Какое-то время я смотрел и ждал, когда успокоится сердцебиение. Прислушивался к пронзительному вою, тяжелым шагам.
И вдруг все стихло.
Моя камера…
Я с неимоверным трудом оторвался от окна и чуть ли не бегом бросился из комнаты в гостиную по короткому коридору. Может, я оставил там камеру, когда мы с Ханной вернулись из леса?
Нет. Ничего подобного.
Я проверил кухню. Здесь тоже ее нет.
— Тетя Марта! Дядя Колин! — крикнул я. Мой голос прозвучал тише, чем мне хотелось бы.
Я вернулся в коридор. Пробежал мимо своей комнаты, мимо ванной, туалета и кладовки. Их комната в конце коридора.;
— Вы видели мою камеру? — закричал я.
Я распахнул дверь их спальни.
Темно. Темно и пусто.
В комнате еще стоял запах духов тети Марты. И острый запах проявителя.
Они ушли в лес снимать животных.
Я один в доме.
Я глубоко вдохнул и задержал дыхание.
«Спокойнее, Алекс, — говорил я себе. — в порядке. Ты в полной безопасности. Найдешь камеру, как только успокоишься. Она, мо; лежит на самом виду, но ты в таком состоянии, что не способен увидеть ее. Успокойся!»
Я сделал еще один глубокий вдох. Я немного успокоился.
Закрыв дверь в комнату дяди и тети, я пошел назад по коридору.
Я почти дошел до своей комнаты, как вдруг услышал странные звуки. Будто кто-то скребся. А затем тяжелые шаги. Я замер и прислушался. Снова шаги. Тяжелая поступь.
Откуда они доносятся?
Сверху? Да, сверху.
Я посмотрел на потолок.
Снова скрип. Снова тяжелые шаги.
На чердаке!
Кто бы ни были существа, издающие эти звуки, они здесь, в доме!
Я прислонился к стене. Я дрожал всем телом.
С трудом проглотил комок, подступивший к горлу и стал прислушиваться к тяжелым шагам над головой.
Надо выбираться отсюда! Надо выбраться из дома!
Надо сказать тете Марте и дяде Колину!
Ноги вдруг стали что твое фруктовое желе. Я даже не знал, смогу ли я сделать шаг.
Я все-таки попробовал. Шаг. Ноги дрожат меньше. Еще шаг.
И тут сверху до меня донесся какой-то новый звук.
Я остановился и прислушался.
Никак пение? Кто это поет?
Собравшись с духом, я бросился наверх и схватился за дверь, ведущую на чердачную лестницу. Распахнув ее, я крикнул вверх:
— Кто это?
— Это я, Алекс, — раздался знакомый голос.
— Ханна?… — с трудом выдавил я из себя, глядя вверх на лестницу. — Ч-ч-что ты там делаешь?
— Разве тетя не сказала тебе, что я вернулась? — отозвалась Ханна.
— Нет, не сказала, — откликнулся я.
— Она сказала, что тут у нее навалом старой одежды, из которой можно сделать отличный костюм на Хэллоуин. Вот я и пришла выбрать что-нибудь.
Голова Ханны появилась на верхней площадке.
— А чего у тебя такой голос?
— Я… я подумал, — начал я, но слова застряли у меня в горле.
Я стал подниматься по лестнице.
— Сюда нельзя, — закричала Ханна. — Не ходи сюда!
Я остановился на третьей ступеньке.
— А в чем дело?
— Я не одета. Примеряю всякое барахло, — объяснила она. И с улыбкой добавила: — А кроме того, я хотела тебя удивить. Здесь такие потрясные тряпки. Похоже, в молодости твои дядя и тетя носили презабавные костюмы.
Голова ее скрылась из вида. До меня донесся шорох материи. Я спустился вниз.
— Да, слушай, ты не видела мою камеру? Я весь дом облазил и…
— Ой! — вскрикнула вдруг Ханна, вновь высовывая голову в люк. На этот раз она не улыбалась |
— Ты что? — крикнул я ей.
— Да твоя камера, Алекс. Тебе не кажется, что ты оставил ее в лесу?
У меня дыхание остановилось.
— Быть того не может. Мне кажется…
Я замолчал, чувствуя, как страшно засосало под ложечкой и перед глазами все поплыло.
— Она была у тебя в руках, когда Шон и Арджун ушли- сказала Ханна. — Но когда мы пришли домой, я не припомню, чтобы я ее видела.
— Этого только не хватало, — замотал я головой. — Надо бежать искать ее, Ханна. Нельзя оставлять ее на ночь в лесу.
— Ты что! — испуганно закричала Ханна. — Послушай, Алекс. Не вздумай ходить туда.
— Но мне надо!
— Но ночной лес — это тебе не игрушка! — горячо убеждала меня Ханна. — Там правда опасно.
Я повернулся и побежал в коридор. Я достал из стенного шкафа куртку и заодно нашел на полу в стенном шкафу в коридоре фонарь. Проверил, как он горит. Свет был ровный.
