Гун, казалось, не замечал, что за ним ведется слежка. Ехал он неторопливо, иногда снисходительно помахивая рукой встречным. У ворот какого-то дома он спешился, прислонил к ним велосипед и вошел внутрь. Пип притаился у живой изгороди.
Гун вскоре вернулся и свернул в сторону главной улицы. Там он зашел на почту. Пипу надоело ждать и смертельно захотелось мороженого. А совсем рядом была молочная, где продавалось мороженое. Он не выдержал соблазна. Ну да ничего! Он только заскочит туда – и сразу назад.
Однако именно в эту минуту мистер Гун и укатил. Пип проглотил всю порцию сразу, обморозил горло и кинулся следом.
Он нагнал миссис Троттевилл, которая шла по тротуару с Бастером, и пожелал ей доброго утра. Едва пес увидел Пипа и услышал его голос, как залаял и помчался за ним.
– Нет, Бастер, – закричал Пип. – Не сейчас! Вернись, будь умником!
Но Бастер только усерднее заработал лапами. Раз уж Фатти ускользнул от него, Пипа он не упустит! Правда, сил держаться наравне с велосипедом у него хватило ненадолго, и он, пыхтя, начал отставать.
Мистер Гун свернул на дорогу, которая вела на ферму, где и кончалась. Пип увидел его в ту секунду, когда он исчезал за углом. Зачем он туда поехал, Пип прекрасно знал. Фермер много раз жаловался, что на его овец нападают собаки. Следовательно, Гун хочет получить от него описание этих собак. Ну что же! Можно будет устроиться в тени живой изгороди и дождаться, когда полицейский снова выйдет. Но вообще-то следить за ним оказалось довольно нудным делом. Интересно, как там Ларри моет окна!
Пип спрыгнул с велосипеда, спрятал его в канаву и проскользнул сквозь пролом в изгороди на луг. Там паслись овцы и забавно резвились толстые трехмесячные ягнята.
Пип прислонился к стволу боярышника и стал следить за их играми. Внезапно он услышал дробный топоток, пыхтение, и секунду спустя к нему от пролома в изгороди кинулся Бастер. Он облизал Пипу все руки, радостно тявкая, словно желая сказать; «Нашел тебя! Нашел!»
– Да ну же, Бастер, – проворчал Пип, – хватит лизаться. – Он оттолкнул пса, и тот бросился описывать круги по лугу, заливисто лая.
Ягнята испуганно отбежали к своим матерям. И тут за изгородью раздался громкий и такой знакомый голос:
– Ха! Так, значит, овец фермера Медоуса гоняет собачонка жирного мальчишки? Я мог бы сразу догадаться. Сейчас поймаю эту собаку, пусть-ка ее пристрелят! Я только что на ферме узнавал, какие псы тут бесчинствуют, и на тебе! На месте преступления!
Треща ветками, на луг выскочил мистер Гун, и Пип мгновенно вскочил на ноги.
– Бастер за овцами не гонялся! – негодующе вскричал он. – Он пришел сюда за мной. И всего минуту назад!
– Сейчас я изловлю эту псину и заберу с собой, – отрезал мистер Гун, вне себя от восторга, что у него есть благовидный предлог поймать Бастера.
Однако поймать маленького скотч-терьера оказалось не так-то просто. Собственно говоря, Бастеру было куда легче самому поймать мистера Гуна, как не замедлил обнаружить полицейский, когда Бастер принялся кидаться на него и тут же отскакивать. В конце концов он приказал Пипу отозвать проклятого пса. Пип окликнул Бастера, и у Гуна только-только хватило времени взгромоздиться на велосипед и укатить.
– Где сейчас может быть Фатти? – простонал Пип. – Надо найти его и предупредить! Чтоб тебе пусто было, Бастер! Ну зачем ты за мной увязался? Теперь жди неприятностей!
Пип вскочил на велосипед и завертел педали. Бастер бежал рядом с ним, высматривая мистера Гуна. Вот бы еще разок атаковать его щиколотки! Однако Гуна нигде не было видно, так как он отправился домой, мечтая о чашке горячего сладкого кофе и куске домашнего бисквита.
Пип заехал к Фатти, но того дома не было. Пип даже ругнулся. Наверное, Фатти отправился продать билет Гуну. И Пипа разбирала досада, что он этого не увидит. Фатти наверняка переоделся старухой, решил он.
А Фатти провел довольно приятный часок, выбирая обличье, которое поможет ему продать билет мистеру Гуну. Он облачился в длинную черную юбку, черный джемпер, темно-красное широченное пальто и шляпку, которую купил на последней распродаже. Она была из черной соломки, а спереди ее украшали три багряные розы. Ее он надел на черноволосый парик, а потом подгримировался, искусно нанеся на лицо несколько морщин, очень похожих на настоящие.
Фатти погляделся в зеркало и ухмыльнулся. Потом насупился – и из зеркала на него посмотрела сердитая старуха!
