переставала удивляться тому, сколько всего знает Скаттл.
– Именно, – со знанием дела продолжила чайка. – Люди используют вихрочубчики для укладки волос. Вот так, втыкаешь, закручиваешь и тянешь. – Она продемонстрировала это на своих перьях. – Немного практики, и у тебя получится высокохудожественная причёска, от которой все люди сходят с ума!
Ариэль с восхищением взяла вихрочубчик и опробовала его на пряди своих волос.
– Хотелось бы мне посмотреть, как это делают люди...
– Но ты не можешь, – пробулькал из-под воды Флаундер, голос разума, к которому, увы, так редко прислушивалась русалочка.
– Эй! – возмутилась Ариэль.
– Ты знаешь, что это правда.
Скаттл понимающе кивнула:
– Отец так и не разрешил тебе посмотреть на сушу, да?
– Да, это запрещено. Он считает, что все люди – варвары.
Ариэль не понимала, почему её отец так упрямо ненавидит человечество и всё, что с ним связано. Судя по предметам, которые она находила на затонувших кораблях, люди умны и изобретательны. Морской народ мог бы многому у них научиться, не будь её отец таким упёртым и закрытым для нового опыта.
Русалка грустно вздохнула, вытащила вихрочубчик из волос и убрала его обратно в сумку.
– О, люди не так уж и плохи, – успокоила её чайка. Она выдержала паузу, а потом добавила: – Во всяком случае, если ты не кокос. Люди терпеть не могут кокосы. Клянусь, стоит им только увидеть кокос, как они тут же берут его и со всей силы разбивают! Вот так. – И Скаттл показательно стукнулась головой о камень. – Такое безумство!
Ариэль ухмыльнулась и извлекла из сумки второе сокровище. Это был тот самый поразительный увеличительный предмет. Русалочка задумчиво повертела его в руках, а затем показала подруге.
– А это что?
Та уже открыла рот, чтобы выдать очередное только что выдуманное название, как внезапный возглас заставил их всех подпрыгнуть на месте:
– АРИЭЛЬ!
Русалочка от неожиданности уронила своё сокровище в воду, а когда нагнулась, чтобы его поднять, увидела, что оно приземлилось прямо на голову Себастьяну, дворецкому её отца.
– Ари... Ой!
Упс. Ариэль прикрыла рот, чтобы скрыть вырвавшийся смешок.
– Прости...
Она прекрасно понимала, чем недоволен краб, и надеялась, что хоть на этот раз он обойдётся без нотаций, но зря.
– Ариэль, – начал Себастьян осуждающим тоном. – Что ты здесь делаешь? Зачем ты тратишь своё время на эту пустоголовую птицу, которая плавник от крыла не отличит?
– Что? – возмутилась Скаттл.
Но краба не волновало негодование чайки.
– Я полагаю, – продолжил он, – ты забыла, что сегодня ночь Коралловой луны?
Глаза русалочки округлились. Она и сама не могла объяснить, как этот факт вылетел у неё из головы.
– О нет...
– О да. Собрались все дочери короля Тритона. – Себастьян обвинительно взмахнул клешнёй. – Все, кроме одной.
– Папа меня убьёт, – тихо заключила Ариэль. Она часто опаздывала на семейные встречи, но на такие важные, как празднование Коралловой луны, – никогда. Ей было страшно даже представить, в какую ярость это привело её отца. Но лучше уж ярость, чем его фирменный осуждающий взгляд, от которого она чувствовала себя крошечной и незначительной, словно планктон. – Прости, Скаттл, мне пора.
Чайка заверила её, что всё в порядке, и улетела прочь. А Ариэль вместе со своими спутниками поспешила обратно к подводному дворцу. И никто из них не заметил, что за ними следят.
* * *
В пугающем мраке морских глубин, вдали от жизнерадостного королевства Тритона ждала своего часа морская ведьма Урсула. Её ручные угри, Флотсам и Джетсам, незаметно следовали за Ариэль до самого дворца. А их хозяйка наблюдала за происходящим, глядя в огромную чёрную жемчужину, зависшую перед ней в самом центре её логова. Её немолодое лицо расчертила зловещая ухмылка.
– Торопишься домой, принцесса? Конечно, мы же не хотим опоздать на папочкин праздник, верно? Возможно, и я к вам присоединюсь. Хотя, постойте-ка... – Она театрально оглянулась в поисках несуществующего приглашения. – Ах, да... Какой конфуз. Кажется, Урсулу забыли на него позвать. Снова!
Ведьме вдруг захотелось что-нибудь разбить, сломать, но она справилась с этим порывом. Вместо этого она запустила одно из своих щупалец в клетку и вытянула оттуда живую креветку.
Из её горла вырвался разъярённый крик:
– Это я должна закатывать вечеринки! А не ждать, когда меня соизволят на них пригласить! – Урсула отправила креветку в рот и выплюнула панцирь. Но её злость была так горька, что она не почувствовала вкуса еды.
«Только посмотри на себя, – думала она. – Во что ты превратилась? Растрачиваешь себя впустую. И ради чего?» Она провела в изгнании пятнадцать долгих лет, отверженная, изнывающая от скуки в этой крошечной мрачной пещере. Иногда ведьме хватало одного взгляда на себя, чтобы погрузиться в пучину скорби и печали. И как же холодно здесь, на такой умопомрачительной глубине! От этого холода она чувствовала себя ещё более одинокой. Конечно, рядом с ней были её прекрасные угри – Флотсам и Джетсам, её радость и гордость. Но Урсула не привыкла обходиться таким скудным обществом. В молодости она была душой компании, королевой всех вечеринок! Конечно, находились те, кто считал её слишком громкой и драматичной, но все сходились в одном – она умеет веселиться как никто другой. И вот до чего она докатилась – разговаривает сама с собой.
– А в это время папочка и его избалованный хвостатый народ празднуют Коралловую луну! – Тоска морской ведьмы улетучилась, уступив место ярости. Как же это несправедливо! – Спокойно, Урсула. Сделай глубокий вздох. Сейчас не время для жалости к себе.
Она не собиралась и дальше прозябать на глубине. Всё время своей ссылки она трепетно взращивала и копила в себе магию.
Если этим жалким русалкам нужен повод для праздника, Урсула его предоставит. Она дотронулась до наутилуса, висящего на её шее, и склонилась над чёрной жемчужиной. В её чернильных глубинах отражалась Ариэль.
– Кажется, я наконец отыскала папочкино уязвимое место.
Его младшая дочь так увлечена людьми. И ведьма знала, как обратить это увлечение против неё. В голове Урсулы родился настолько коварный план, что её лицо расплылось в счастливой улыбке.
Что бы там ни думала его младшая дочь, королю Тритону совсем не нравилось кричать на своих детей. И всё же его захлестнула волна ярости, когда на пороге тронного зала