— Я на несколько минут! — крикнул я Ханне.
— Алекс, не надо, — послышался ее голос. — Прошу тебя, не ходи. Не ходи сегодня ночью в лес. Ты хоть подожди меня. Я сейчас оденусь. Подожди, не уходи, ладно?
Но я не мог оставить камеру в лесу. Там она погибнет.
Я захлопнул за собой входную дверь. Все вокруг было залито лунным светом.
Я обогнул дом и побежал через задний двор. Плотные черные тучи вдруг затянули луну. Ночной воздух оказался гораздо прохладнее, чем я ожидал. И такой влажный. На бегу я застегнул молнию куртки.
Пробегая мимо дома Марлингов, я посмотрел на окно. Но там ничего не было видно. Боковое окно все так же открыто. Но весь дом погружен во тьму. Света нигде не видно.
Трава была скользкой и мокрой от обильной росы. На лоб капнуло что-то холодное.
Неужели дождь?
Я застонал, подумав о камере, валяющейся где-то в лесу. Это такая дорогая камера. Я молился о том, чтобы успеть найти ее до дождя.
Какие-то мелкие зверюшки беззвучно бросились врассыпную у меня из-под ног. Я остановился.
Нет. Не зверюшки. Опавшие листья. Пор1ыв ветра нес их по траве.
Задний двор примыкал к лесу. Я наклонил голову, чтобы не стукнуться о низкие сучья. Старые большие деревья скрипели и раскачивались на ветру. I
Где-то вдалеке ухал филин, и я подумал о тете и дяде. Они где-то здесь в лесу со своими камерами. Может, я наткнусь на них.
Я бежал по извилистой тропинке. Еще одна упала мне на лоб. По дорожке забарабанил дождь.
Я остановился, увидев согнутое дерево-старика. То самое, что мы с Ханной фотографировали днем… Я поводил лучом по его искривленному стволу.
— По крайней мере, я не сбился с дороги, — вслух проговорил я.
Перешагнув через упавшую ветвь, я двинулся вглубь леса. Деревья издавали странные звуки; листва шелестела под порывами ветра. Где-то далеко раздавалось все такое же четкое уханье филина.
Свет фонарика вдруг ослаб, затем вспыхнул так же ярко. Его узкий круг освещал мне дорогу среди деревьев.
— Ура! — крикнул я, когда луч выхватил футляр камеры. Я оставил камеру на плоском пне. И как это меня угораздило забыть ее здесь?
Издав еще один победный клич, я взял ее в руки и прижал к себе. Как же я был счастлив. Она снова со мной! Я внимательно осмотрел ее, осветив фонариком.
Аккуратно стер капли дождя, попавшие на футляр. Потом сунул ее под мышку и отправился в обратный путь.
Дождь прекратился. По крайней мере, хоть ненадолго. Я весело напевал песенку. Мне хотелось проделать весь путь в один прыжок!
Камера была мне слишком дорога. Я обещал себе больше никогда не выпускать ее из рук.
Я перестал напевать, расслышав злобный рык.
Так рычат хищные звери. Свирепый низкий рев.
Я уронил фонарик.
Зверь снова зарычал.
Где он? Откуда он движется?
Он прямо у меня за спиной!
Я нагнулся и поднял фонарик. Колени подгибались. Меня охватывала паника.
Раздался громкий звериный рев. Затем сердитое ворчание.
Надо рвать отсюда когти. Убираться подобру-поздорову.
Я дунул чтo было сил.
На пути вырос пышный кустарник. Прижимая к груди камеру, я бросился за кусты и опустился на колени.
Укрывшись под сенью кустов, я пытался отдышаться. Сердце билось как сумасшедшее.
Сквозь листву ничего не было видно. Но зато было слышно, как рычит и урчит зверь. Я приник к землe, надеясь, что меня не видно. Надеясь, чтозверь не учует меня.
И тут послышались тяжелые шаги и злобный рев, словно зверь готовился к прыжку. Послышалось жалобное блеяние. Тоненькое, слабое. И крик ужаса, тут же смолкший.
Слышно было только сопение.
Ноги меня дрожали, меня всего трясло.
Звуки борьбы раздавались совсем рядом. Казалось, достаточно встать и протянуть руку, чтобы коснуться нападающего и его добычи.
Все было настолько близко, что до меня доносился каждый шорох, каждое движение и тяжелое дыхание зверя.
Топот. Рев. Урчание. Снова тонкое жалобное блеяние.
Страшный звук разрываемой плоти.
Чавканье. Клацанье челюстей. Опять чавканье. Рыгание. Снова звук отрываемого куска мяса.
Я закрыл глаза, пытаясь представить картину происходящего в двух шагах от меня.
Тяжелые шаги. Тишина.
Свист ветра стал как будто громче.
Свист ветра… тишина.
Я открыл глаза.
Я встал. Ноги едва держали меня.