«Жалко, что остальные меня не видят! Они бы умерли со смеху! – подумал он. – А где моя сумочка?»
Сумочка была старенькая – прежде она принадлежала миссис Троттевилл. В ней лежали пудреница, носовой платок И шпильки для волос – обычное снаряжение Фатти, когда он переодевался женщиной. Ему ужасно нравилось вытаскивать пудреницу и пудрить нос так, как это он подсмотрел у женщин. Его мать очень удивилась бы, если бы его увидела!
Отперев дверь сарая, Фатти чуть приоткрыл ее и прислушался. Есть ли кто-нибудь поблизости? Или можно незаметно выскользнуть на улицу?
Кругом царила тишина. Выбравшись из сарая, он запер дверь и пошел по боковой дорожке между кустами. Внезапно его остановил чей-то голос:
– Э-эй! Что вы туг делаете? – И садовник с любопытством посмотрел на убогую старуху.
Фатти тут же преобразился я иностранку: всплеснул руками, повел плечами и заверещал:
– Акль ига уми погги во?
– Вы что, по-нашему не умеете? – спросил садовник. – Вон дверь на кухню, если у вас какое-нибудь дело.
– Типли опли эрика ку, – с глубокой благодарностью в голосе ответил Фатти, ухмыляясь про себя. Видимо, он неплохо вошел в свою роль, если садовник его не узнал! И, пожалуй, лучше остаться иностранкой. Бормотать бессмыслицу ведь так просто! И он может разговаривать так хоть часами, пожимая плечами, как их учитель французского языка, и выразительно жестикулируя.
На улице никто не обращал на него ни малейшего внимания. Отлично! Фатти решил, что он очень похож на старух, которые иногда участвовали в заседаниях благотворительного комитета, собиравшегося у его матери.
Фатти свернул на улицу, где жил Гун, н подошел к его дому. Он постучал в дверь.
Ее открыл тощий мальчишка – тот самый, который проводил Гуна до двери, когда его подстерегал Пип – и внимательно на него посмотрел.
– Мистера Гуна нет, – сказал он. – А мама убирается. Если хотите что-нибудь передать, я ее позову.
– А! Так любезно, – ответил Фатти, просияв улыбкой. – Я входить.
Он отодвинул мальчика и прошел в приемную Гуна. Там он сел, расправив юбку, и пригладил ладонью волосы на затылке.
– Я позову маму, – сказал мальчик растерянно, не понимая, что это за странная посетительница. Может, знакомая мистера Гуна?
– Мам! Тут какая-то чудная старуха, вроде бы иностранка. Спрашивает мистера Гуна, – услышал Фатти голос мальчика. – Расселась в приемной.
– Ладно. Сейчас я узнаю, что ей надо, – донесся женский голос, и в дверях появилась женщина, вытирая руки фартуком.
Фатти ласково ей улыбнулся и кивнул.
– Я прихожу навестить любезного мистера Гуна, – заявил он. – Он меня ожидай?
– Уж не знаю. Его сейчас нет. Может, подождете? Я у него убираюсь – каждое утро прихожу. Ну а пока каникулы, так Берта с собой беру. Ну да, он мне помогает.
Фатти улыбнулся маленькой худенькой женщине самой дружеской улыбкой, подумав, что они с Бертом очень похожи, и сказал с большим чувством:
– Икки докка руни пай.
– Чего? – растерянно переспросила уборщица. – Вы же иностранка, верно? Одно время у меня жила иностранка. Такая умная! Читала у меня по ладони, как по книге!
– О-о, так? – сказал Фатти. – Я тоже читай по руке. Как по книге.
– Да неужто? – удивилась уборщица и подошла поближе. А Фатти изо всех сил старался вспомнить, кто она такая. Он же видел ее и раньше… Ах да! Она подруга Джейн, их горничной, и иногда приходит помочь кухарке, когда они ждут гостей. И он слышал, как они про нее разговаривали. Как же ее фамилия?.. Ах да – Микл.
А она еще раз обтерла руки о фартук и одну протянула Фатти.
– Так чего вы видите на моей руке? – спросила она с любопытством.
Фатти взял ее руку в свои и уставился на ладонь.
– А-а… ваш фамилия – Микл! Миссис Микл. Вы живете… м-м-м… в Пастушьем тупике…
– Ох ты! – Миссис Микл была потрясена. – Так все на ладони и написано? А еще что?
– Вы имеете пять сестра, – продолжал Фатти, вспоминая разговоры на кухне. – И… э… братья тоже, но сколько, не видно.
– Да шестеро их, – подсказала женщина. – Может, они вот тут, где пыль налипла? Знай я, что вы придете, так вымыла бы руки-то.
– Вижу еще болезни, – говорил Фатти, – и детей, и очень много чашек чая, и…
– Верно! – перебила она в волнении. – Я часто болела, а детей у меня пятеро. Берт, он младшенький, а уж чая я за свою жизнь выпила так и не счесть – ну, тысячи и тысячи чашек.
