, самообольщение может завести гораздо дальше. Например, до «Санди Таймс».
— Где уж нам уж, — быстро подхватила Холли тон хозяйки. — Ограничимся пока «Виллоу — Дейл экспресс».
Лавиния ответила не сразу — видимо, что — то решала для себя. Она налила себе еще одну чашку чая. Холли почти зримо ощущала, как шанс напечататься тает на глазах.
Разочарование, которое невольно отразилось на лице Холли, не ускользнуло от Лавинии. Она спросила в лоб:
— Для тебя это очень важно?
Холли кивнула:
— Я мечтаю стать журналистом, когда окончу школу. Чем больше статей у меня будет напечатано, тем скорее я найду работу.
— Понятно. У меня совсем нет намерения встать на пути твоей многообещающей карьеры. Когда хочешь начать?
— А можно прямо сейчас? — осмелела Холли.
— Хорошо. Только с одним условием.
— Каким?
— Ты помоешь посуду.
— Посуду?! Да я перемою все в доме. Сверху донизу!
— Все равно опять загрязнится. Удивительное дело, с какой уймой пыли может примириться человек в моем возрасте. Так неужели ради этого я стану портить руки первоклассного репортера черной работой? Ни за что!
Холли радостно улыбалась. Если бы она знала, во что втягивается, она не была бы так благодушна.
— Ну, и что это такое? — спросил мистер Хейес, когда Белинде наконец представился случай отдать ему в руки толстую тетрадь тетушки Мод.
— То, что здесь написано. «История семьи Хейес».
Белинда уже несколько дней пыталась заставить отца прочитать эти записки, но он все время был занят. Мистер Хейес, преуспевающий бизнесмен, много времени проводил в разъездах, но, даже когда он никуда не уезжал, дома его не было с шести утра до десяти или до одиннадцати вечера. Если нужно было что — нибудь ему сказать — а тем более показать, — следовало ловить момент, пусть даже не очень подходящий.
Сегодня он был совсем неподходящий. Миссис Хейес торопилась на репетицию музыкального кружка и приготовила на обед салат, тогда как для мистера Хейеса обед без мяса был не обед. Салат уже здорово испортил ему настроение.
— Откуда взялась эта история семьи?
— От моей прабабушки Мод.
— Ах, Мод. Как это я не догадался? — И отец протянул тетрадь обратно Белинде.
— Ты не хочешь посмотреть?
— У меня есть дела поважней, чем читать бред выжившей из ума старухи.
Белинда взвилась. Она не могла допустить, чтобы при ней так говорили о прабабушке.
— Неправда! — закричала она. — Тетушка Мод вовсе не была сумасшедшей! Просто она не корчила из себя шибко правильную. У нее не было самомнения, которое распирает всю вашу семью.
— Белинда! — воскликнул пораженный отец. Дочь никогда не разговаривала с ним так.
— Но это правда! — не могла остановиться Белинда. — Я скажу еще только одно. Ты можешь тешить себя тем, что твоя семья самая достойная, но знай, что в ней были и воры, и фальшивомонетчики, и карманники, и еще похуже…
