Я наблюдал за ними из-за занавески. Когда они повернулись, и свет уличных фонарей упал на их лица, я тут же узнал их.
Брэдли Хеншоу и Наттер Фрин!
Вот какую работу нашли «Неутомимые работяги»! Они расклеивают эти листовки! Неудивительно, что они так криво приклеены.
Брэдли и Наттер исчезли. Я приплюснул нос к оконному стеклу, но все равно не мог прочесть листовку. Но и спать я больше не мог, не прочитав ее.
Я быстро оделся, тихонько прокрался к входной двери и выскользнул на улицу.
Выйдя за ворота, я бросился к телеграфному столбу. И увидел новую листовку.
РАННЕЙ ПТАШКЕ — ЛУЧШИЕ КРОШКИ
Черная птица, казалось, смеялась надо мной.
Было раннее воскресное утро. Мы как раз завтракали, когда зазвонил телефон. Звонили из полиции. Они нашли кейс Брайена — в мусорном ящике, в окрестностях Мэлла. Конечно, пустой.
Ни бумаг, ни солнечных очков, ни калькулятора. Бумаги наверняка выброшены за ненадобностью. Эта шайка всегда так действует, объяснили полицейские. Берут только ценные вещи. Остальное просто выбрасывают.
Брайен понуро отправился за кейсом.
— Бедный, — сказала мама, сама не менее несчастная, чем Брайен. — Он надеялся, что хотя бы бумаги останутся. Там было письмо, которое ему очень дорого.
— Что за письмо?
— О, такое чудесное письмо, от одного из учеников.
— Что?! И кто этот подлиза? — Я не мог поверить, что кто-то пишет письма учителю! Не говоря уже об учителе Брайене.
Мама поджала губы. Она явно начинала сердиться на меня.
— Его зовут Тимоти Кинг. И он вовсе не подлиза. Он просто написал, что ему очень нравились уроки Брайена.
Я прекрасно знал Тимоти Кинга. Весь такой начищенный, прилизанный, аж тошно. Самый жуткий подлиза и зануда во всей школе.
Все, что я думаю, можно ясно прочесть на моем лице, наверное, поэтому мама тут же пустилась в объяснения.
— Мне не нужно повторять тебе, Том, что для Брайена нет ничего важнее его работы, — говорила она. — Это письмо для него бесценно. Ты, может, и не любишь древнюю историю, но Брайену приятно сознавать, что кому-то она нравится.
Я почувствовал себя виноватым. И тут же разозлился.
Почему все, что связано с Брайеном, приносит мне одни несчастья? Я же не виноват, что он потерял свой кейс!
Тут мама сказала, что нужно сходить в магазин, и я немедленно предложил свои услуги. Во-первых, потому что я чувствовал себя виноватым и хотел загладить свою грубость. И, во-вторых, потому что мне нужно было вырваться из дома.
Я сходил за сумкой и отправился в Мэлл, прихватив деньги и список покупок.
Пока я шел по улицам, мне попадались десятки листовок, приклеенных к стенам и почтовым ящикам. На одних было написано то же, что и возле нашего дома, на других:
ЛУЧШЕ СИНИЦА В РУКЕ, ЧЕМ ЖУРАВЛЬ В НЕБЕ
Если этот Тони Заетта пытается заинтриговать людей, подумал я, то ему это удалось. Теперь мне уже просто не терпелось узнать, для чего все эти листовки.
В Мэлле я купил все по списку. Хлеб, молоко, сыр, кофе и туалетную бумагу. Все прекрасно поместилось в сумке. (И туалетная бумага была хорошо запрятана.)
На обратном пути я наткнулся на Лиз, Ришель и Санни. Лиз и Ришель ходили за покупками. Санни явно возвращалась с тренировки.
Когда я их увидел, они читали очередную листовку про синицу в руке.
— Что это за бред про синиц и журавлей? — недоуменно спрашивала Ришель.
— Это значит, что то, что ты действительно имеешь, лучше, чем в сто раз большее, но чего у тебя нет, — ответила Лиз. — О, привет, Том!
— Привет.
Санни просияла, но Ришель слишком углубилась в размышления, чтобы обратить на меня внимание.
— Жуткое занудство, — наконец сказала она.
Я согласен с ней. Похожие фразы изрекает Брайен. Типа: «Все хорошее когда-нибудь кончается». Или: «Тише едешь, дальше будешь».
— А знаете, кто расклеивает эти листовки? — спросил я. — «Неутомимые работяги», ночью я видел Брэдли и Наттера.
— Понятно, — презрительно сказала Лиз. — Вот почему листовки все в пятнах. И лепят их везде, даже где должны висеть разные государственные указы.
— Мне так жаль добрые старые указы, — вставил я. — Их все время чем-нибудь заклеивают.
Девчонки просто взвыли от этой старой шутки.
Я пожал плечами.
— Но чего я действительно не могу понять, так это какой идиот сказал им, что работы всего на три ночи. Мы уже видели три листовки. Эта ночь, по идее, последняя. Но еще ничего не понятно.
