встали на изготовку, сжимая в руках рукояти копий.
– Мой сын не пойдёт с вами, – ледяным тоном произнесла королева.
– Как пожелаете, – миролюбиво ответил Тосахтах.
Он чуть наклонился и тихо сказал что-то Харрису. Лицо принца Данброха оставалось совершенно непроницаемым, по нему невозможно было понять, испуган он или, наоборот, заинтригован.
Харрис как мог крепко ухватил Брионна за ошейник, хотя пёс изо всех сил пытался вывернуться и лизнуть пальцы хозяина, и всё такой же твёрдой походкой вернулся в ряды свиты Данброха.
Вдруг Макалпин щёлкнул пальцами, как будто что-то только что понял.
– Чертополох! – сказал он.
– Что вы сказали? – переспросила Элинор.
– Я всё пытался вспомнить, где раньше слышал ваше имя, – объяснил Тосахтах. – Элинор из клана Данброх. Много лет назад вы были известны, как королева-дипломат. Миротворец. О вас до сих пор ходят легенды. Кажется, именно так вы называли племена, не желающие разделяться? Чертополох. Так крепко держатся друг за друга, но не держатся вместе. Думаю, прекрасная королева, мы с вами не так уж сильно отличаемся.
Мерида, Харрис и Лиззи разом повернулись к Элинор. Они опять узнали о ней что-то совершенно новое.
Но лицо королевы Данброха было настолько же непроницаемым и холодным, как и лицо её сына несколько минут назад.
– Прощайте, лорд Домналл Макалпин, – сказала она со своим коронным сдержанным достоинством. – Надеюсь, больше не встречаться с вами при таких обстоятельствах.
Тосахтах в ответ только улыбнулся.
Не только Мерида была поражена всем тем, что вдруг узнала об Элинор. Сначала раскрылась тайна её воспитания, о которой рассказала Маэль Мюир, а теперь оказалось, что королева Данброха знаменита далеко за пределами своего королевства. Ни Мерида, ни Лиззи, ни даже Харрис ничего об этом не знали, но сразу им узнать ничего не удалось.
Тем же вечером свита королевы разбила лагерь в достаточном отдалении от разорённого города, где не ощущался ужасный запах гари, оставленный Тосахтахом, и Элинор взялась за дело. После встречи с Безумцем ей необходимо было передать несколько важных сообщений. Одного из гонцов она отправила в Данброх, чтобы тот сообщил Фергусу о случившемся. Второй поскакал в Ардбаррах, так как там должны были узнать о разорении города, который находился под их защитой. Третий должен был навестить ближайшую деревню, чтобы узнать, всё ли там в порядке, и предупредить о возможной опасности.
Элинор была настоящей королевой.
Разумеется, после всего случившегося она была крайне раздражительна и вспыльчива. Весь свой гнев она обрушила на Харриса, которому прочитала длинную лекцию о поведении его собаки и о том, насколько плохо всё могло обернуться: сначала Брионну могли перерезать горло у него на глазах, а потом и ему самому на её глазах, просто чтобы преподать урок, и пусть он не думает, что такого не бывает, потому что ей приходилось видеть и не такое!
Харрис выдержал всё это со своей обычной невозмутимостью, и наконец Элинор достаточно успокоилась, чтобы сесть у костра и поужинать. Пока Айла осторожно вытаскивала колючки из юбки её платья, Мерида и Лиззи воспользовались затишьем, чтобы начать расспросы. Сначала она только отмахивалась, не желая утолить любопытство девушек.
Но тут один из солдат, опиравшийся на копьё у костра, немного подобрался и сказал:
– Мою сестру зовут Элинор в честь вашей мамы, принцесса.
– Я до сих пор помню, как её величество навещали нашу деревню после её освобождения, – добавил другой.
– В моём родном городе сочинили прекрасную песню о том, как королеве удалось уговорить клан Грегоров и клан Конкобаров закончить кровавую вражду, – весело сказала одна из кухарок Эйлин, наполняя бокал Элинор.
– Преувеличение, – сдержанно улыбнулась она.
Но истории продолжали сыпаться, становясь всё длиннее и подробнее, пока в конце концов почти вся свита не собралась у огня, чтобы поведать Мериде, как жила её мать до того, как стала матерью. Постепенно Элинор расслабилась и включилась в общий разговор.
– Нас называли «Война и мир», – сказала она, отламывая от пирога кусочек ровно такого размера, какой можно было съесть при всех, не жертвуя манерами. – Когда мы с твоим отцом обручились, никто в это не поверил! Он провёл свою молодость, разжигая драки, а я – разнимая драчунов.
– И тебе тогда было столько же лет, сколько мне сейчас? – с недоверием спросила Мерида.
– Да, – ответила Элинор. – Иногда мне кажется, что теперь я совсем другая. Как будто прожила две жизни. Ах, вот было время!
У Мериды в голове не укладывалось, что ещё в молодости её мать верхом объехала едва ли не всю Шотландию. Да, она и сама много путешествовала, только почему-то никто не собирался сочинять баллады о том, как она прочла несколько книг в монастыре, пасла пару чудесных коровок и как-то раз сопровождала картографов.
Ей невольно вспомнилась фраза Ферадаха, которая преследовала её уже почти год: «Много шума, мало толка». А вот её мать уж точно не шумела попусту.
И всё это время Мерида осуждала Элинор за бездействие.
Ей вспомнился вид уничтоженного города, проникающий всюду запах резни. Тосахтах засыпал солью колодцы и срубил все хорошие деревья поблизости, чтобы навсегда лишить это место будущего.
Какая невероятная разница с целенаправленным разрушением Кинлохи или жестокой, но целительной травмой Ценнедига.
Ферадах открывал двери для нового, а Тосахтах намеренно их захлопывал.
– Но почему вы больше этим не занимаетесь? – спросила Лиззи. – Очевидно, необходимость в вас ещё есть! Взять хотя бы Безумца, кто-то же должен положить конец его зверствам.
– Такими вещами не занимаются, когда на руках дочь и трое сыновей, – пожала плечами Элинор. – Я просто стала матерью.
– Ты могла бы пристегнуть меня к спине и продолжить путешествовать, – запротестовала Мерида. – Я была бы только рада!
– Уверена, ты была бы счастлива, – вздохнула Элинор. – Но тогда я ещё надеялась, что ты вырастешь достойной леди. – Она ласково улыбнулась дочери, чтобы смягчить удар. – А тройняшки... что ж. Было достаточно трудно произвести их на свет, а сохранить им жизнь – работа даже ещё сложнее.
Она повернулась к Харрису, но он, казалось, пропустил эту колкость мимо ушей. Мальчик сидел и смотрел на костёр с отсутствующим выражением лица и плотно сжатыми губами.
Мериде очень хотелось узнать, что сказал брату Тосахтах, но он, конечно же, лишь презрительно промолчал, когда она спросила.