— Пойдемте посмотрим, может, в «Зиппеди-Ду-Да» есть еще какие-нибудь? — предложила Санни.
Лиз отрицательно покачала головой и взглянула на часы.
— Мне надо домой. Я обещала маме посидеть с Питом, пока ее нет. Я выбежала на минутку поискать застежки для новых брошек. У меня осталась только одна. А магазин рукоделия закрыт.
— Слушай, Лиз, у тебя, по-моему, уже куча этих брошек. — Ришель без восторга взглянула на новое творение Лиз, приколотое к блузке. Чудовищное месиво перьев и бусинок.
— Ну что ты! Я просто умираю от желания сделать еще несколько, — сказала Лиз. — Наверное, скоро я буду их продавать. Или отдавать просто так, в подарок.
— Только не мне, пожалуйста, — пробормотала Ришель.
— Все равно, — сказала Лиз, не обращая внимания на слова Ришель. — Давайте встретимся в Долине после ленча, — скажем, полвторого. И расскажете нам новости.
Ришель зевнула.
Но после того как Лиз ушла, она с томной грацией согласилась войти в «Зиппеди-Ду-Да» вместе со мной и Санни.
— Все равно нечего делать, — вздохнула она, чтобы мы вдруг не подумали, что ей хочется пойти.
Но я уверен, ей не меньше нашего было любопытно, что происходит.
«Зиппеди-Ду-Да» находился недалеко от Мэлла, и там нас ждал сюрприз.
Магазин оказался закрыт, но большие витрины с двойными рамами, которые обычно украшали разные игрушки, китайские фонарики, гирлянды и прочие, теперь пустовали, а изнутри были заклеены черной бумагой.
Над витриной висел желтый транспарант, на котором были нарисованы те же черные птицы и большими буквами написано:
СЕГОДНЯ — РЕЙВЕН-ХИЛЛ, В ПОНЕДЕЛЬНИК СТАНЕТ РЕЙВЕН-СПЯТИЛ
— В понедельник. Это же завтра, — прошептал я.
Я прижал нос к стеклянной двери, чтобы заглянуть внутрь магазина. — Том! — зашипела Ришель, оглядываясь. — He надо! Там, наверное, кто-нибудь есть.
— Да, есть! — завопил я торжествующе. — Два парня!
— Один идет сюда, — предупредила Санни.
Ришель испуганно вскрикнула и быстро отошла от нас.
Теперь было видно: кто-то шел к дверям. Мужчина. Пухлый, довольный собой, с черными усами и двойным подбородком. Я уже видел его в «Зиппеди-Ду-Да».
— Это хозяин, Тони Заетта, — сказал я Санни.
— Том, отойди от дверей, — прошептала Ришель.
Но вместо этого я улыбнулся мужчине, который смотрел на нас из-за стекла и, кажется, был рад нам. Разве не для того, чтобы люди заинтересовались его магазином, он начал эту шумиху?
— Извините, ребята, — крикнул он из-за стекла. — Магазин сегодня закрыт!
— А что это вы затеяли, мистер Заетта? — крикнул я в ответ, указывая на витрину.
— Подождите! — Мужчина расплылся в улыбке. — Все узнаете завтра. Передай своим друзьям.
И вдруг его глаза расширились. Улыбка исчезла. И он судорожно стал дергать дверь, пытаясь ее открыть.
Я отошел на шаг. Что это с ним?
Двери распахнулись. Тони Заетта вырвался наружу и схватил меня за локоть.
— Отдай немедленно! — заорал он, срывая сумку с моего плеча.
Я услышал, как Ришель в ужасе вскрикнула.
Я был так ошеломлен, что не знал, что делать. Он что, сумасшедший? Я прижимал к себе сумку, а он все пытался вырвать ее у меня.
— Это мое! — кричал он.
— Нет, не ваше, — лопотал я, стараясь освободиться.
Тони Заетта крепче сжал мою руку, оглянулся через плечо и крикнул в глубь магазина:
— Лэнс! Иди скорей сюда! Помнишь сумку, украденную из моей машины? Я нашел ее!
Я заметил, что, к моему ужасу, вокруг начинает собираться небольшая толпа любопытных.
Заетта не обращал внимания. Он скалил зубы и в бешенстве дергал мою руку.
— Попался! Вор!
— Я не вор! — оправдывался я сдавленным голосом. — Я сейчас все объясню!
— Конечно, ты все расскажешь, — кричал Заетта, грозно хмурясь и не выпуская мою руку. — Ты сейчас расскажешь, откуда у тебя моя сумка, и как ты смеешь разгуливать с ней. Ну, давай! Объясняй!
Я услышал шепот в толпе. Мое лицо, наверное, было красным, как помидор. Уши горели.
В это время из магазина выбежал какой-то человек, которого я раньше не видел. Наверное, Лэнс. Он был великаном. Больше Тони Заетты. Он встал позади своего друга и смотрел на меня в упор.